Катя Затуливетер: Один человек может сделать многое против целого государства

С Вы написали книгу о своем лондонском процессе – расскажите о ней.

Она практически завершена, и ее, к сожалению, не принимают британские издатели. Я пробую договориться с российскими издателями, но книга написана по-английски. Перевод займет много времени. Потому что надо будет не перевести автоматически, а написать заново, уже для другого читателя.

С Что там есть такого, о чем еще не писали в газетах?

Прежде всего описание того, как проходили допросы, это очень увлекательно. Причем именно для русского человека. Я не хочу сейчас говорить о деталях, они останутся в книге. И рассказ про депортационный центр. Я просидела там одиннадцать дней после ареста. Интересный был опыт.

С Вы как-то сказали, что эта книга помогла вам избавиться от неприятных эмоций. Сейчас вы пытаетесь ее опубликовать. Зачем?

Потому что эта история могла случиться с кем угодно. Я в этом совершенно убеждена. И со мной она произошла, вероятно, просто потому, что кто-то в MI-5 закрыл глаза и случайно вытянул какую-то папку с полки – мою. Им было совершенно все равно, кого депортировать. Мотивы у них совершенно другие. Может, им показалось, что меня будет легче депортировать, чем кого-то другого.

С Какие у них были мотивы?

Мы можем только догадываться. У меня есть версия, но мои адвокаты со мной не согласны. В августе 2010 года меня начали допрашивать. А за месяц до этого, в июле, британский министр финансов Джордж Осборн опубликовал новый бюджет. Естественно, мы не знаем, сколько денег урезали MI-5, но можно предположить, что их антишпионский отдел сократили в финансах достаточно сильно. И им нужно было продемонстрировать, что у них есть работа: «вот, смотрите, у нас есть шпионы, мы их депортируем. И у нас все замечательно. Шпионы есть, угроза есть, давайте нам деньги».

С Люди из MI-5, похоже, произвели на вас плохое впечатление.

О да. Когда начались первые допросы, я сначала всерьез не переживала. Потому что считала, что имею дело с профессионалами. Мы сейчас пообщаемся, и если у них есть вопросы, я все объясню, недопонимание уйдет, мы расстанемся и никогда больше не увидимся. Потом, когда я поняла, что они ничего не знают о России, не говорят на русском языке и не понимают реалий современного мира, вот тогда мне стало страшно. У них была какая-то идея, и они пытались ее доказать. Они просто цеплялись за мелочи: я говорю по-английски, значит, выучила его в шпионской школе. У них, может, есть сведения, что какой-то российский разведчик ходил в британский театр, и раз я тоже была в театре, значит, тоже шпионка.

С Вам не хотелось все бросить, когда столкнулись с этим?

Хотелось каждый день. Но адвокаты, друзья, семья меня вытянули. Однажды, когда было очень сложно, где-то в середине процесса, я позвонила папе домой и сказала рыдающим голосом: «Все, я больше не могу это выдержать». Он мне просто ответил: «Собирайся и приезжай. Какая разница, выиграешь ты или проиграешь. Нам твое психологическое состояние намного важнее». Когда он мне это сказал, я подумала: «Так, стоп. Наверное, я все-таки останусь и доведу дело до конца. Терпела уже довольно долго». Это очень помогло, отрезвило. Так что я папе очень благодарна: он умеет в кризисный момент найти слова, которые подействуют.

С А как же русская диаспора? Разве она не помогала?

Нет, и это еще один момент, который, на мой взгляд, не поняли британцы. Они считали меня человеком, вовлеченным в жизнь диаспоры. А я человек космополитически ориентированный, общаюсь с людьми со всего мира, но вот с русскими контактов не было.

С То есть вы не следите за тем, что происходит с россиянами в Великобритании, например за процессом Березовского и Абрамовича?

За этим разбирательством мне сложно было следить, потому что началось оно одновременно с моим процессом. Но было смешно, когда газеты ставили мое и их дела на одну полосу – редакторы, наверное, думали: пусть будут рядом, чтобы не размазывать русских по всей газете. Время от времени издания посылали одних и тех же журналистов в оба суда, и было забавно наблюдать, как они бегают из одного зала в другой, пытаясь и там, и здесь ухватить какую-то информацию. Мне очень хотелось почитать побольше о деле Березовского и Абрамовича, может, даже поприсутствовать там.

С А в вашей личной борьбе кто еще вас поддерживал?

Друзья, адвокаты. Причем многих друзей я потеряла из-за этого процесса. Они от меня отвернулись. Мне трудно понять, как это могло произойти. Одного друга потерять – и то сложно, а когда теряешь нескольких одновременно, это просто невыносимо. Но в то же время в мою жизнь пришло столько замечательных людей, что я благодарна за все, что случилось. У меня появились знакомства в русской диаспоре в Лондоне. И здесь у меня теперь тоже гораздо больше друзей, чем раньше.

С Вы перебрались сюда недавно. Как вам удается себя обеспечивать?

С этим сложно. Ищу работу, а работы нет. Сейчас живу у одного из друзей – у него свободна одна комната в квартире. Друзья вообще во многом помогают, и я не смогла бы без них выжить.

С Как проходит ваш обычный день?

Поиск работы, рассылка огромного количества резюме. Я ходила на несколько мероприятий «Сноба», очень интересно. Стараюсь как можно чаще появляться на публике. Ходила на митинги. Скоро пойду на мероприятия «Гражданина наблюдателя».

С То есть вы в поиске. Ищете что-то конкретное?

Мне хотелось бы найти что-нибудь по специальности. Что-нибудь в сфере международных отношений: политика, журналистика. У меня гуманитарный профиль. Я уехала в Европу специально для того, чтобы изучать conflict resolution («разрешение конфликтов». – Прим. ред.). И было только три университета, где этот предмет преподавали. Один в Британии, в Брэдфорде, другой в Австрии и еще один в Норвегии – но там, мне показалось, слишком холодно, тем более что в Петербурге мне холод надоел. А в Австрии и Великобритании я поступила и выбрала Брэдфорд, потому что у меня в Англии уже жила сестра.

С Как, в вашем представлении, должна выглядеть ваша работа здесь?

Хотелось бы работать в какой-то международной организации, то есть продолжать тот путь, который прервали так некрасиво. Не знаю, получится или нет, все зависит от того, как люди будут воспринимать меня.

С Ваша популярность, кстати, больше мешает вам или помогает?

Я не пойму, не знаю. В Англии меня никто не узнавал, пока шел процесс. А недавно, около месяца назад, в один и тот же день ко мне подошли два человека, хотели познакомиться. Это было неожиданно. Здесь такого нет.

С Как вы себя чувствуете в Москве после стольких лет за рубежом?

В Москве я себя ощущаю очень спокойно, не думаю, что этот город чем-то отличается от других европейских городов. Наоборот, мне тут нравится даже больше, чем в Лондоне. Замечательная еда, я отвыкла от хорошей кухни. В Лондоне тоже можно найти меню на любой вкус, но нет у них такой страсти к еде. У них это как-то между делом. У нас все-таки есть уважение к еде.

С Сами готовите себе?

По-разному. Иногда готовлю, экспериментировать люблю. Последний рецепт, который я выучила, – это французский грибной суп.

С Вы не хотите побывать в Кабардино-Балкарии, где провели детство?

Нет, у меня сохранилось воспоминание о Кабардино-Балкарии как о самом прекрасном месте на земле, где все замечательно. Где огромное количество друзей, все такое светлое, зеленое, солнечное. И я знаю, что если туда вернусь, то пойму, что нет такого места.

С А какие-то детские мечты или увлечения остались – рисовать, например?

После того как окончила художественную школу, я поняла, что шансов заработать на кусок хлеба у меня все же больше в гуманитарной сфере. А когда поступила в Санкт-Петербургский университет, окунулась полностью в учебу. Единственное, у меня с тех пор оставалась тетрадочка, где я рисовала либо моих однокурсников, либо профессоров. И за четыре года у меня накопилось огромное количество портретов. По этим рисуночкам можно определить, какие лекции скучные были, а какие нет. На интересных я не рисовала.

С Вы склонны к ностальгии? Есть период в прошлом, в который хотелось бы вернуться?

Нет. Мне кажется, нужно смотреть вперед. Жить настоящим и наслаждаться тем, что есть.

С Недавно вышел фильм BBC, который называется «Путин, Россия и Запад», – о том, как Владимир Путин пришел к власти, и вообще о событиях внутри России и за ее пределами в нулевые годы. Вы участвовали в его создании. Поделитесь своими впечатлениями.

Работа показалась мне очень интересной – мы учились докапываться до истины. Потому что информации сейчас очень много, но каждый источник преследует свои интересы. А Норма Перси (автор фильма. – Прим. ред.) умеет узнавать, что на самом деле происходило за закрытыми дверями. Я слышала, что многим этот фильм показался пропутинским – особенно в России. Но, на мой взгляд, это документальный фильм, который не пытается повлиять на политику, никакой пропаганды там нет.

