Трудно не быть богом

Истории о чувствах получаются или желтые, если речь о журнальных текстах, или сопливые и фальшивые, если речь о постах в «Живом журнале». Как будто у нас нет для этого специальных слов, языка. Как будто мы не умеем про это говорить. Как будто нам вообще не нужно про это говорить.

Несколько месяцев назад на сайте TED – портале, где размещают короткие лекции обо всем на свете, – появилась лекция американского психолога Брене Браун, которая называлась «Сила уязвимости». Лекция сразу набрала полтора миллиона просмотров – много даже по тедовским меркам. (Знаменитую лекцию Стива Джобса How to live before you die, например, посмотрели два миллиона человек.) Ее активно обсуждали в блогах, и особенно активно – в Рунете. Я посмотрела лекцию Браун, и мне показалось, что главный ее успех – в ужасно обаятельной манере лектора говорить. Главный же тезис – признайте свою уязвимость, и вас полюбят – показался мне слишком очевидным. И слишком американским. В конце концов, именно на этой незатейливой мысли уже много лет катается половина американского кинематографа.

Именно поэтому я решила, что популярность лекции Брене Браун в самой Брене Браун, а не в том, что именно она говорит. Как в песнях The Beatles – важно, чтобы эти простые песенки пели Пол и Джон. Иначе – не цепляет.

Браун действительно говорит так, что цепляет. Простыми словами, используя короткие логические ходы и понятные примеры. Так, например, она описывает людей, которые были успешны в отношениях:

«У таких людей было еще кое-что общее. Они полностью приняли уязвимость. Они считали, что то, что сделало их уязвимыми, сделало их прекрасными. Они не говорили о том, что состояние уязвимости удобно, но они также не считали уязвимость чем-то невыносимым. Они просто были уверены, что это необходимо. Они говорили о готовности сказать первыми “я люблю тебя”, о готовности делать что-то, когда нет никаких гарантий, о готовности пережить ожидание звонка от врача после маммограммы. Они готовы вкладываться в отношения с человеком, которые, возможно, сложатся, а возможно, и нет. Они считали, что все это не просто важно – необходимо».

Все просто, и все правда. Для того чтобы забыть о лекции Брене Браун и вообще обо всей этой идее с уязвимостью, мне не хватало сущей ерунды – работающего примера из жизни. То есть я хотела оглядеться, увидеть, что и в жизни все так, как говорит Браун, а не только в моих любимых американских сериалах и фильмах, запомнить Браун как хорошего рассказчика – и закрыть тему.

Тогда я стала читать комментарии под постами о Брене Браун. Стала вглядываться в людей вокруг меня. В себя.

Оказалось, что меня окружают сильные, успешные люди. Что у знакомых мужчин красивые породистые женщины. Что категория «хороший любовник» или «любовница» по-прежнему существует, как будто секс – это арена для показательных выступлений, а не высшая мера откровенности. Что все еще очень важно, кто кого бросил.

Что я не могу вспомнить, когда я последний раз просто сказала «мне больно», вместо того чтобы показать, что мне все равно.

•  •  •

Я нашла и прочитала книгу Брене Браун, она называется Gifts of Imperfection, нашла ее сайт и ее блог Ordinary Courage. Все они посвящены одной простой идее, которую сама Браун называет по-английски Wholeheartedeness, имея в виду умение жить полной жизнью и дышать полной грудью. Принимая и плохое, и хорошее, и свои недостатки, и недостатки других. Она много говорит о мужестве – о мужестве быть сильным и о мужестве быть слабым, и самое главное – о мужестве быть откровенным. Она очень логично говорит о том, что человек не может подавлять в себе какую-то одну эмоцию или чувство – никакой полной жизни, никакой счастливой жизни, никакого счастья в любви не может быть, если ты не даешь себе права на уязвимость.

Именно об этом – о праве на уязвимость, о принятии уязвимости – и была лекция Брене Браун. В рамках тедовского формата невозможно пересказать всю книгу и рассказать все о теории Wholeheartedeness, Браун сосредоточилась именно на уязвимости и буквально выстрелила в сердце нам, скажем так, представителям русской культуры. Людям, у которых нет специального языка для того, чтобы говорить о слабости. Обществу, где молодые и здоровые живут так, как будто старость и болезнь никогда не могут приключиться с ними. В самом деле, если бы мы допускали мысль, что и сами когда-нибудь будем настолько слабы, что не сможем подняться по ступенькам, разве мы бы не построили этот зло­счаст­ный пандус у подъезда?

