Елена Котова, которая бежала в Москву

Жить невкусно

Я познакомилась с Елены Котовой в марте. Повод для знакомства был вполне неза­уряд­ный.

Почти год как британская полиция расследует скандал в Европейском банке реконструкции и развития (ЕБРР, его головной офис находится в Лондоне).

Летом прошлого года банк начал внутреннюю проверку деятельности директора ЕБРР от России, Белоруссии и Таджикистана Елены Котовой. По итогам [note text="Внутрикорпоративное расследование началось 1 июля и закончилось 5 ноября 2010-го – именно тогда появился доклад. Еще месяц ушел на подготовку комментариев-опровержений." author="23854" date="08.09.2011 23:10"]проверки[/note] Котову обвинили в нарушении корпоративной этики, например, в том, что она [note text="Обвиняли в том, что я вымогала миллион евро, но не получила его, потому что служба корпоративного контроля пресекла." author="23854" date="08.09.2011 23:12"]вымогала[/note] взятку в один миллион евро. Елена Котова поговорила с главой Минэкономразвития Эльвирой Набиуллиной, уволилась из ЕБРР и уехала на Рождество кататься на горных лыжах. В середине января выяснилось, что ЕБРР, оказывается, передал все материалы собственного расследования в британскую [note text="Полицейское расследование началось 18 января 2011 года." author="23854" date="08.09.2011 23:12"]полицию[/note], тогда с Котовой и четырех сотрудников российской дирекции был снят иммунитет. В первые же сутки после того, как полиция завела уголовное дело, российское посольство вывезло в Россию секретаря Котовой. Самой Котовой предложили немедленно прервать отпуск, и она полетела из США, где проводила каникулы, в Москву. Российский Следственный комитет начал собственное расследование.

К моменту нашей встречи Котова уже два месяца сидела в Москве без права выехать куда-либо. Во-первых, этого не разрешает российское законодательство, но с ним можно договориться. Хуже то, что, как только Котова оказалась бы в Европе, ее бы заключили под стражу и отдали британским властям, а там уже как [note text="Конечно, мой первый порыв души – как я кричала в трубку британскому адвокату – был ехать в Лондон и пройти все муки следствия, зато всем все доказать. Но адвокат раскрыл мне глаза, что мы все, конечно, докажем, только все следствие иностранной гражданке по определению придется просидеть в тюрьме." author="23854" date="08.09.2011 23:14"]договариваться[/note]?

Все это я выяснила до нашей встречи. Впечатление сложилось удручающее, подтверждающее правило: чиновник из России (должность в ЕБРР не столько финансовая, сколько чиновничья) не может работать на европейском уровне. Собственно, и задачу свою я видела в том, чтобы аккуратно доказать это правило и закрыть вопрос. Мало, что ли, я встречала погоревших чиновников, доказывающих, что они на самом деле за правду и все в белом? И именно так я представляла наш разговор. Почему-то особую тоску добавлял тот факт, что моим собеседником будет женщина. Но уж больно громкий скандал – идти было надо. Договорились встретиться дома у Котовой.

Дом рядом с Садовым кольцом, кто бы сомневался. Но квартира оказалась малюсенькая, «двуклеточная». В «большой» комнате – стол, диван и стенка, которая раньше стояла в каждом советском доме, а теперь ее, к счастью, редко где встретишь. Совсем не так, как я представляла дом бывшего директора ЕБРР.

– Это ваша квартира? – это было первое, что я спросила.

– Конечно, нет. Я снимаю. Раз попала в переплет, не надо выпендриваться, надо жить по средствам. Убогая, правда? Я сама никак не привыкну.

Видно, что не привыкнет, она производит впечатление растерянного человека. Я знаю это чувство, когда смотришь вокруг себя и думаешь: «И что это все такое? Это понарошку или в этом говне мне и жить?» Это чувство ни с каким другим не перепутаешь.

