Стать участником
18 +

Андрей Мовчан Жить в эпоху фарса не слишком приятно, но все же лучше, чем в трагическую эру

Главная / Полная картина

Алексей Байер /

Мы вспоминаем свои коммуналки

Квартирный вопрос никогда до конца не был решен в Советском Союзе. Поколение за поколением росло в коммунальных квартирах. В хоромах бывших буржуев, уплотненных в гигантские коммуналки, или в изначально построенных на две-три семьи. Отдельная квартира — маленькая, с низкими потолками, с отличной слышимостью оправления физиологических функций соседей, часто расположенная на далекой окраине посреди гигантского пустыря — казалась верхом счастья. И тем не менее в коммуналках детям было интересно, и вспоминаются они трогательно

+T -
Поделиться:

Психолог  Катерина Мурашова рассказывает, как в своей ленинградскойкоммуналкеони с подружкой гуляли по широким старинным подоконникам, дизайнер Лев Цейтлин — как газеты на туалетную бумагу в общем сортиреего мама резалаиностранным ножом для писем, а художник Василий Кафанов— как он вырос вбывшей квартире главного полицейского Большого театра

Теги: Полная картина, ХХ век
поддержать
Предыдущий
Другие материалы автора Следующий

Читайте также

  • Как мы отдыхали в СССР

    Возможности для летнего отдыха у советского человека были более чем ограничены. Были «брежневские курорты», дикие пляжи, поездки к родственникам в…

  • Мы вспоминаем московскую Олимпиаду

    Единственное, что можно с уверенностью сказать про летние Олимпийские игры, — это что независимо от накала спортивных страстей наиболее захватывающая…

  • Помните ли вы 21 августа 1991 года?

    Что вы делали 20 лет назад 19, 20, 21 августа? Мы решили повторить вопрос, заданный  главным редактором газеты «Коммерсант» Михаилом…
Комментировать Всего 18 комментариев
Катерина Мурашова 16:05 8.07.2011 Ссылка
раскрыть раскрыть ветвь

Я родилась в Ленинграде, на Петроградской стороне (на Кировском проспекте), в огромной коммунальной квартире (на пике ее формы в ней проживало 42 (!) человека). Ванны и душа в ней не было, мы ходили в баню неподалеку. Туалет был — одна штука. Под потолком в нем почему-то всегда клубился светящийся туман. Я думала, что там живет такой специальный призрак, и звала его «Унитазником».

У нас была очень большая комната —  36 метров, с высокими (4,5 метра) лепными потолками и двумя большими окнами. Подоконники были низкие и такие широкие, что мы могли прогуливаться по ним вдвоем с подружкой-соседкой (нам так и говорили: не путайтесь под ногами, пойдите на подоконник погуляйте!). Еще при комнате была большая темная кладовка (тоже принадлежавшая нашей семье).

Иногда в квартире возникали могучие, не очень понятные нам, детям, потасовки — с воплями, оскорблениями, швырянием кастрюль, метанием тапок и костылей (в квартире было как минимум трое инвалидов-опорников). Мы рассматривали потасовки как развлечение (теперь я подозреваю, что взрослые насельники рассматривали их точно так же) и бегали на них «визжать». Потом все расходились по комнатам, пили, чтобы успокоиться, водку, коньяк, валидол и валерьянку и обменивались впечатлениями.

Мой дедушка был инвалидом войны 1 группы. Нам дали на пятерых двухкомнатную квартиру (по площади чуть превышающую нашу комнату в коммуналке), и мы в нее переехали. Сначала я очень скучала по нашей старой квартире и ее людям. Но осенью пошла в школу на новом месте, у меня появились новые впечатления, и я как-то смирилась…

Поддержать Ответить
Наталья Спихт → Катерина Мурашова 19:44 9.07.2011 Ссылка
раскрыть раскрыть ветвь

О, наша коммуналка на Петроградке! Тоже потолки в 4,5, по которым скользят ночью тени дребезжащего под окном трамвая.