•  •  •

Что мешает мне в лекции Брене Браун? Мне нужен конкретный пример, кейс. Что это значит в настоящей живой жизни – признать свою уязвимость? Что это значит на работе? В постели? В отношениях с родителями, детьми?

Моя шестилетняя дочь не так давно влюбилась в Игоря Краева – мальчика из ее группы детского сада. Однажды вечером она пришла и сказала: знаешь, мама, я сегодня целовала Игоря Краева – сначала на прогулке, потом за обедом и еще несколько раз в раздевалке.

Я сказала ей, что не надо нацеловывать бедного мальчика. И вообще лучше подождать, когда мальчик поцелует тебя первым.

Если перевести это на взрослый язык, я сказала ей: не показывай первая, что ты влюблена, не показывай свои чувства, не показывай, что ты уязвима. Если перевести это на язык подтекста, я имела в виду: вдруг окажется, что он в тебя не влюблен, ты будешь уязвлена, ты будешь в слабой позиции.

Почему я так сказала моей шестилетней девочке? Потому что я знаю, о чем говорю.

Этим летом на snob.ru мы опубликовали статью Маши Гессен «Российская теннисистка больна раком, но вам об этом знать ни к чему» о теннисистке Алисе Клейбановой, больной раком, которая решила рассказать публике о своей болезни. И о том, как российская пресса не знала, что с этим ее заявлением делать.

«Поиск на имя Алисы Клейбановой на сайте газеты “Коммерсантъ” выводит рейтинги Ассоциации теннисисток за 5 и 12 июля. Ни авторы биографии теннисистки на сайте sports.ru, ни даже авторы рус­ско­языч­ной статьи о ней в Wikipedia не добавили информацию о болезни к истории жизни Алисы Клейбановой (англоязычная статья, конечно, немедленно обновилась). Будто то, что Клейбанова сказала о своей болезни, – возможно, главное и самое тяжелое публичное заявление, которое ей когда бы то ни было приходилось делать, – это досадная неловкость, которую стоит скрыть от посторонних глаз. Это уже даже не отсталость, это диагноз», – написала Маша. (В настоящий момент статья в Wikipedia об Алисе Клейбановой на русском языке уже содержит информацию о ее болезни. – Прим. ред.)

Я зацепилась за два комментария под этим текстом. Один из комментариев принадлежал участнику проекта Владимиру Громковскому. Громковский писал, что есть вещи, которые не нужно показывать, выносить на публику.

«Если кто болен, особенно если тяжко, – помолитесь за него, навестите, ободрите беседой, порадуйте гостинцем. Но и это, как болезнь, не выставляйте на вид. Доброе дело у порядочных людей молчаливо».

Другими словами, не надо показывать болезнь, слабость, у русских это не принято – говорит Громковский.

Еще один комментарий принадлежал Анне Варге, психотерапевту, тоже участнику проекта «Сноб», которая стояла у истоков психотерапии в России.

Анна написала: «У журналистов российских та же ментальность, что у остального населения. Я согласна, что, конечно, их нужно учить писать о социально неодобряемых темах».

Я пришла к Анне, чтобы спросить, что конкретно она имеет в виду в своей реплике про ментальность. Не думаю, что кого-то удивит то, что я услышала. Мы поговорили про то, что в России демонстрировать слабость не принято. Слабого скорее добьют, чем окажут сочувствие. Варга говорит о том, что мы наследуем эту идею о выживании везде: в культуре, в семье, в обществе.

По словам Варги, все это особенно касается мужчин. Для примера Анна рассказала мне, как ей попалась в руки книга Татьяны Устиновой – с ее книгой в руках едет в метро каждая пятая женщина. Одним словом, Варге в руки попался текст, который показывает, как воспринимает отношения обычный русский человек. «Знаете, единственная эмоция, которая позволена мужчине в этих книгах, – это гнев, – говорит Варга, – абсолютно все чувства, которые проявляет главный герой, показаны через гнев». Все остальное мужчине ни к чему. Все остальное указывает на его слабость. Действительно, не до нежности – скажут, распустил нюни.

