Хоу родился через четыре года после Второй мировой в семье снайпера британской разведки, первым вошедшего в концлагерь Берген-Бельзен в апреле 1945 года.  Хоу-старший покончил с собой, когда Брайану было 13 лет. В 16 Брайан поступил юнгой на торговое судно, объехал весь мир, и наконец в 1970 году оказался в Северной Ирландии в самый разгар «Несчастий», войны между ирландскими республиканцами, лоялистами и британской армией. Атмосфера безнадеги и ненависти всех ко всем настолько поразила его, что Брайан взял гитару и пошел петь рождественские колядки по пабам Белфаста и раздавать белые шарики, символ мира. Как ему удалось выжить — до сих пор загадка.

Свою бессменную вахту на площади перед британским парламентом в Лондоне Хоу занял в 2001 году и сперва протестовал против экономических санкций, наложенных на Ирак – по мнению Хоу, они были повинны в ежедневной голодной смерти 200 иракских детей. Каждый день он сидел перед своей палаткой, разбитой прямо под окнами депутатов, и молился за благополучие иракцев. Поначалу его воспринимали с безразличной ухмылкой, как очередного городского сумасшедшего, которыми так богат Лондон. За два последующих года британо-американская коалиция не только осчастливила своим присутствием афганских детей, но и начала полномасштабную военную операцию в Ираке, несмотря на массовое возмущение — в феврале 2003 года на улицы Лондона вышел миллион человек. Все это время Хоу сидел в своей палатке и кричал в мегафон, пока его наконец не начали слушать. Постепенно из одинокого безобидного эксцентрика он превратился в символ гражданского неповиновения и главного врага первых лиц страны.

Особенно много сторонников у Хоу появилось после того, как правительство страны и городские власти Лондона объявили войну ему самому. К 2005 году на полянке напротив парламента раскинулся уже целый палаточный лагерь, посреди которого стоял Хоу в своей военной каске, украшенной десятками значков, и скандировал в мегафон антивоенные лозунги. Депутаты, чьи окна выходили на сторону лагеря, жаловались, что шум ужасно мешает работать, райсовет округа Вестминстер беспокоился насчет сохранности газона, а спецслужбы таинственно намекали, что в палатках террористы могут спрятать бомбу. За все эти годы Хоу — отец семерых детей! — не покидал лагеря практически ни на минуту, разве что отходил выступить на каком-нибудь еще митинге, а питался сигаретами и бутербродами, которые ему приносили поклонники.

Выселение Хоу с парламентской площади стало вопросом национальной политики. Дэвид Кэмерон включил его в свою предвыборную программу, а мэр Лондона Борис Джонсон лично обещал Ее Величеству разобраться с нахалом после того, как Брайан и дюжина его сторонников осыпали проклятиями проезжавший мимо королевский кортеж. Однако и административный ресурс против упорства Хоу оказался бессилен. Ради него изменили закон о демонстрациях в центре Лондона, но без толку — обратной силы-то закон не имеет, а Хоу со своей палаткой сидел на этом самом месте задолго до его принятия. Все ужесточавшиеся репрессии против него для склонных к паникерству газетных колумнистов и блоггеров для всех служили верным признаком неминуемого тоталитаризма. Хоу десятки, а то и сотни раз арестовывали, в ходе рейда с участием 78 бойцов спецотряда полиции конфисковали все его плакаты и транспаранты (потом их в точности воспроизвел в галерее Тейт художник Марк Уоллингер, за что получил премию Тернера), но Хоу не сдавался. Пересидев всех своих врагов, он проиграл борьбу с собственным телом — в прошлом году у него обнаружили рак легких в терминальной стадии.

Как и все упертые активисты, Брайан Хоу отличался довольно скверным характером. Разговаривать с ним было практически невозможно — он буквально через секунду срывался на крик и начинал своим каркающим, хриплым голосом поносить всех подряд: правительство, полицию, армию, райсовет, глупых туристов, показывающих на него пальцами. Он разрушил собственную семью, жил на улице среди мусора, крыс и всяких сомнительных оборванцев, которые прибивались к нему с целью вписаться в палатку с отличным видом и законной защитой от полиции.  Над ним поначалу смеялись, но Хоу все-таки хватило настойчивости твердить изо дня в день, что война, какие бы изящные эвфемизмы для нее ни изобретали, кошмарна, а называть гибель детей (чьи распухшие трупы украшали как минимум половину его плакатов) «сопутствующим уроном» может только законченный подонок. Потребовалось почти целое десятилетие, чтобы его наконец услышали. Наверное, это последний британский подвижник: таких больше не делают.