Тоже комната 36 кв.м с любимым подоконником с видом на бюст дедушки Ленина.

И широкая парадная с мраморными лесницами и с алкоголиками, лежащими под батареями на втором лестничном пролете, и черный ход в двор колодец, пропахший кошками.

Зазубренные правила, согласно которым: нельзя на пианино громко, нельзя, чтобы друзья звонили по телефону, в коридор без надобности, в туалет надолго, в ванной воду не лить, конфорки на кухне не занимать, кошку не выпускать из комнаты...

Огрызок карандаша на веревочке у телефонной полки в коридоре, и пометки на обшарпанных обоях.

Нижнее белье тети Иры ( жены капитана дальнего плавания), развешенное в обветшалой ванне, на которое приходили поглазеть как на картину-шедевр...

И тетя Поля, перерезавшая электропроводку в свою комнату, чтобы не платить за электричество - как страшное привидение, шастаюшее по черному коридору..

Поддержать Ответить

Эту реплику поддерживают: Катерина Мурашова, Алексей Байер

Алексей Байер → Наталья Спихт 21:07 9.07.2011 Ссылка
раскрыть раскрыть ветвь

Под'езды в Питере всегда были устрошающими. Заглянешь иногда случайно, и думаешь--вот он, вход в ад. Ну и проходные дворы такие-же. Недавно ходил по лабиринту около Летнего сада. С Виргилием.

Поддержать Ответить
Наталья Спихт → Алексей Байер 01:25 10.07.2011 Ссылка
раскрыть раскрыть ветвь

Наше парадное (только питерцы так говорят:) было очень красивое - широкие мраморные лестницы, невысокие ступени, широкие окна с подоконниками, массивные двери в каждую квартиру. Настоящий барский дом. Жалко, загадили после революции... Вот сейчас кому-то достался после расселения коммуналок, завидую:)

Поддержать Ответить
Алексей Байер → Наталья Спихт 01:53 10.07.2011 Ссылка
раскрыть

В Москве тоже так говорили, особенно кто постарше. Парадное.

Просто словосочетание у нас гадят в под'езде как то более естественно чем--"опять какая-то свинья нагадила в парадном."

Да, парадные в Питере изначально были красивые и добротные, просто когда нет света, не крашено и неметано с 1914 года, на лепнине потолка висят спички с копотью и окна побиты, это именно что похоже на врата ада больше, чем если бы просто был банальный под'езд.

Поддержать Ответить

Эту реплику поддерживают: Наталья Спихт

Lev Zeitlin 16:06 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Родился и вырос в 1-м Щиповском переулке, д. 11/13, 3-й подъезд, 4-й этаж. Жили в коммунальной квартире из трех комнат с общей кухней и уборной. Кухня с чугунной раковиной и краном холодной воды на три семьи. И единственной частной собственностью были туалетные доски, висевшие на стенах общей уборной вокруг унитаза, на гвоздях — у каждой семьи своя.

Недавно я спросил у мамы, кто и когда нарезал газетные квадратики — «Правда», «Известия», «Вечерняя Москва», «Советский спорт», аккуратно наколотые на гвоздик на уровне глаз сидящего. Выяснилось следующее: чаще всего она с помощью моих маленьких братьев-двойняшек. Они аккуратно складывали газеты, как мама их учила, а она резала ножом для писем — сувенир, привезенный дедом из-за границы.

Наша комната была 15 квадратных метров, самая маленькая из трех, но я и родители там уживались, до тех пор пока не родились братья-двойняшки. В комнате за нашей стенкой жила семья: мать-прачка, отец-алкоголик и сын, мальчишка много младше меня, так что мы с ним не дружили. В третьей комнате жил мамин отец: будучи коммунистом и борцом за правое дело с юных лет, он имел свою собственную комнату, как лицо привилегированное.

