Скандала не получилось. Первый канал, анонсируя «Краткий курс счастливой жизни», добросовестно и упрямо называл сериал «провокационным» и «реалистичным». Но и то и другое оказалось не более чем рекламным трюком, на который клюнули только самые доверчивые телезрители и средневековые телекритики.

Сюжет, вкратце, такой: четыре офисные девицы трудной судьбы ищут любви, но находят разнообразно неприглядных козлов, поскольку других мужчин здесь не водится. Снято в патентованной манере Германики: крупные планы, немиссионерский секс, в меру сниженная лексика, изрядно косноязычная речь, общая угловатость всего. Герои состоят друг с другом в немотивированных связях: случайно подснятый кавалер одной героини обязательно окажется бывшим мужем другой, что сначала кажется сценарной слабостью, а потом даже замыслом — неужто намекают на общинность русской жизни?

Те СМИ, что поближе к народу, принялись буднично бубнить про бездуховность и порнографию, хотя было бы логичнее обратить карающие взоры на собственные страницы. Те, что от народа подальше, высказываются что о форме этого сериала, что о его содержании все больше как-то по-хармсовски: «Театр закрывается, нас всех тошнит».

Общественность же и вовсе безмолвствует: в отличие от сериала «Школа», где режиссер наступила на очевидное табу, опорочив своим трудом «школьные годы чудесные», мрачная киносага про женщин массовое сознание не ранит. Здесь нет предмета культа: семейная жизнь женщины в прошлый раз идеализировалась в кинофильме «Однажды двадцать лет спустя» тридцать лет назад.

Между тем тут есть о чем поговорить. Например, почему художественный жанр псевдодокументальности (а в сериале именно он) автоматически приравнивается к какой-то сермяжной правде.

Пропустим интересные частности: одну замученную жизнью офисную даму играет актриса Ксения Громова, в каждом жесте которой сквозит вся система Станиславского, а другую, живущую с ментом-садистом, бывшая балерина Алиса Хазанова, весь облик которой говорит о том, что у такой женщины такого мента в знакомых нет и никогда не будет. (Играют, кстати, вполне честно.)

Вопрос в том, почему этот жанр вообще претендует на узурпацию правды. Является ли кровожадная сцена из фильма, снятого в жанре хоррор, «жизненной» и «реалистичной»? Да, если вы серийный маньяк. Так же и тут: к примеру, мои взаимоотношения с подругами и мужчинами гораздо честнее, чем «ККСЖ», описывает советский кинофильм «Девчата».

Еще занимательнее, почему налет скандальности достался истории, которая абсолютно вписана в российский культурный контекст. «Краткий курс счастливой жизни» кокетливо сравнивают с «Сексом в большом городе», хотя американский сериал, в общем-то, о том, что дружба ценнее любви, профессия важнее туфель, секс — цель, а не средство, а мотива униженных и оскорбленных там нет вовсе. Куда уместнее было бы сравнивать сериал Германики с «Интердевочкой»: тут и четыре героини, и вынужденное приятельство по профсоюзной линии, и всегдашняя невыносимость русского бытия.

Более того, эти сюжетные линии (не оценивая сейчас их художественные достоинства) настолько традиционны, что вписались бы даже в школьную программу по литературе. Сериальные бедные Саша, Катя, Аня и Люба легко поместились бы на задворках «галереи женских образов», заполненной бедными Лизами, Катеринами и Сонечками Мармеладовыми, а второстепенные персонажи — все эти мужья-алкоголики и соседки-собачницы — в классическую нишу маленького человека.

Школьники прилежно писали бы свои благоглупости в сочинениях вроде «Образ мента в сериале В. Г. Германики». Или лучше «Офис в "ККСЖ" как энциклопедия русской жизни» — устройство рекрутингового агентства на пять сотрудников, в котором бесконечно едят зефирки, но никогда и никого не рекрутят, действительно крайне интересно.

К тому же здесь есть все, что обычно упихивают в российский продукт, когда хотят прокатиться с ним на какой-нибудь модный европейский кинофестиваль: трущобы, водка, баба с конем на скаку и прочая нелепая и часто уголовно наказуемая удаль. Трущобы тут немного залакированы (все-таки столица), но это никого не вводит в заблуждение: сцена корпоратива, например, выглядит как старинная русская попойка, бессмысленная и беспощадная.

Кинематографическая проблема тут, собственно, в том, что все эти медведи, матрешки и балалайки, снятые в лоб, становятся бесконечным лубком, заполонившим телевизор. Они же, снятые ручной камерой и на авторской дистанции, сразу назначаются артхаусом и даже немного искусством — но ни те ни другие все никак не могут выйти за рамки медведя, матрешки и балалайки.

Обидно, однако, другое: «ККСЖ» напоминает не блестящий Sex and the City, а депрессивную версию его российского клона «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво» — сериала, в художественном, да и в каком угодно смысле не обсуждаемого вообще. Видимо, никто в России пока не готов снимать сериалы про остроумных, порядочных, увлеченных делом женщин, знающих, что такое человеческое достоинство. Может быть, потому что не вполне верят в их существование.