Я в связи с этим вспомнила еще один журналистcкий текст о слабости. Недавно я читала колонку Игоря Мальцева о том, как он понял к шестидесяти что ли годам, что тоже имеет право на слезы. Что известная детсадовская максима «как не стыдно плакать, ты же мальчик» не работает. Этот текст в один день разошелся по соцсетям, собрал множество комментариев. Несоразмерно много для такой простой мысли и объяснимо много для мысли, высказанной в обществе, где мужчины действительно не плачут.

Одним словом, лекция Брене Браун оказалась как будто специально придуманной для русских. Это не значит, что она не касается американцев или европейцев, конечно же, признание уязвимости – проблема общемировая. Но для русских, точнее, для бывших советских, это проблема не конкретного пациента психотерапевта, а проблема общая. Проблема культуры.

•  •  •

Брене Браун выглядит очень привлекательно и органично во время своей лекции по двум причинам. Во-первых, она говорит с публикой на понятном языке. Она говорит о том, что испытал каждый сидящий в зале, и поэтому тут же добивается расположения.

Она говорит для людей, которые знают, что такое ходить к психотерапевту. Описывая свой первый визит к психотерапевту, она вспоминает, что сразу же сказала: только, пожалуйста, давайте без вот этого дерьма про семью и детство. У меня есть конкретная проблема, давайте ее и будем решать. Психотерапевт слушает, Браун излагает проблему и спрашивает: со мной все плохо, да? Терапевт отвечает так, как отвечает в таком случае любой терапевт: это ни хорошо и ни плохо, это просто то, что есть.

Я подумала: о Господи, это будет ужасно, – говорит Браун. Зал, конечно, хохочет.

Кроме того, Браун рассказывает про уязвимость не как про какое-то абстрактное знание. Она говорит о том, как сама пришла к нему.

Брене Браун – социальный работник, доктор наук. Она занимается отношениями между людьми, как она сама говорит, «потому что отношения – это то, ради чего мы здесь». Ее первая книга называлась I Thought it Was Just Me, она про чувство стыда, которое Браун исследовала много лет.

«Очень быстро – через полтора месяца после начала исследования – я наткнулась на безымянное понятие, которое раскрывало отношения с такой стороны, которую я не понимала или никогда не видела. Поэто­му я отошла от своего исследования и стала разбираться, что это такое. Оказалось, что это стыд. Стыд – это страх утраты отношений. Есть ли во мне что-то такое, что может сделать меня недостойным отношений с другими людьми, когда они об этом узнают? <...> В основании стыда лежит сильнейшая уязвимость, поскольку, чтобы отношения состоялись, мы должны позволить людям увидеть нас такими, какие мы есть на самом деле».

То, что она поняла про уязвимость, стало для нее серьезным испытанием. В своей лекции она, со смехом вспоминая этот этап своей жизни, говорит, что описывала его тогда как нервный срыв, а ее психотерапевт называл его «духовным пробуждением».

Она стала анализировать случаи из своей практики. Пыталась понять, что отличает людей, умеющих строить отношения, от тех, у которых с этим проблемы. Во вступ­ле­нии к своей второй книге Брене Браун рассказывает, как однажды она разделила лист бумаги пополам: одна колонка называлась «Да», другая – «Нет». Она выделяла ключевые слова-характеристики в историях своих пациентов и записывала эти характеристики в левую или правую колонку в зависимости от того, насколько успешны в любви и принятии были люди, которые рассказывали эти истории. Успешны не в том смысле, что они жили долго и счастливо и нажили много детей, а в том смысле, насколько они сами ощущали единение с партнером, насколько им удавалось принять партнера и открыться самим.

В колонке «Да» оказались слова «достоинство», «отдых», «игра», «вера», «доверие», «интуиция», «надежда», «любовь», «приятие», «радость», «творчество». В колонке «Нет» – «совершенство», «подавление», «уверенность», «опустошение», «самодостаточность», «критика», «нехватка» и еще такие выражения, как «соответствовать чему-то» и «быть крутым».

После этого, как пишет сама Браун в книге, она закрыла рот рукой, отчеркнула колонку «Нет», написала рядом «это все про меня» и пошла к психоаналитику.

