Упоминать имя Господне сегодня не то что всуе, но даже и по делу чревато; религиозная тема как минное поле. «Орда», главная премьера ММКФ, — фильм, неудобный и для воинствующих атеистов, молящихся на Pussy Riot, и для «боевых православных», громящих выставки, как неудобно всякое серьезное высказывание людей думающих и не скованных догмами. Остроту событию придает и то, что облачено высказывание в яркую форму: «Орда» — безупречный блокбастер для больших экранов (уже, кстати, купленный для проката десятками стран). Он создан при поддержке «Православной энциклопедии», в рабочем варианте названия упоминался главный герой, митрополит Московский Алексий, теолог XIV века, и в фестивальном каталоге программный директор Кирилл Разлогов аттестует «Орду» как фильм с «православным взглядом на мир». И вот уже замелькал ярлычок «православная агитка». На пресс-конференции прозвучало и другое мнение: «богомерзкое, антирусское кино». Не знаю, на каком месте глаза и у тех, и у других кликуш. Что заставляет выдавать такие заключения: врожденное ли слабоумие, слепота, наследие совка — одноцветное максималистское мышление, неизвестно. Фильм же здесь вообще ни при чем.

Он начинается со смачного актерского выступления Андрея Панина — в роли хана Тинибека, принимающего трусливых папских послов в 1357 году. Панина в фильме мало: Тинибека убивает его младший брат Джанибек, благословляемый матерью, ханшей Тайдулой, на царство. Во время казни русских пленников Тайдула слепнет. Хан, отчаявшись найти помощь среди местных знахарей, практикующих притирки из верблюжьего дерьма, отправляет гонцов в Московское княжество за митрополитом Алексием, почитаемым за чудотворца. Чудо произойдет, но не так, как описывается в канонических житийных сюжетах.

«Орда» складывается в дилогию с предыдущей экранизацией сценария Юрия Арабова — фильмом «Чудо», сделанным Александром Прошкиным, отцом постановщика «Орды». Речь не только о смирении и жертве как плате за чудо и, шире, преображение мира. Здесь, по сути, рассказывается та же история — не поисков Бога, но попытки установления с ним своих отношений.

Первая половина XIV века — время религиозной перестройки в Орде: официально государство исповедовало ислам, сохранялось и тенгурианство, первобытная религия степных народов, поклонявшихся Тенгри — Голубому Небу. И выбор божества осуществлялся по утилитарным соображениям целесообразности. В фильме есть эпизод, где ордынец недоумевает, зачем Алексий добровольно возвращается в Сарай и, по сути, спускается в ад: в его поступке нет логики, он не несет материальной пользы (исходя исключительно из нее, а никак не по людоедской жестокости слуги хана оставляют в живых тех пленных, что владеют ремеслом, и рубят головы прочим: какой смысл кормить их?). Здесь есть перекличка с эпизодом «Андрея Рублева», в котором хан не понимает, как Богоматерь может оставаться девственницей; что за странная религия?

С «Андреем Рублевым» «Орда» сознательно перекликается — ни в коем случае не в плане подражания, глубже. Например, Александр Яценко делает Федьку, прислужника владыки Алексия, близнецом Бориски, героя Николая Бурляева, того, что отливал в «Андрее Рублеве» колокол, пытаясь постичь заветную отцовскую тайну. Федька, отпаривающий митрополитовы ноги отваром из шишек, жаждет постичь тайну, скажем так, чудопроизводства, что элементарно и невозможно. «Видишь, там, на горе, возвышается крест, под ним десяток солдат, повиси-ка на нем».
Постановщик Андрей Прошкин работает тонко, не бьет, подобно ордынскому бойцу, плеткой по щекам, избегает он и проповедей. Жизнь в Орде — буйная, замешанная на насилии, с оргиастическими увеселениями и гомоном базара, на котором запросто можно встретить торговца чудо-юдом, — выглядит соблазнительной. В фильме Павла Лунгина «Царь» лютые забавы Ивана Грозного увлекали сильнее пресного аскетизма митрополита Филиппа, и происходило это вопреки декларированной воле режиссера. У Прошкина возбуждающая ордынская дичь — неотъемлемая часть человеческой вселенной, пусть варварская, но цивилизация.

Перемена названия — с «Митрополита Алексия» на «Орду» — уточняет смыслы. В бесконечных степях, на удобренных кровью пастбищах русский владыка — гость, инопланетянин — он, а не эти пожиратели баранины, братоубийцы, кочевники с выбеленными лицами. Изумительно точен выбор актера: Максим Суханов, играющий Алексия, — сгусток полярных энергопотоков, грандиозный и немыслимый, способен быть святым, юродивым, мудрецом и бесом. Только не железобетонным наставником, твердо знающим, как надо. Он не знает, потому что он — человек, гость в неведомом мире, где каждый остается с собственным богом наедине. Кульминация фильма — красивая и ирреальная сцена: Алексий погружается в бассейн с рыбами. Эпизод не требует буквальных трактовок, но транслирует физически ощутимое одиночество. Не важно, чего ты просишь у своего бога — спасения, крови или лисьей шубы. Это разговор без посторонних, ордой в него не вступают.