И начинает рассказывать про квартиру в Mayfair, про дом в Америке, про ремонт в своих квартирах на Пречистенке. Интересно рассказывает, как-то так, что минут через пятнадцать тебе уже очень жаль и квартиру в Mayfair, до которой нельзя доехать, где очень красиво, и дома в Америке, где живет семья: муж, сын, полугодовалый внук – до них тоже нельзя доехать, арестуют. Вот тут я и понимаю, почему тосковала от того, что мой собеседник – женщина. Эмпатия – страшная вещь. Беру себя в руки: надо разобраться с ЕБРР, миллионом и квартирами.

На мою просьбу вернуться к скандалу достает огромную кипу бумаг, сшитую вместе, – это документы от адвокатов, держать этот том можно только двумя руками. «Вот я так и живу, – с нарочитой веселостью в голосе говорит она, взвешивая на руке кипу бумаг, – это – роман, состряпанный Европейским банком, а вот это – мое опровержение “романа”. Банк и то и другое передал британскому следствию. Теперь мы с моим адвокатом из Лондона над всем этим работаем. Понятно, что уголовное дело выросло из этого “романа”, вот мы и ломаем голову, как доказать британскому правосудию, что тут правда, а что нет. Вы не представляете, как интересно. Я вчитываюсь и все больше читаю между строк. Уточняю собственные ранее сделанные комментарии, правлю, отправляю в Лондон своему адвокату – этот процесс сам как роман. Я, кстати, так вдохновилась, что написала настоящий роман, не про эту историю, правда, а про любовь. Сейчас начинаю второй, уже про эту историю – не могу остановиться, я сплю в сутки по два часа три раза».

Свой первый роман, про любовь, Котова начала писать еще в Лондоне. Про него разговаривать несомненно легче, хотя бы понятна фабула, драмы и повороты. В насто­ящей жизни бывшего директора банка разобраться невероятно сложно.

Банк реконструкции и развития был создан, чтобы помогать бывшим социалистическим странам. Теперь, правда, он помогает и Турции, и в большей степени решает европейские проблемы. Елена Котова входила в совет директоров банка и представляла интересы России, то есть ее задача была в том, чтобы банк давал России как можно больше денег на развитие бизнес-проектов. По словам Котовой (документы, пока идет следствие, она не дает), проверки начались после того, как правительство РФ выдвинуло ее кандидатуру (она государственный назначенец, направленный в Лондон приказом тогдашнего президента России Путина) на вакантную должность вице-президента банка. И в этот момент в ЕБРР поступил звонок от бизнесмена, гражданина Канады российского происхождения. Он сообщил, что Котова вымогает миллион евро за положительное решение по его кредиту. При этом (как я выяснила уже после разговора) совет директоров окончательно утверждает проект после того, как менедж­мент и президент ЕБРР сами примут по нему положительное решение. Значит, для того чтобы пообещать протащить проект за деньги, надо как минимум «делиться» с кредитным комитетом, менеджментом и огромным количеством комиссий, представленных не только Россией. Но, черт знает, с другой стороны, квартира в Mayfair, лондонская полиция – мы привыкли ей доверять. Но мне не надо понимать, брала она взятку или нет, – интересно другое: что дальше? Как ей жить с этим прошлым?

Котову вызвали на допрос сначала в службу внутренней безопасности банка. Тут и выяснилось, что московскую квартиру она сдает, а деньги за нее получает в Москве мама секретарши Котовой и передает в Лондон. Еще существует незадекларированный офшор, в смысле банку о нем до проверок известно не было. А еще Котова давала в долг своим сотрудникам.

– Как такое может быть, вы же проработали десять лет до этого в зарубежных финансовых структурах? – спрашиваю я, потому что все, что перечисляет Елена, действительно вопиющие нарушения.

– Потому что дура баба! Ну а как сдавать квартиру в Москве, где арендатор уже выдирает налоги, и при этом объяснять в Англии, что ты хотя и живешь в Лондоне, но являешься налоговым резидентом РФ? Объяснить, конечно, можно, если на это жизнь положить, но было попросту лень, казалось, что офшор – это выход. Или что, вы не дадите денег, если у вашей подчиненной больной ребенок?!

– Я прочла, что ваша квартира в Лондоне стоит три миллиона долларов...

– Да, я тоже это прочла: конечно же, Котова брала взятки, потому что у нее квартира в три миллиона! Во-первых, квартира стоит полтора миллиона. А во-вторых, никто же не спрашивает, как я ее купила, как ипотеку брала и как крутилась-вертелась с этими кредитами.

– А офшоры?

– Ну я же не девочкой пришла! Я все-таки всю жизнь работала и зарабатывала, у меня в Москве остались незавершенные проекты, оттуда идут какие-то деньги в придачу к квартире. Я и не стала вписывать их, чтобы не было лишних вопросов, – это сглупила, да. Дура, как есть. Ставка директора банка – сто двадцать тысяч фунтов в год, немаленькие деньги. Но я в принципе не видела причин, почему я должна махом остановить все свои прежние проекты. Они к банку не имеют отношения, я не считала, что тут конфликт интересов. Гораздо логичнее было просто их отделить от работы в банке. Я разделила свои личные финансовые дела и работу на посту чиновника – это было честно.

Конечно, это совершенно нечестно, потому что даже по российским законам госслужащий не вправе иметь дополнительный доход (статья 17 закона «Об основах государственной службы РФ» запрещает чиновникам заниматься предпринимательской деятельностью), но кто в России на это обращает внимание.

Я понимаю, что российская поговорка «закон что дышло» – это прошито в каждом гражданине РФ. Интересно, что Котова понимала: дополнительный заработок ЕБРР не понравится, и попыталась отделить работу на государство от бизнеса. В России так делают совестливые чиновники: не завязывают свой бизнес на госслужбу, а если об этом становится известно, то только вызывает у всех искреннее уважение – вот, мол, честный какой. Отделить деньги от службы – это очень по-человечески. Но в том-то и дело, что, когда включается человеческое, совершенно размывается понятие справедливости. До сих пор я этого так ясно не понимала.

Когда Елена начинает говорить о работе банка, у нее полностью меняется словарь. Она переходит на зубодробительный язык финансов, я переспрашиваю практически каждое слово. Потом выстраиваю предложение – после перевода – с трудом. Диалога так не получится. Я с ужасом думаю, что мне предстоит разобраться, как это все работает, и осознаю, что, во-первых, это невозможно без специального образования, а во-вторых, бог с ней с коррупцией, надоела уже.

Поэтому я спрашиваю:

– Вы полгода безвыездно сидите в Москве, как вам тут?

– Ужасно, я не понимаю, как тут правильно питаться. Совершенно невкусная еда и вода! При этом все время тут ешь, то ли нервное, то ли еда не доставляет радости, поэтому хочется еще. Я пока совсем не понимаю. Я отвыкла, но я дала себе еще время, я придумаю, как привыкнуть.

– А кроме романа и чтения исковых заявлений вы что-нибудь делаете?

– Конечно, друзьям сейчас квартиру перепланирую, строю и занимаюсь дизайном. У меня получается, я давно этим увлеклась. А знаете, не дождутся, чтобы я заныла и стала несчастной. Я счастливый человек.

Я понимаю, что мне надо взять паузу и прервать разговор, чтобы все осело в голове. Уж кем-кем, а счастливым человеком Котова не выглядит точно. Она живет взаперти, в России против нее ведется расследование, она ходит на допросы, большую часть времени тратит на работу с адвокатами, ее счета заморожены, денег нет, и когда они будут – непонятно. Оформляет дружественные квартиры, пишет книги. Мы прощаемся. Котова дает мне главу из своего романа, я беру. Из вежливости. Мы договариваемся созвониться.

Теория бублика

В следующий раз мы встретились через два месяца. К нашей встрече, борясь со скептицизмом, я прочла главу из ее романа – оказалось, хорошая. Она перестала быть чиновником, она вдруг превратилась в писателя.

Помощница Елены Котовой назначила нам встречу в кафе «Бублик», его открыла Ксения Собчак на Тверском бульваре. Какое-то дурацкое место. Елена опаздывает, поэто­му я сижу и думаю, что это очень символично: российский госслужащий, проработавший почти десять лет в Америке, потом в Британии, все равно прокалывается на какой-то ерунде – вот на «Бублике», например. Таком полугламурном месте, с плохой едой, но известной владелицей. Елена забегает, и я обалдеваю. Я с трудом узнала ее: ушло ощущение потерянности, и она помолодела лет так на десять. Я всматриваюсь в лицо, на нем нет косметики, но оно молодое. Елена курит, пьет кофе, много воды. После нашей первой встречи я подумала, что к ее образу очень подходит какой-нибудь Macallan двенадцатилетней выдержки, и много. Наверное, так и было, но два месяца назад. Теперь от условного Macallan не остается и следа. Она выглядит какой-то новой и энергичной. Мне надо многое у нее спросить. Например, какой срок она получит, если проиграет дело, пострадают ли сотрудники, в конце концов, что изменилось с ее уходом.

Я спрашиваю, что изменилось.

– Доля России в портфеле банка упала на семь процентов за этот год – это много и плохо, – машет она рукой. От слова «доля» мне уже становится нехорошо. Это надо разбирать. Потом я выясняю, что доля российских проектов в кредитном портфеле ЕБРР на данный момент – [note text="Я боролась за сорок процентов, с другими странами-акционерами сошлись на компромиссе в тридцать три, а теперь уже двадцать пять. Так обидно!" author="23854" date="08.09.2011 23:15"]двадцать пять[/note] процентов, а в прошлом году было тридцать два процента. Это значит, что российскому бизнесу реже и меньше дают денег.

Все-таки предположить, что европейская организация, через уголовный скандал снимая Котову, преследовала какие-то свои интересы, трудно. Это обычно российские методы – хочется верить, что мы их не экспортируем. Когда начинаются рассуждения о мировом заговоре против России, я [note text="Котова тоже не верит в заговоры против России. Однако она верит в то, что европейская бюрократия никогда не преминет указать России ее место." author="23854" date="08.09.2011 23:16"]не верю[/note]. Мне все это надо обсудить с Котовой, но не с этой, а с другой – той, что была два месяца назад. Но где ее теперь возьмешь. А новая Котова, сияя и перебивая сама себя, говорит:

– Издательству понравился мой роман. Его печатают! Я сама не поняла, как это получилось: я показала, им понравилось! Представляете! Мой муж говорит, так не бывает. Теперь пишу второй, уже заканчиваю. Думаю о третьем. Второй будет о моей жизни: героиня по имени Варя и адвокат Мэтью Дарси. Конечно, имя – это аллюзия на Марка Дарси из «Гордости и предубеждения», но это имя уже один раз пародийно использовалось в «Дневнике Бриджит Джонс» – поэтому у меня будет «аллюзия на аллюзию», по-моему, забавно. Моего адвоката в Лондоне, кстати, зовут Мэтью – это самое сексуальное имя.

– Почему вдруг?

– Статистика, опросы, гороскопы так говорят. Я хочу делать то, что людям нравится. На мой взгляд, жизнь и так достаточно тяжелая, мне хочется дать людям интертейнмент, а не жесткий депрессивный постмодернизм, как, например, у Влада в «Околоноля» – он, конечно, очень образованный человек, очень начитанный, с невероятным кругозором, но я обсуждать художественную ценность книги не буду: дочитала только до пятидесятой страницы, потому что это чернуха, одни подонки, убийства, мерзость, читать страшно и грустно.

Удивительно, что в качестве примера литературы постмодерна Елена приводит книгу Владислава Суркова, а не Умберто Эко, что ли, и к тому же называет заместителя главы президентской администрации по имени. Через такие примеры понимаешь, что все-таки она российский чиновник высокого ранга. А она тем временем продолжает:

– Но вообще сейчас я практически не читаю художественную литературу, самое интересное для меня чтение сейчас то, что присылает мой лондонский адвокат, это моя нынешняя жизнь. Я работаю то над показаниями, то над вторым романом, все так занятно переплетается... Я своему мужу говорю, что я влюбилась. Он спрашивает, в лондонского Мэтью или из романа, а я говорю: не знаю. Наверное, и в лондонского тоже.

– А муж что? – я чувствую, как сама становлюсь героиней уже не романа, а анекдота: «А он что? А ты ему?». Но остановиться невозможно.

– Смеется. Мы живем вместе двадцать семь лет – не знаю, как так получилось. Я звоню каждый день, зачитываю, что написала, он говорит, что не понимает, откуда это во мне, но раз уж пришло, надо писать. Хвалит меня.

На самом деле они давно живут не вместе: с тех пор как в 1998 году после работы во Всемирном банке в США Котова вернулась в Москву во Внешэкономбанк, потом ушла в ВТБ развивать инвестиционные проекты, а оттуда в 2005-м – в ЕБРР. С тех пор она жила в Лондоне, а он – в Штатах, работал корреспондентом «Итогов», теперь она в Москве, а он все там же. Мне кажется, что она должна быть очень одинока, хотя бы по тому, как подробно и охотно рассказывает о себе. Мне кажется, что вокруг нее нет симпатичных людей, оттого и «Бублик», – я спрашиваю, каково ей одной.

– Я живу одна очень давно. Как приехала в 1998 году в Москву после Америки, выяснилось, что друзей начала девяностых всех растеряла, потом вроде только собрала, уехала в Лондон – опять одна. Но я не чувствую уже этого. Я совершенно победила одиночество. Вот сейчас как заведенная пишу, сплю, встаю, опять пишу. Расселила коммуналку, которую купила давно, начала ремонт. Это инвестиционные планы, надо как-то крутиться, пока счета в Лондоне заморожены. Хорошо, что ко мне пришло это понимание: оказывается, я всю жизнь работала на кого-то, обогащала других, начальников например. Все, пришло время работать на себя.

Котова не бедный человек. Но несколько раз в жизни ей приходилось начинать с нуля. До 1991 года она была председателем Москомимущества и имела прямое отношение к приватизации, потом все бросила и уехала в Вашингтон работать во Всемирный банк. За семь лет освоила Америку, построила дом, но вернулась – сначала работать в ВЭБе, оттуда ушла к Гусинскому в Мост-банк, где все рухнуло; Гусинскому пришлось покинуть Россию, а ей – заново делать карьеру. Сейчас у нее дом в Штатах, две квартиры в центре Москвы и та самая квартира в Лондоне. Но продавать квартиры, находясь под следствием, нельзя. На что сейчас живет, непонятно.

– На что вы живете?

– На то, что друзья дают, кто может – просто так, другие – в долг. Я всегда, когда могла, помогала друзьям. Вот теперь они дают, но я надеюсь, что это не бесконечно продлится. Мои счета разморозят – это вопрос нескольких месяцев. Протяну так, мне вообще много не надо. Я была как будто «вещь в себе», жила, работала по накатанной, как судьба двигала, не думала, по своему ли пути иду. А теперь, когда судьба меня так «приложила», я, кажется, стала «вещью для себя», у меня открылись глаза, что счастье – это либо есть в человеке, либо нет, а все внешнее по отношению к тебе – это вопрос твоего отношения к этому внешнему. Это довольно важный период для самоосознания, очень жалко, что не все его проживают. Ну так и не всем посылаются такие испытания, слава богу.

Она цитирует Юнга, Платона, Канта. Цитат и аллюзий так много, что кажется, будто этот язык для Котовой новый. Она, очевидно, образованный человек, но не гуманитарий. Она говорит и говорит про роман, перескакивая с одного сюжета на другой. Между тем вопросов становится больше, чем ответов. Я спрашиваю: что будет дальше?

– Хорошо все будет! То, что со мной случилось, ужасно, но в странном смысле слова это можно назвать и счастьем, потому что заставило во многом переосмыслить и свою жизнь, и мир вокруг меня. Не думаю, что меня экстрадируют, разве что поменяют на условного Березовского, но зачем это нужно? Думаю, я правильно понимаю логику российских правоохранительных органов: если наш человек накосячил, мы сами и разберемся. Мне сейчас также становится все яснее и то, что я мешала руководству ЕБРР, потому что из-за меня России давали слишком много кредитов, я все время слишком много и слишком громко об этом говорила, постоянно создавая незримый конфликт, нарушая какой-то внутренний баланс. Я говорила об этом, когда начались проверки, но умные люди вокруг убеждали, что я возомнила о себе. Меня вывезло посольство, значит, я нужна. Дело не в заговоре против России. Просто всем хочется забыть, что банк создавался для стран бывшего СССР, всем хочется показать России ее место. Это был объективный конфликт, да еще усугубленный моей личной энергетикой. За это везде наказывают, и Европа в этом отношении ничем не отличается от России. Мой второй роман об этом.

Я понимаю, что в международных финансовых и дипломатических интригах мне не разобраться. Но мне вдруг становится понятнее, почему одинокая взрослая женщина, которой грозит в случае проигрыша до семи лет тюрьмы, оставшаяся без работы и денег, говорит, что все это большая удача и счастье. Но для подтверждения своей теории мне нужна еще одна встреча.

Рецепт счастья

Наше следующее место встречи – GQ-bar. Котова выглядит еще моложе, но я уже не удивляюсь. Я смотрю на нее и понимаю, что этот человек открыл для себя формулу счастья. И мне надо кровь из носу понять, можно ли эту формулу примерить на себя. А кроме того, понять, где тот чиновник, который был четыре месяца назад.

– Сколько у вас времени? – стремительно садится за стол, открывает меню, особо не вчитываясь, говорит официанту: – Гречку без всего и воды!

Я заказываю то же самое, официант, не скрывая разочарования, уходит.

– У меня очень много всего произошло. Я буду тезисно рассказывать.

Мне где-то в глубине кажется, что метаморфозы Котовой придумала я, поэтому искренне жду, что разговор пойдет о следствии – не тут-то было. За двадцать минут Елена рассказывает, что ее первый роман выйдет в издательстве АСТ в сентябре, называться будет «Легко!», что провела фотосессию, роман отрецензировали, на обложке хорошие цитаты, что за вторую книжку уже борются два издательства. И вот сейчас она пишет третий роман, он о женщинах, которые побеждают. О противостоянии мужчин и женщин и о том, насколько женский мир мудрее. Это все из личной биографии, но себя Елена разделила между тремя героинями. Наконец-то все сложилось, ничего я не придумала.

Так и в жизни Котова разделила себя на трех разных женщин. Одна – это чиновник, который умеет крутить деньги в мировом масштабе, но живет, похоже, по нормам русского госслужащего, полагаясь на авось. Это уже в прошлом. Вторая – это писательница. С ее героиней происходят необыкновенные приключения, побег от суда, лишения, но ее окружают сильные, умные мужчины, красивые адвокаты, верный муж. Но что с ней будет, кто же знает, пока глава не дописана. А есть третья – пожалуй, самая интересная. Женщина, которую на полном ходу остановили, и она ломает реальность под себя – этому хочется научиться. И удивительно не то, что ей даже не страшно. Удивительно, что она почти [note text="Я нормальный человек и от статуса подозреваемого никакого счастья не испытываю." author="23854" date="08.09.2011 23:21"]благодарна[/note], что ее предыдущая жизнь закончилась. Буквально, спасибо Следственному комитету – человеком теперь буду.

– А как продвигается следствие?

Видно, что ее это вообще уже не волнует, то есть более неуместный вопрос трудно себе представить.