Прачка работала на дому, стирала чужое белье в нашей общей кухне, в большой кастрюле, которую ставила на плиту кипятить. Когда она стирала, помню, по всей квартире стоял смрад грязного белья и хозяйственного мыла. Муж-алкоголик большей частью отсутствовал, но когда появлялся дома, то за стеной было слышно, как они скандалят. Она после его визитов всегда плакала, не потому, что он ее бил, а потому, что, как правило, крал ею спрятанные деньги, а иногда забирал еду, чтоб продать и на выручку купить водки.

Зато во дворе рядом с железными качелями и песочницей было бомбоубежище, в которое мы, дети, всегда лазили играть в прятки, в доктора, а с возрастом и в карты. В бомбоубежище тоже всегда воняло, но это было не важно: саспенс приключений в подземелье компенсировал все неудобства.

Поддержать Ответить
Василий Кафанов 16:06 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Мне повезло: коммунальная квартира, в которой я провел свое раннее детство, была сравнительно небольшая. Наверняка, как и положено в коммуналке, происходили грызня и ссоры, деление конфорок, скандалы, доносы, но все это в детской памяти моей не уцелело, и слава богу. Всего проживало там пять семей, вернее, четыре с половиной, так как гегемон дядя Жора после развода просто разделил свою большую, с двумя дверями комнату, когда-то очень давно служившую прежним хозяевам столовой, перегородкой, не доходящей, правда, до самого потолка, за которой в меньшей половине без окон, ютилась его бывшая жена с взрослой дочкой. Сам он остался в большей, естественно, с окном, с новой супругой помоложе и с новой дочкой.

Комнату в этой квартире мой дед получил, когда перебрался с семьей из Харькова, и именно из этой комнаты его успешно забрали энкавэдэшники, когда пришло время.

Фурманный переулок, дом 6, квартира 1.  Наши два окна с краю.

Построен он был явно для людей состоятельных. Квартиры были просторные, с замечательной планировкой, разумеется, каждая для одной семьи. В нашей, например, проживал главный полицмейстер Большого театра. А в соседнем подъезде находилась и, надеюсь, сейчас находится музей-квартира художника Васнецова.

Помню заставленную общественными шкафами темную прихожую, длинный коридор и, конечно, кухню. Естественно, каждая семья имела столик или что-то наподобие, и все делили одну плиту. В примыкавшей к кухне комнатке, когда-то предназначенной для служанок, проживала тетя Катя, одинокая мать с удивительно похожим на Пушкина кучерявым и темнокожим подростком Витей. Где и как она сумела найти свое счастье задолго до фестиваля молодежи и студентов в Москве, для всех соседок оставалось вечной загадкой, поскольку постоянно меняющиеся Катины поклонники выглядели как обыкновенные российские алкаши.

Как Александр Пушкин вдохнул свежую струю в русскую культуру, так и мулат Витя, в те частые часы, когда тетя Катя выставляла его на кухню, чтоб не мешал встрече с очередным другом, познакомил меня с народным лексиконом не очень свежего русского мата.

Помню, что были банные дни, что в просторном сортире на стенах висели персональные сиденья, помню, как моя бабушка уставшая от  борьбы со мной, пригласила кого-то из соседей-мужчин задать мне порку, а я выскочил в окно, благо квартира располагалась на первом этаже, и не приходил до ночи...

Коммуналка, это кошмарное изобретение коммуняк, я по тебе не скучаю, но иногда я вижу тебя во снах.

Поддержать Ответить

Эту реплику поддерживают: Наталья Спихт

Катерина Мурашова 16:07 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Наша квартира была целой Вселенной — в ней все было. Например, вся комната бабы Дуси была увита разными теневыносливыми лианами и называлась «лес». Там в полутьме стояли огромные горшки, цвели тропические цветы. Может быть, это я уже теперь придумываю, но мне кажется, что там даже бабочки иногда летали. Баба Дуся пускала в «лес» квартирных детей, но только по одному, по очереди, чтоб не хулиганили.