«На это ушло около года, – говорит Браун уже со сцены. – Есть люди, которые, осознав важность уязвимости и нежности, перестают им противиться и начинают так жить, но а) ко мне это не относилось, и б) я даже не общалась с такими. Для меня это была личная драма, которая длилась целый год. Это был поединок. Уязвимость нападала, я нападала в ответ. Я проиграла битву, но, возможно, вернула свою жизнь».

Мне кажется, мы все очень похожи на Брене Браун – мы уже что-то поняли про уязвимость, но мы все еще продолжаем с ней бороться.

Я готова воспринимать лекцию Браун как лекцию прекрасного рассказчика. Как аттракцион.

Вот почему каждый раз, когда разговор заходит о том, что кто-то не испугался проявить слабость, что кто-то показал нежность на людях, про уязвимость вообще,  все с удовольствием его поддерживают – это какая-то манящая и хорошая идея, мы даже уже знаем, что она работает, по крайней мере в американском кинематографе, но она пока еще совсем не в ходу. Иными словами – я уже признаю право мужчины на слезы, но я все еще учу дочь, что поцеловать мужчина должен первым.

Кажется, именно поэтому – показать слабость идея привлекательная, но по-настоящему признавать ее не хочется – на российском телевидении нет ни одной программы, построенной на том, что герой искренне рассказывает о своей боли, от которой бы не тошнило. Такие попытки сразу превращаются в приснопамятную передачу «Окна», где ненастоящие герои рассказывают про свои ненастоящие извращения, вместо того чтобы рассказать простую и честную историю.

Или в передачу «Женские истории» с Оксаной Пушкиной – вкрадчивый закад­ро­вый голос, пародирующий интонацию разговора по душам, негромкая музыка, какой-то розоватый блер в качестве спецэффекта. Тут вроде и вправду хотят рассказать честно и от души, но настолько не знают как, настолько ошибаются в тональности, что ничего не чувствуешь, кроме фальши.

Показать слабость – это, с одной стороны, привлекательно, но с другой – по-насто­яще­му признавать ее не хочется, и, кажется, именно поэтому представители власти в России идут на весьма странные жесты – например, как Владимир Путин, который поцеловал мальчика Никиту в живот. Но и это настолько все лживо – кто поверит, что Путин может испытывать нежные чувства к детям, после Беслана и «Норд-Оста»? – что не вызывает ничего, кроме ощущения полной абсурдности ситуации. Что это вообще такое – целовать чужого ребенка в живот? Люди, которые умеют проявлять нежность к детям, погладят по голове, потреплют по щеке, поцелуют в макушку.

Последним российским политиком, публично признавшим свою уязвимость, был Борис Ельцин, сказавший «я устал, я ухожу». Тогда, в 1999 году, этот шаг казался логичным. Сейчас он кажется нереальным, невозможным. Невозможно представить себе в такой роли с этими словами даже какого-нибудь губернатора, мэра, что уж говорить о президенте. Такие не устают.

Почему Путин не разведется с женой и не женится, например, на Кабаевой, как женился Саркози на Карле Бруни?

Почему Светлана Медведева, раз уж она отвечает у нас за семью, любовь и верность, никогда не погладит своего мужа по руке на публике и не посмотрит на него с той нежностью, с которой смотрит на своего мужа Мишель Обама?

Один из главных тезисов Брене Браун в том, что нельзя подавлять одни чувства, не подавляя другие. Когда мы подавляем слабость, подавляем нежность, подавляем вообще уязвимость, то же самое происходит с радостью, благодарностью, счастьем, заботой.

Легко говорить такое, когда речь идет о тебе лично. Или даже о твоем пациенте.

Но как сложно сказать это о целой нации, культуре.

Потому что невозможно в самом деле поверить, что на Земле существует такая огромная общность людей, которые не умеют любить. Которые считают, что усыновление, например, – это не проблема общества, а проблема государства. Чьи правители не уходят в отставку. Чьи мужчины умирают раньше старости, оттого что всю жизнь терпели, бухали и скрипели зубами, вместо того чтобы показать слезы.

Невозможно в самом деле поверить, что миллионы людей изо всех сил скрывают собственную слабость только для того, чтобы найти в себе силы не видеть ее в других.С