Маргарита Готье, Риточка, 1977 года рождения, умирает в «аварийном» отделении московской больницы. Ее любимый, Коля, сует доктору Тане Неубивко конверт — взятку принес. Таня смущается: «Я бы взяла, честное слово, но не будет эффекта». Таня знает, о чем говорит: она лишь прикидывается человеком, живя «в ущерб своей оболочке», вообще же Таня — ангел смерти, а Рита — ее подопечная душа.

Не бойтесь, я не разбалтываю сюжетных секретов; нездешняя сущность Тани — ее играет сама Рената Литвинова — ясна с самого начала, когда из зимнего леса сквозь красную дверь-портал Неубивко попадает в земной мир. Он похож на «поломанное красивое здание», гибрид заброшенной разорившейся фабрики и дворца, оставленного опальными хозяевами. Смерть и любовь чувствуют себя в этом мире своими; в них нет ничего запредельного, все просто. Утро, врачебная пятиминутка, табачный дым обволакивает людей в белых халатах, доктор Алевтина (Алиса Хазанова) докладывает: «За ночь и за истекший вчерашний день все-таки умерли три человека, смерть их была ожидаемой, и лечащий врач Дупель проводил соответствующие мероприятия». А вот еще поговаривают про призрак гражданки Крохоборовой, из гепатитного, являющийся тем, кому скоро пора. Таня-Рената резонно замечает, что смерть, если уважает человека, должна заранее предупреждать — но только не в виде противной Крохоборовой.

Этот снятый без всяких господдержек, на собственные деньги и в продюсерском партнерстве с Земфирой Рамазановой фильм — одно из самых бесстрашных киновысказываний о смерти. Жанр заявлен в названии, такая эксцентрическая сказка, где местом прощальной вечеринки становится кафе «Запределье», а не склонное к реализму повествование легко прерывается снами Риты. Бесстрашие происходит от спокойной уверенности в том, что смерть вовсе не конец. Это знание может оставить человека: после ухода Риты (Ольга Кузина) подруга Надя (Татьяна Друбич) запьет, возлюбленный Коля (Николай Хомерики) приготовится лечь виском на дуло. Но не надо отчаиваться: силы, которые так отчаянно изображает Литвинова, подадут ободряющий знак — если им, конечно, приятен человек. Бесстрашие в «Последней сказке» равняется свободе: драматург и режиссер Литвинова не скована ничьей посторонней волей, снимает не для мифического «зрителя», с которым заигрывают трусливые режиссеры, а для себя и тех, кто солидарен с ее внятной и стройной (несмотря на всю визуальную причудливость) моделью мира. Как говорит Неубивко, «с такой фамилией мне ничего и сделать нельзя». И Литвинова тоже неуязвима для критики, потому что любой критик будет выглядеть либо ненавистником автора, циничной тварью (вроде патологоанатома, зашивающего в человеческие тела окурки), либо глупцом, пытающимся разъять живой организм на отдельные составляющие. 

В самой зажигательной сцене «Сказки» Рената танцует восточные танцы и поет голосом Земфиры: «Не надо со мной разговаривать, слушайте. Вы обязательно что-то разрушите». Это правильный совет: к чертям аналитику. Вот какая может быть аналитика, когда к умирающей Рите приходит Коля с грустными глазами; пока добирался по сугробам, ноги промочил; давай сушить стельки на батарее. Уходя, Рита говорит: «Прости, мне пора, стельки не забудь».

Элементарно. Гениально. Как в сказке.