Еще была комната-«библиотека». Там жил «старорежимный» (так про него говорила моя бабушка) профессор Александр Николаевич. У него три стены из четырех от пола до потолка занимали стеллажи с книгами. С нижней полки книжки разрешалось брать (естественно, с возвратом) в свои комнаты, а с верхних — разрешалось только смотреть картинки из рук Александра Николаевича. Я уже тогда всему прочему предпочитала Брэма, и Александр Николаевич предсказал моим родным, что я буду биологом. Моя подружка очень любила картинки про Страшный Суд, но соседи общим декретом запретили ему их ей показывать, потому что, насмотревшись, она лунатила по ночам или гасила свет в общем коридоре и принималась истошно визжать от страха.

Еще у нас был свой бухгалтер-эксгибиционист (разумеется, мы, дети, не знали, как это называется, но исправно жаловались на него взрослым и кидались из кладовки чем подвернется), свой «горький пьяница», своя «шалава» (мы очень любили и ее, и ее гостей: они часто угощали нас конфетами и даже глотком красного вина) и даже свой (с довоенных времен известный) «стукач». Когда я рассказала в квартире свой первый политический анекдот (про медведя-Топтыгина и зайца-Косыгина), старшие дети сообщили мне, что при «стукаче» рассказывать такие анекдоты нельзя. Я, конечно, тут же отправилась к нему и рассказала. Он, помню, очень смеялся. Еще был свой Поэт, ему я в три с половиной года прочла свое первое стихотворение, оно было патриотическим и кончалось кромешной дидактикой: «Услышал, боец? Вставай на парад! Родные края береги!» Поэт одобрил идеологическую выдержанность стихотворения и велел родным обязательно развивать мое дарование.

Поддержать Ответить
Alexei Tsvelik 16:07 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Я родился в Самаре (тогда Куйбышев) в 1954 году. Несмотря на бедность моей семьи, мое детство было исключительно счастливым. Я был окружен любовью близких, в семье был мир. Жили мы, конечно, в тесноте, но это мною маленьким как-то не замечалось, мир был огромен и полон чудес. Важнейшим фактом, определившим все дальнейшее течение мое жизни, было то, что лето мы проводили на огромной даче (бывшее барское поместье, отданное детским яслям, где мама работала врачом-педиатром). Это давало простор, свободу, общение с природой. Красавица Волга тоже сыграла роль. Я до сих пор водное существо. Слава Богу, живу в 5 минутах от моря, которое здесь, кстати, очень напоминает Волгу у Самары.

Школа, в которой я учился, тоже была очень хорошей, а с 7 класса она стала математической и стала замечательной. Со школьными друзьями общаюсь до сих пор.

В общем, детство и юность были очень счастливыми.

Поддержать Ответить
Алексей Байер 16:08 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Я родился в одном из кирпичных восьмиэтажных розовых домов во дворе за ВХУТЕМАСом. Тогда наша улица называлась ул. Кирова. В нашем дворе родился Пастернак, но их дома уже при мне не существовало, и поэтому, наверное, его поэтический дар мне не передался.

В этих домах жило множество знаменитых и умных людей. Например, вдова Аркадия Гайдара, к которой в гости приезжал ее внук Егор. Наши дома и двор много фотографировал Родченко. Но во дворе была обычная по тем временам шпана, которая играла в расшибалку за домом.

Дома когда-то были самыми высокими в Москве, когда их построили незадолго до Первой мировой войны. Квартиры были по дореволюционным понятиям скромными, для интеллигенции. Наша состояла из двух спален, большой и маленькой, столовой и гостиной. Но скромность квартиры не помешала заселению и уплотнению. Когда я родился, мы с мамой и папой жили в большой, 28 квадратных метров, гостиной, перегороженной занавесом. Гостиная была смежно-изолирована от бывшей столовой, где жили мои дед с бабкой. В большой спальне жила семья из четырех человек, а в маленькой — Нюрка Жукова с сыном от первого брака Сашкой и сыном просто так Димкой. Ее муж, Сашкин отец, погиб на фронте.

