Все праздники я проводила, зажав кусок торта «Прага» в руке и пытаясь не испачкать страницы «Карлсона, который живет на крыше» — они до сих пор хранят шоколадные крошки и следы от пальцев. Кровать стояла у окна, и я дожидалась, пока уснут родители, чтобы обязательно открыть форточку: я твердо знала, что он прилетит.
В следующий раз я открыла любимую книжку, когда моей старшей дочери исполнилось три. Я предвкушала, как прочту ей любимую историю и расскажу, что если очень ждать и никогда не закрывать форточку, то он обязательно прилетит.
Но меня ждало невероятное разочарование. Карлсон оказался несносным кидалтом, который постоянно нуждался в чужом восхищении и третировал маленького мальчика. Или маленький мальчик, измученный одиночеством, выдумал себе жестокого друга-манипулятора. Истеричная веселость у этого толстяка сменялась наездами, а каждая его фраза должна была ранить ребенка. «Тебе что, семь? А весишь ты на все восемь!», «На шею не дави!», «Попадешь к вам в дом, научишься есть всякую гадость! Тащи свою колбасу!»
Скоро мне предстоит третье прочтение Карлсона: младшие дети уже заглядываются на голубую обложку. Я не столь восторженна, как в восемь, и не столь категорична, как в двадцать. Так что, видимо, снова поменяю свое мнение. А в каких любимых книжках разочаровывались вы?
Алексей Байер поделился впечатлениями от неблагодарного «Пиноккио», Маша Гессен рассказала, как книги о Муми-троллях оказались тягомотиной, Мария Денисова думает, что детские книжки не должны нравиться взрослым, а Алексей Воеводин добавляет, что настоящая детская сказка принципиально отличается от мыльных сериалов, в которых добро побеждает зло
Я «Пиноккио» в детстве любил, хотя, мне кажется, его образ у нас смягчался образом Буратино, который, несомненно, нам более близок. Буратино более светлый, «наш» Пиноккио. И Мальвина была девочкой что надо, отличница. (У меня есть «Буратино» Алексея Толстого в итальянском переводе, перевод в обратную сторону, с подзаголовком «тов. Пиноккио»). Но книга Карло Коллоди довольно страшная, темная книга, и помню, в детстве меня наполняли ужасом сцены, когда у плохих мальчиков вырастали ослиные уши и торговец ослами бил их кнутом и продавал с аукциона. Тем более что я с детства тянулся к плохим мальчикам, тем, что курят, плюют на пол, играют на заднем дворе в расшибалку и прогуливают школу. И поэтому я очень сильно идентифицировал себя с Пиноккио.
Все это очень переменилось, когда у меня родился сын. Возможно, это потому, что я старый отец. Но теперь я ужасно сочувствую Джепетто. Бедняга. Он все готов был отдать своему маленькому деревянному уголовнику, и тот с него, конечно, все тянул и не чувствовал никакой благодарности. В конце они вроде бы там мирятся в утробе кита, как Иов с Господом, но эту часть я уже очень плохо помню, потому что после шока с ослиными ушами я уже ничего не мог толком воспринимать от ужаса и концовку пропускал мимо ушей. Но что-то мне подсказывает, что Пиноккио не будет для Джепетто опорой на старости лет, а скорее всего опять свяжется с какими-нибудь уродами типа лисы Алисы и кота Базилио. Ну а дальше — окрести маманя маленьким кресточком, и т.д.
Еще я терпеть не могу диснеевский мультфильм, и благодарен своему сыну, что ему он тоже никогда не нравился.
Эту реплику поддерживают: