Я привык быть в меньшинстве.

В детстве я ходил в музыкальную школу с такой классической папочкой для нот под мышкой. Оказываясь с ней на улице, я чувствовал себя в меньшинстве. В большинстве были парни, которые отлавливали во дворах тех, кто с папочками, чтобы побить.

Однажды мне попалась в руки книга для подростков, где увлекательным образом рассказывалось об энтомологии. Прыгая по лужайкам садового товарищества «Березка» с самодельным сачком, я определенно чувствовал себя в меньшинстве.

В большинстве были те, кто проводил время, взрывая тротил, найденный в окрестных лесах на местах боев Второй мировой, ну и пытаясь побить кого-нибудь из садового товарищества «Подъемник». Завидев меня, увлеченно преследующего очередную лимонницу, большинство из обоих садовых товариществ кричало насмешливо: «Юный бабочколов!» Слово «энтомолог» не входило в лексикон большинства.

Студентом, шатаясь по питерским дворам, я пытался заставить друзей донести бутылки до урны после их распития. Ходил вольнослушателем на филфак не потому, что там девочки, а потому, что в самом деле интересно было слушать про Тредьяковского. Носил в газеты заметки про старообрядцев или реабилитационный театр людей с синдромом Дауна, а там говорили, что большинству людей интересно про местную команду КВН и премьеру блокбастера.

В общем, во взрослую жизнь я вступил человеком, для которого быть в меньшинстве стало привычным делом. Это мне казалось таким же естественным, как болеть зимой гриппом или носить трусы под штанами.

Мир вокруг меня устроен просто. Ты в меньшинстве, если ты нормальный. Если ты в очереди к эскалатору пытаешься держать дистанцию, ты в меньшинстве. Если ты тащишь с помойки домой венские стулья, ты в меньшинстве. Если ты веришь в то, что никто тебе ничего не должен, ты в меньшинстве. Если ты не даешь взяток, ты в меньшинстве. Если ты купил Windows, ты в меньшинстве. Если ты не знаешь, кто такой Стас Михайлов, но знаешь, кто такой Билл Эванс, ты в меньшинстве. В общем, если ты нормальный, ты в меньшинстве.

5 декабря 2011 года этот привычный мне мир пошатнулся. Накануне я собрал свое семейство, отправился в школу на соседнюю улицу и отдал свой голос за партию, которая, как и я, уже давно смирилась с тем, что она в меньшинстве. На следующий день я первым делом включил компьютер и посмотрел на результат. Результат был ожидаемый. Моя — причем довольно условно, с большой такой натяжкой моя — партия набрала привычный и для нее, и для меня ничтожный процент.

Но что-то было не так. Сложно сказать, откуда пришло это чувство. То ли это фейсбук, где одни кричали «ату», пока другие катались на каруселях. То ли это цифры независимых экзит-поллов, отражающие реальную картину мира. То ли это старомодные кухонные разговоры с друзьями и родственниками, которых тема выбора меньшего из зол как-то вдруг взволновала не на шутку. То ли это неожиданная способность нормальных людей выйти на Чистые пруды и сказать «Ша!»

Я осознал, что больше не чувствую себя в меньшинстве. Не то слово — этих выборов вдруг оказалось достаточно, чтобы я подумал: а не так ведь все плохо. Уже давно я чувствую себя чужим среди своих исключительно по привычке.

Тех, кто доверяет блогерам, уж точно не меньше, чем тех, кто доверяет программе «Время». Людей, которые тормозят перед пешеходным переходом, больше, чем тех, кто пристраивается за «скорой». Среди известной мне молодежи тех, кто хочет свое дело, намного больше, чем тех, кто хочет в «Газпром». И вообще, быть нормальным постепенно становится нормой.

Может быть, думаю я теперь, это все самообман? Настроение момента? Протестная эйфория? Подлая фейсбучная иллюзия?

Ну, даже если и так, я надеюсь, что это настроение момента я чувствую не один.

Я надеюсь, что вместе со мной его чувствуют не только мои друзья и френды, но и те, кто привык считать себя в большинстве. Кто еще вчера думал, что всех отжал и всем показал. Кто все распилил, равноудалил и отвертикалил. Кто построил себе параллельную страну со своими отдельными дорогами, судами и городами. Кто надеялся, что для всех остальных достаточно просто грозно пообещать наказать виновных (и оставить преступников безнаказанными), шумно свинтить мигалки (а потом втихаря привинтить их на место), остановить варварскую стройку днем (и запустить бульдозеры ночью), посулить понизить налоги (а вместо этого их на деле повысить), прорекламировать масштабные реформы (а вместо этого просто сменить вывески) и, наконец, день и ночь, день и ночь трындеть о величии России (выламывая куски этой России и выменивая их на средиземноморские яхты и дубайские пентхаусы). Кто, кажется, искренне верил, что все это прокатит.

Я надеюсь, что теперь эти люди сидят там перед своими компьютерами, как сидел я вчерашним утром, смотрят на вполне ожидаемый результат и чувствуют, что что-то не так.

И постепенно начинают понимать, что все это не прокатывает.