С Вы сказали, что участвуете в митингах и хотите стать наблюдателем на выборах. Как вам политическая обстановка в России?

Я очень рада тому, что сейчас здесь происходит. 4 февраля я была на шествии здесь, в Москве. 10 декабря я была на митинге в Лондоне. А потом я уехала к родителям на Северный Кавказ и 24 декабря ходила на митинг там.

С Расскажите подробнее про этот митинг.

Он проходил в Пятигорске. Туда съехались люди из соседних городов, где митинги запретили. Было человек триста с белыми шарами «Нас надули». Огромное количество плакатов. Кто-то за ними прятался, явно боясь быть уволенным с работы, отчисленным из университета. И много было людей, по которым было видно, насколько им все надоело и что они не боятся. 10 декабря на пятигорском несанкционированном митинге полицейские били людей, арестовывали. А 24-го ситуация изменилась. Полиция уже склонялась на нашу сторону. Думаю, многие из них были на тех же избирательных участках и знают прекрасно, что происходило.

С Вам близки лозунги, которые звучали 4 февраля на Болотной? Антипутинские, я имею в виду.

Да, близки, потому что я не верю, что он может измениться. Многие депутаты в парламенте могут подстроиться под новую, честную систему выборов. А Путин уже измениться не в состоянии.

С Как вы считаете, нынешние протесты уже неостановимы или после мартовских выборов это движение угаснет?

Это зависит от того, что будет на выборах. Сейчас модно не только выходить на митинги, но и быть наблюдателем. Многие уже знают, на что надо обращать внимание. Думаю, «Гражданин наблюдатель», «Голос» и «Яблоко» уже поняли, как предотвращать крупные нарушения, и учат этому. Мы уже будем подготовленными, поэтому выборы так легко не смогут фальсифицировать. Хотя могут, конечно, придумать что-то новое, как с реестрами на парламентских выборах. Это такая распространенная сейчас практика: в суде отказывают по многим делам о фальсификациях, потому что на протоколах у наблюдателей нет какого-то специального номера реестра. Все очень удивляются. А оказывается, за несколько месяцев до выборов ЦИК принял такое постановление, где говорилось, что копия протокола действительна, только если на ней есть специальный номер, а его вносят в книжечку у комиссии. Никто, даже специалисты, не заметили это постановление, которое не внесли в федеральный закон, и сейчас многие суды мы поэтому проигрываем.

С Мы – это кто?

Мы – это граждане России, которым не все равно, что будет дальше.

С В любом случае итоги президентских выборов, по большому счету, всем уже известны.

Я не люблю, когда так говорят. До 10 декабря мы все знали, что Путин придет к власти на двенадцать лет. После 10 декабря люди стали думать, что на шесть лет все-таки, не на двенадцать – он столько не продержится. После 24 декабря самые смелые стали утверждать, что Путин останется на два-три года, и если протесты будут продолжаться, то устроят перевыборы. Еще пару месяцев назад всего этого представить было нельзя. Поэтому, да, мы знаем, кто выиграет, но что дальше – неизвестно.

С То есть вы оптимистически смотрите вперед.

Да, очень. У нас есть очень большие шансы изменить страну к лучшему. Опыт в суде повлиял на мое мировоззрение. Я поняла, что один человек может сделать многое против целого государства. А нас сейчас в России так много – мы можем добиться еще большего. Это вселяет надежду. Недавно я ходила на одно из судебных разбирательств по поводу фальсификации декабрьских выборов. На том заседании присутствовал представитель территориальной комиссии и пытался объяснить, каким образом в первичном протоколе цифры одни, а в ТИК заверили уже другие цифры. Он очень неуверенно сказал, что они, наверное, появились во время сканирования. Полнейшая глупость. И вот мы сидели – девять человек, не имевших отношения ни к стороне обвинения, ни к стороне защиты, – и смотрели на него. Если бы нас не было, он мог бы, наверное, сказать, что не будет отвечать ни на какие вопросы, фальсификаций не было и все. А когда он сталкивается с гражданским контролем, ситуация становится другой. Судье, думаю, тоже было не по себе от такого количества наблюдателей на процессе. В следующий раз нас было тридцать пять человек. Дело мы, конечно, проиграли, но ушли победителями.

Беседовал Егор НизамовС