Семь молоденьких актрис в черных штанах и белых рубашках выносят пюпитры, на них расставляют громоздкие разноцветные книги. Девушки по очереди начинают петь каждая свою ноту, в это время книги закрыты и повернуты от зрителя. Постепенно из динамиков нарастает классическая музыка, и девушки, замолчав, разворачивают пюпитры и синхронно начинают перелистывать страницы, по которым — от первой до седьмой книги — неровной голубой лентой вырисовывается морская волна. Девушки продолжают переворачивать листы — на них мелькают древнегреческие герои, и вдруг из каждой книги от движения страниц вылетают сухие листья. Так начинается путешествие в оперу Перселла «Дидона и Эней».
Вообще-то, в Москве это была курсовая работа второго набора «Лаборатории Дмитрия Крымова», с которой ребята неожиданно выиграли грант Роберта Уилсона и приехали на месяц в Америку. Здесь им дали помещение и неограниченную свободу действий. Вера Мартынова, выпускница первого курса Крымова, одна из двух художниц спектаклей «Лаборатории», преподаватель во втором наборе и постановщик этой оперы, с восторгом говорит: «У нас было 24 часа в сутках на работу! И цель — из эскиза развить произведение». Немного барахлит техника, что-то не складывается с музыкой в тех отрывках, которые ребята показывают, Вера волнуется. Но тут к ребятам выходит Дмитрий Крымов — случайно совпало, что он в то же время оказался в Нью-Йорке, — и напряжения как не бывало. Кроме того, что это его студенты, рассказывает режиссер, никакого отношения к самому спектаклю он не имеет и видит его в первый раз: «Если из вас кто-нибудь испытывал ощущение, когда ваш сын или внук гостям читает стихотворение, то это примерно то чувство, которое сейчас испытывал я, глядя на сцену и на вас. Вы гости, это были мои дети, они читали вам стихотворение, я бы очень хотел, чтобы вам понравилось».
Режиссер (также известный как сценограф, театральный педагог и современный художник) рассказывает, как возникла «Лаборатория Дмитрия Крымова»: «Это был курс художников в РАТИ ГИТИС. Мы в шутку, чтобы отпраздновать мой день рождения, решили сделать спектакль. Ну, чтобы не домой всех гостей звать, а пригласить на показ. Делали его абсолютно в свое удовольствие. Нам это понравилось, и я видел, что людям понравилось. Это была свежая волна не только приятия с их стороны, а интереса». Решили продолжать. С тех пор поставлено более десяти спектаклей, «Демон. Вид сверху» и «Opus №7» — лауреаты «Золотой маски», гастроли, в том числе его нового проекта с Михаилом Барышниковым, расписаны на год вперед.
Крымов рассказывает, что ни разу не ставил пьесы, просто как начали тогда фантазировать, так и не останавливаются: «Как я сейчас понимаю, у нас получился другой тип театра. Не лучше, не хуже, это просто другая комната в театре». Главное в постановке всегда тема (как, например, в показанных видеоотрывках «Тарарабумбии» отталкивались от Чехова — что было во время него и случилось после, что он значит для каждого в команде). Дальше уже обсуждения со сценографами, потом с актерами, потом репетиции и коллективное творчество, бесконечное придумывание и вариации на заданную тему. Это может быть про смех и грусть, рождение и смерть, отношения мамы и сына, тоску по лучшей жизни, самоубийство и роды. После подготовки к спектаклю остаются толстые пачки фотографий с воплощенными идеями. Их тысячи, но отбираются только те, с которыми согласна вся труппа.
Про труппу Крымов говорит так: «Сброд в общем-то». В программке к нашему мероприятию, например, значатся: Александра Ловянникова — снабженец, драпировщик; Вера Соколова — завпост, бутафор, намек на альт; Филипп Виноградов — видео, молчит; Александра Дашевская — трагическое сопрано. Основу по-прежнему составляют художники, но есть и актеры, акробаты, дрессировщики и поющие сценографы (собственно, так назывался первый набор Крымова в ГИТИСе), есть даже музыкант, больше десяти лет проработавший в Нью-Йорке таксистом. Все они создают зрелище, от которого невозможно оторваться.
«Из любой темы можно — и теперь я это точно знаю, — войдя в комнату с пустой сценой с хорошей компанией людей и с абсолютным минимум денег, сделать нечто, что заворожит публику на полтора часа. Это очень интересный путь творчества: не делать новую версию, не разгадывать загадки, которые до тебя уже кто-то лучше или хуже разгадал, а просто заниматься другим делом — без сюжета вести настроение. Иногда — окунаясь в сюжет, иногда — двигаясь принципиально бессюжетно», — говорит Крымов.
При видимой вседозволенности и большом количестве задействованного народа весь спектакль работает как часы, импровизации в нем ровно ноль, все продумано до мельчайшего потайного смысла и отработана каждая деталь. «Мы делаем такой вид театра, который очень зависит от технической подготовки и подготовки вообще, и если гвоздика не будет, если палочка не так привязана, из-за накладок удесятеряется опасность потери эффекта», — объясняет Крымов. «И еще во время работы надо друг друга любить», — добавляет он.
«Мои ученики — это моя гордость, — Крымов с теплом смотрит на молодых студенток и Веру. — Мне очень интересно с ними». О каждом он помнит, за что их взял к себе на курс.
В конце встречи Крымов рассказывает о том, как из театрального художника превратился в режиссера: «Я иногда думаю, что то, чем я занимаюсь, это для меня способ поговорить с папой. В свое время он делал спектакли, которые меня абсолютно переворачивали. Потом, когда его не стало, это закончилось, и в какой-то момент я подумал: неужели нельзя сделать что-то — а я не знал, как это делается, никогда не учился — неужели нельзя так сделать, чтобы у людей внутри зашевелилось? Это и был побудительный мотив».