Еще в кладовке без окон жила ничья бабушка по имени тетя Мотя. У нее было окно под потолком, в кухню.

У Нюрки был бойфренд дядя Саша, который навещал ее в рабочее время. Он был Квазимодо — маленький, квадратный, как Самоделкин, и весь как бы сначала расчлененный, а затем опять сшитый, но кое-как. Голова на одном плече, руки-ноги разной длины, а на спине горб. Он называл меня «профессор кислых щей». Родители мне с ним дружить не разрешали, да я и сам не стремился.

Дядя Саша был приходящим, а Нюркин сын Сашка иногда женился. И приводил молодую жену, всякий раз новую, к ним в комнату. Комнатенка была маленькой, брату Димке было уже лет 10-12, и как они там управлялись, мне неведомо. Но долго жены не задерживались.

У меня еще была няня Полина. Она жила у нас и спала на антресолях в общем коридоре. Мои детские воспоминания: Полина сидит в салатовых байковых трусах на антресолях, на груди на красном шнурке серебряный крестик. Она зевает и крестит рот. Не знаю, оставляли ли ей на ночь стремянку. Подвыпив, Сашка мог ночью об нее стукаться, если в потемках шел по нужде. А с другой стороны, а если пожар?

Поддержать Ответить
Игорь Гурович 16:57 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Я все детство провел в коммунальной квартире. И это было прекрасно. Мы жили в так называемом «генеральском доме» рядом с метро Акадмическая. Наша семья жила в одной комнате – но у меня был свой угол, отгороженный занавеской. Помимо нашей семьи были еще две – одна еврейская и одна совершенно изумительная русская семья. Глава этой семьи был токарем высшего разряда. Он выпивал только один день в неделю, но крепко. Каждую пятницу он приходил домой пьяный и падал на левый бок. Что было крайне важно, потому что в правом кармане его брюк лежал бутерброд с черной икрой, который он приносил для маленького меня из каких-то шикарных мест, где выпивали и закусывали токари высшего разряда. Никогда у нас не было ни склок, ни ругани. Мы жили очень весело и мирно, очень дружили. Родители уходили гулять, и меня нянчили по очереди наши соседи. Там я прожил до семи лет, а когда мы разъехались, то еще лет 15 ходили друг к другу в гости, но потом постепенно эта дружба сошла на нет.

Поддержать Ответить
Евгений Визитей 18:55 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Спасибо всем за такие замечательные и яркие, в чем-то очень похожие, а в чем-то совсем самобытные картинки. Мне не довелось ни жить, ни даже посещать "живые" коммуналки, но мне почему-то очень близки ощущения и дух (насколько я могу себе их представить) того времени. Даже есть какое-то чувство ностальгии. Это у меня кончается молодость..?)

Поддержать Ответить
Ольга Кузнецова 20:30 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Я родилась в Йошкар-Оле, не в коммунальной квартире, но и не в отдельной. Особенность Йошкар-Олы в том, что она долго была барачно-деревянная, первый каменный дом был построен в 1931 году, но до войны большого строительства так и не началось, город строили в 50-60 годы и затем в 70-е. Поэтому классических коммуналок у нас не было. Делали проще. Моему отцу-инженеру завод выделил жилье, когда у него родился второй ребенок, то есть я. Ему дали одну комнату в обычной индивидуальной двушке в недавно построенном пятиэтажном блочном доме. Такие, знаете, с черными гудроновыми полосами в местах соединения блоков. Квартира была стандартная - с кухней метров 7-8, с маленькой ванной и туалетом, но двумя раздельными комнатами, в каждую из которых поселили по семье - нас четверо и их трое. Такого общенья, как в коммунальных квартирах, здесь не было, а напряженность у родителей с соседями, конечно, была. Представьте, что две семьи пытаются приготовить ужин на 8 метрах, чтоб накормить детей, в одно и то же время - после работы. Помню хорошо, как меня запирали года в 4 в комнате, если все уходили, помню, как обменивались через дверь фантиками с соседским сыном. Но этим как-то веселье и ограничивалось. Первым соседям года через 4 дали отдельную квартиру, их сменили вторые. Мне было где-то 8, когда нам отдали вторую комнату. В этой квартире я прожила все свое детство, до того как уехала учиться в институт, и о доме и дворе у меня самые теплые воспоминания. Хоть и ругалась соседка снизу - ей все время казалось, что мы очень громко топаем, хоть и кричала соседка с первого этажа, когда мы с братом галопом неслись по лестнице с пятого. Но все это было весело и забавно. А вот мама моя эту квартиру вспоминает с неудовольствием.

