Среди каннских бездомных пронесся слух, что какой-то шальной русский отвалил старику-молдаванину, мучившему шарманку у парковки на рю Жоржа Жореса, купюру в 500 евро.

Эй, стоп — так должен начинаться рассказ про странный город, а не итоговый отчет о фестивале. Хотя отчего бы не вспомнить об уличных попрошайках — их в Канне не меньше, чем молодежи в black tie, клянчащей на подступах к пале «инвитасьон». А сам фестиваль в своей второй части ударился в жесткую критику капитализма: в конкурсе показали гламурный памфлет корейца Им Сансу «Вкус денег» и «Космополис», самый декларативный и визуально сдержанный фильм Дэвида Кроненберга. К числу редких небесспорных достоинств этого произведения можно отнести то, как ловко Кроненберг «прикарманил» себе Роберта Паттинсона: бледное лицо актера точно вписалось в физиогномическую галерею, собранную режиссером за без малого сорок лет. Если поставить в ряд фотографии тех, кому Кроненберг доверял главные роли — от Джеффа Голдбдюма и Джереми Айронса до Питера Уэллера и Вигго Мортенсена, — станет явным их определенное сходство, как друг с другом, так и с самим Кроненбергом.

Немного похож на режиссера Сергея Лозницу и Влад Абашин, играющий партизана Бурова — одну из трех главных ролей в экранизации повести Василя Быкова «В тумане». Это именно что экранизация — верная первоисточнику, возможно, даже слишком иллюстративная. И следующая соцреалистической традиции подбирать актеров с «говорящими» лицами, чтоб если хитрец и трус, так на лбу было написано и усмешечка покривее выходила. Два партизана, Буров и Войтик, должны расправиться с предполагаемым предателем Сущеней, на самом деле честным и совестливым человеком. Но живым из трипа по осеннему лесу не выйдет никто: Бурова и Войтика (один храбрец, второй хитрец) убьют полицаи, Сущеня, сломленный войной и потерявший веру в возможность оправдаться, застрелится сам. «Последний негритенок посмотрел устало, повесился — и никого не стало». Нехорошо, конечно, вспоминать черную считалочку, когда речь идет о подвигах Великой Отечественной. Но в том-то и дело, что текст Быкова, написанный уже на излете СССР, в 1988-м, совсем не о подвигах — напротив, о болезненной и изуверской ситуации, когда жить порядочному человеку стыдно. Сомнительный посыл, но ценность фильма не в нем. Лозница — режиссер-живописец, способный запечатлевать удивительные, словно излучающие свет, человеческие лица (и рыла у него тоже, кстати, выходят незабываемыми), живые, затягивающие в себя пейзажи. До поры ближайшим кинематографическим родственником «В тумане» кажется «Мертвец» Джима Джармуша — только Лозница совсем не склонен шутить, и метафизики словно специально сторонится.

Как и когда-то Джармуш, «В тумане» остался без официальных наград, разбросанных в итоге достаточно странно. Что, в общем, нормально для фестиваля, где концептуально подобранная программа отличалась причудливостью (и я имею в виду не только секс с безногой Марион Котийяр в «Ржавчине и кости» или Николь Кидман, писающую на покусанного медузами Зака Эфрона в «Газетчике»). «Золотую пальмовую ветвь» отдали действительно великому фильму «Любовь» Михаэля Ханеке — и смущает в этом решении только то, что Ханеке побеждал в Канне всего три года назад (с «Белой лентой»). Без наград остался Лео Каракс, хотя любовь к его «Святым моторам» объединила, кажется, всех. Зато Гран-при (второй по значению приз) для «Реалити» итальянца Маттео Гарроне выглядит чистой воды землячеством и кумовством (жюри возглавлял Нанни Моретти). Нет, это хорошая картина, грустный гротеск о неаполитанском торговце рыбой, который так сильно мечтал попасть в шоу «Большой брат», что лишился рассудка. У Гарроне возникают переклички и с антирелигиозным выпадом Кристиана Мунджу «За холмами» (жюри отметило нелюбимый мной фильм за сценарий и женские роли), и с «райскими» мотивами всех нынешних конкурсантов; «Реалити» полна сочных и смачных типажей, она и смешна, и зловеща, но в целом выглядит изощренным упражнением в банальности.

Оправданнее приз за режиссуру, доставшийся мексиканцу Карлосу Рейгадасу: в его Post Tenebras Lux («После тьмы свет» в переводе с латыни) сам черт (он, кстати, один из персонажей фильма) ногу сломит. Короткий случай семейной хроники усложнен сбитой хронологией — Рейгадас, конечно, самый выпендрежный режиссер. Без особой глубины, но интересный. За Каракса при таком раскладе вдвойне обидно.