– Продвигается. Счета откроют, я уверена, это вопрос двух месяцев. Лондонская полиция допрашивает мою домработницу – ну что она может рассказать? Это значит, у них дела совсем плохи, раз кроме домработницы поговорить не с кем. Не страшно уже, все.

Я чувствую, что таким образом мы закрываем тему. Это абсолютно подтверждает мою теорию.

– А своего юриста Мэтью, который во всех смыслах герой вашего романа, вы разлюбили? – спрашиваю я, потому что за все время разговора про адвоката тоже не было ни слова.

– Конечно, разлюбила, он, кстати, и в жизни оказался не таким совершенным, как мне казалось, надо все время его пихать, напоминать о себе, толкать в правильном направлении – иначе ничего не делает, сачкует. Но сейчас меня это уже не беспокоит, мне надо дописать третий роман. И мне необыкновенно интересно, как примут первые два.

За полгода сидения в Москве кандидат экономических наук, международный финансист, руководитель инвестиционных проектов Елена Котова придумала себе новую жизнь.

Я спрашиваю, не зовут ли бывшие коллеги Котову обратно к себе на работу.

– Боже упаси! Не зовут, все, наверное, боятся. Но я и не прошу, не обиваю пороги. Я никогда не была настолько свободной, как бы парадоксально это ни звучало. Я сейчас живу в мире, который устроен по моим законам, и мне ни с кем не надо бороться, не надо конфликтовать.

Всю жизнь Елена Котова, по сути, падала и вставала, то есть, видимо, это ее способ жить. Кажется, что теперь все, что она делала больше двадцати лет, она не то чтобы забыла, но прожила и отодвинула от себя. Кажется уже, что даже следствия в Британии и в России не напоминают о том, что это вообще-то была ее жизнь. Но это и есть ее жизнь. Только [note text="«Та» жизнь и «эта» границами не разделены. «Та» обязательно вернется. А пока я наслаждаюсь тем, что есть в «этой» и только в «этой». Поэтому, когда буду свободна вернуться в «ту» и решу это сделать, вернусь туда внутренне гораздо более свободным и счастливым человеком." author="23854" date="08.09.2011 23:22"]эта[/note] сторона ее жизни для Котовой не главная.

А может быть, с большими и маленькими российскими госслужащими так и происходит: если их лишать всего – должности, денег, статуса – в тот момент, когда в их жизни все стабильно и размеренно, то они, как в сказке, ударяются оземь и превращаются в нормальных, человеческих, живых, интересных людей с прошлым и сложной биографией?

Я прошу счет. Наверное, мы первые в истории GQ-bar, кому удалось здесь поесть на тысячу рублей. Котова смеется:

– Не надо выпендриваться, по средствам надо жить.

Это справедливо.

Я думала, что мне будут рассказывать сказки о тяжелой доле госслужащего – к моему удивлению, за все время наших разговоров Елена ни разу не пожаловалась. Понятно, она не признает вины, которая, собственно, и не доказана. Она не стала уверять меня, что она жертва интриг или европейского заговора, хотя я ждала этого. Я думала, что Елена будет похожа на бегущих в Лондон: вживется в роль изгнанника и станет говорить о неизбежном реванше, а оказалось, ей вообще неинтересно про бегство и еще менее – про реванш. Как сложилось, так сложилось. Я думала, что от встречи к встрече буду наблюдать, как обстоятельства подавляют личность, – ничего подобного не было, как раз наоборот. Я боялась, что эмпатия помешает мне рассказать историю и воспринять ее адекватно, – оказалось, она-то мне и нужна, чтобы понять историю Котовой и сделать выводы для себя самой. Рецепт ее счастья, похоже, можно тиражировать. Он таков: если твоя жизнь закончилась, собери все, что от нее осталось, и начни новую, совсем новую, а предыдущей не позволяй себя ранить.С

* * *

Развернутое обсуждение текста можно найти также здесь, здесь и здесь.