Поддержать Ответить
Сергей Алексашенко 21:55 8.07.2011 Ссылка
раскрыть

Я жил не московской коммуналке, но в подмосковной, в городе Жуковский,  переделанной из общежития. Там жили семьи инженеров, работавшие на авиационных предпритяиях. Квартира состояла из 5-6 6-ти метровых и 9-тиметровых комнат. Сначала семья получала 6 метров, но после рождения  ребенка могла переехать в 9-тиметровую. Мой брат - на четыре года младше меня, так что до 5 лет жил в шестиметровке, потом до 8 лет - в девятиметровке. Большим счастьем был переезд в 54-хметровую квартиру, которую делили с соседями - нас четверо и их четверо. В отдельную квартиру переехали, когда мне уже было 23 года

Поддержать Ответить
Млада Стоянович 15:09 9.07.2011 Ссылка
раскрыть

Моя бабушка с мамой жили после войны на Милицейском переулке около метро «Динамо». Это был старый деревянный дом, с большой кухней, печкой, жили там 5 семей. У мамы была кошка Пушинка, очень мстительная, помечала калоши соседей, после того как те высказывали претензии бабушке. Однажды какой-то лютой зимой, мама, возвращаясь из школы, нашла на дороге огромного черного кобеля. Она подумала, что он заснул, взвалила его на плечи и понесла домой. Дома положила его на печку, что бы он отогрелся. А утором, когда проснулась, пса уже не было. Наверное, он ушел по своим делам. Хотя, если говорить правду, наверное, соседи его выкинули.

Поддержать Ответить
Елена Гапова 23:06 9.07.2011 Ссылка
раскрыть раскрыть ветвь

Мне всегда казалось, что коммуналки - это Москва-Ленинград, в меньшей степени еще пара городов (где остались барские квартиры) - и, соответсвенно, мифопоэтика коммуналок касается некоторой части столичной интеллигенции в основном. 

Поддержать Ответить
Алексей Байер → Елена Гапова 23:56 9.07.2011 Ссылка
раскрыть

В больших городах везде было, по-моему.. В России доходных домов построили огромное количество за последние лет 30 перед Мировой войной.

Поддержать Ответить
Дмитрий Врубель 18:09 11.07.2011 Ссылка
раскрыть

До 4 лет я жил в бараке. Помню, что печка была, колонка на улице. А в сознательном возрасте в 18 лет я от мамы ушел и снимал комнату в двухкомнатной квартире полтора месяца. Все закончилось просто: ко мне пришли друзья, мы пили вино, слушали музыку, соседка вызвала милицию. Милиционер мне тогда сказал: «Сволочь твоя соседка, но лучше уезжай, а то она от тебя не отстанет. Она будет на тебя каждый день заявления писать, а я буду к тебе каждый день ходить». И потом, уже после первой женитьбы, в 1979 году, мы с моей первой женой сняли комнату на улице Правды. Очень интересно, что хозяин этой комнаты был в командировке в ГДР, там, где я сейчас живу. И в общем, мы довольно мирно жили с нашей соседкой (там тоже женщина была), а потом в начале января 1980-го у нас в комнате собрался самый первый, по-моему, совет по современному искусству. Там была группа «Мухомор», Володя Кара-Мурза, еще кто-то. И мы заседали не очень долго — минут 40, но пришла милиция, которая сказала: «А чего это вы здесь делаете? По закону никто не имеет права где-то собираться», — в общем, чушь какая-то. Дали нам 24 часа на сборы, чтобы мы покинули комнату. Это был мой второй опыт коммуналки. 

В 1981 году мы с женой официально получили комнату на улице Куусинена, через дом от того места, где у нас сейчас квартира. Там я прожил до 1986-го — 7 лет в настоящей коммуналке, из них несколько лет мы жили впятером (включая наших детей) в 16-иметровой комнате. 

Вообще, коммуналки — это ситуация, при которой незнакомые и не связанные между собой люди насильно втискиваются в ситуацию, где они должны пользоваться вещами вместе. Причем вещами первой необходимости, такими как: унитаз, ванная, раковина, плита, коридор. А представьте себе, попался вам сосед-алкоголик, — и привет. Ребенок или вы несколько часов не могут попасть в туалет или в ванную, потому что он там заснул или все испачкал. Невозможно, чтобы не было конфликтов, потому что, по сути, коммуналка — это маленький концлагерь. Возможно, только на 1 процент приходятся какие-то счастливые совпадения, когда вдруг получается не коммуналка, а коммуна. Но я практически о таком не слышал.

Рождение третьего ребенка стало толчком к тому, чтобы мы получили нормальную квартиру — нас поставили в очередь на улучшение жилищных условий, поскольку у нас получилось меньше 5 метров на человека. Мы начали писать разные письма с просьбой ускорить очередь, а нам стали везде писать отказы. И в конце концов кто-то из «Литературной газеты» нам помог: посоветовал написать письмо на съезд (проходил очередной съезд Коммунистической партии). Мы написали (в это самое время Горбачев пришел к власти), — и вдруг звонок из райкома партии. Нас вызвали и говорят: «Ребята, что же вы сразу же нам не обратились?» Я говорю: «Смотрите, у меня тут три папки написанных писем и ваших отказов» — «Ну не волнуйтесь, сейчас у нас перемены в политике, идите смотреть». 

И они начали нам предлагать квартиры. Это было отдельным испытанием, конечно. Все, что они предлагали, было очень страшно. В конце концов, нам сказали: вот последняя квартира, если вы и от нее отказываетесь, значит все. И последняя квартира оказалось очень хорошей - трешка на "Аэропорте", большая, светлая…

По большому счету, мы успели с этой квартирой, насколько я понимаю, влезть в последний вагон, потому что уже через два года начался совсем ужас. В 2000 году квартиры получали очередники, которые встали в очередь на год раньше нас. Нам еще в некотором смысле повезло, что мы были многодетной семьей — государству было трудно бороться с многодетными. Это считалось верхом цинизма издеваться над детьми, но они  все равно умудрились это сделать: до последнего не предлагали нормальную квартиру.

Для художника жить в коммунальной квартире с детьми — это тоже своеобразный ход. Я первую работу 3 на 3 метра нарисовал в 1983 году в этой самой коммунальной комнате с двумя детьми, которые спали на двухэтажной кровати. Работать, в принципе, было можно. Единственное, что нельзя было,  — это делать квартирные выставки. Хотя в Москве у меня были знакомые, которые в центре, в коммуналках, в своих комнатах, делали салоны. Но у этих знакомых не было такого количества детей… 

И, кстати, если бы у нас квартира была раньше, наша история была бы «интереснее»: все время приходится отвечать на вопрос: «А у вас были конфликты с КГБ?» — не было, ровно потому, что мы начали нашу летопись с 1986 года (в мае 86-го получили трехкомнатную квартиру и уже в сентябре была первая квартирная выставка). А начни мы буквально на два-три года раньше - проблемы бы были. 

Поддержать Ответить

 

> Наверх Полная версия сайта >