Стать инвалидом
Лето — удобное время для экспериментов на детях. Они сидят на даче, многие отлучены от любимого компьютера жестокими родственниками (которые испугались результатов моего предыдущего исследования) и находятся в состоянии сенсорной депривации
-
- Иллюстрация: Corbis/Foto S.A.
А если ее (депривацию) еще усилить? И заодно обострить некоторые чувства и приобрести новый опыт?
Дети и молодежь любят эксперименты, это все знают. Почти все исследования, о которых в последнее время пишут, выполнены на студентах. Студенты очень нерепрезентативная выборка, если говорить о популяции в целом, поэтому выводы ученых иногда бывают очень смешные. Я уже — увы! — давно не ученый, и выводов почти не делаю. Только опрашиваю людей или эксперименты ставлю. Остаточная, почти рефлекторная исследовательская активность.
В моем новом эксперименте участвовало 38 семей (в них — 20 девочек и 18 мальчиков). Предложено было пятидесяти (для ровного счета). Подростки согласились все, но 12 родителей категорически отказались. Из суеверных, как мне показалось, соображений, хотя вслух было сказано что-то другое.
Возраст участников эксперимента — от 13 до 18 лет. Подросткам предлагались очень простые условия: на одни сутки стать «инвалидом» — либо не видеть, либо не говорить/слышать, либо перестать самостоятельно ходить.
Выбор вида «инвалидности» предоставлялся подростку. Но я, конечно, рекомендовала. Причем руководствовалась вот чем: подростки все были знакомые, поэтому младшим (13–14 лет) я рекомендовала «инвалидность», не совпадающую с их ведущей сенсорной модальностью (откровенному визуалу советовала стать глухим или неходячим — это все-таки полегче), а старшим (15–18 лет), наоборот, рекомендовала режим наименьшего благоприятствования (аудиалу — «оглохнуть», кинестетику — залечь на сутки в кровать).
В результате выбор распределился так:
- 13 подростков выбрали «не ходить»,
- 15 подростков — «не говорить, не слышать»,
- и только 10 — «не видеть» (с самого начала многие говорили: «не видеть — самое страшное», что подтверждало уже имеющееся у меня мнение, что наша культура все-таки преимущественно визуальная).
Сразу хочу сказать: 20 из 38 — это была «старая гвардия», то есть те, кто принимал участие в моем эксперименте с гаджетами. Остальные 18 — новый «призыв».
После окончания эксперимента участники должны были описать все происходившее по схеме, которую я им раздала (чтобы не растекались мыслию по древу), и прислать мне это описание по электронной почте. Мои знакомые, которым я рассказала о своей задумке, смеялись надо мной: «Подростки? На даче? Да они сразу все забудут, и никто тебе ничего не пришлет!» Но, видимо, сам мой образ как-то провоцирует железную дисциплину, и из меня получился бы идеальный армейский сержант — к концу июля я получила 45 (!!!) писем! Отозвались 37 «моих» подростков, и еще трое из них привлекли в эксперимент своих дачных друзей, заставив потом написать отчет и прислать его мне.
Вот схема отчета:
- Что показалось простым?
- Что было самым сложным?
- Что нового узнал о себе? О семье? О других людях? О мире?
- Чувства, которые испытывал, когда был «инвалидом».
- Чувства после окончания эксперимента.
- Если эксперимент не удалось завершить, попытаться проанализировать и описать причину.
Самые интересные места из результатов я еще опишу в следующем материале (когда очно поговорю с некоторыми из моих «подопытных»). Выводы, если читатели захотят, можем попробовать сделать вместе.
А сейчас — в самых общих чертах.
Эксперимент с «инвалидами-опорниками» завершили все 16 подростков, приступивших к процессу. Шестеро благополучно просидели весь день за компьютером («я же инвалид, мне можно»), еще шестеро читали, слушали радио, смотрели телевизор и болтали с пришедшими навестить их изумленными приятелями и приятельницами. Все почти с удовольствием принимали уход семьи («прикольно, ты за компом сидишь, а бабушка, вместо чтоб ругаться, тебе еду носит»). Только четверо с помощью различных приспособлений или друзей выбрались во двор. И только один — на улицу.
Самой большой сложностью среди группы «глухонемых» многие назвали — «заткнуть уши, чтоб и вправду не слышать» и «помнить все время, что говорить нельзя». Тут выделился в креативе один папаша, который вспомнил Одиссея и сирен, предложил залить уши чаду воском и изъявил немедленную готовность съездить в ближайшую церквушку за материалом. Из 18 человек этой группы, вошедших в эксперимент, благополучно завершили его 16. У одного мальчика к вечеру начались слуховые галлюцинации («все время казалось, что кто-то внутри головы меня по имени зовет»), и он разумно все прекратил. Другой мальчик благополучно лег спать, но проснулся в кошмаре и побежал к родителям — разговаривать и слушать утешения. Кстати, многие из этой группы писали о кошмарных снах в ночь эксперимента и даже в последующие.
Из 12 человек «слепых» эксперимент завершили только половина. Причины такие: «стало скучно», «нечего делать», «на все натыкаешься, синяки», «темно, неприятно».
Зато отчеты шестерых завершивших буквально пестрят восклицательными знаками и почти восторгом. «Спасибо, ужасно интересно — я столько всего узнал!» «Научился всех домашних по запаху и по походке различать!» «У всех моих подруг руки на ощупь совсем разные!» «Вечером не мог заснуть — сколько всяких звуков у нас в доме! Почему я их раньше не слышал?!» И самое, пожалуй, удивительное из всего: «Я слышал, как плывут облака».
* * *
В девять часов утра 3 сентября я вышла после отпуска на работу. Регистратор подмигнула мне: «Екатерина Вадимовна, вас там молодой человек уже полчаса дожидается».
Он стоял возле стола, где обычно лежит журнал с предварительной записью (сейчас журнала не было).
— Здравствуйте, я хотел записаться.
Пропавший 38-й. Почти 19 лет. Кто-то из читателей, может быть, его помнит — это тот самый юноша, который в эксперименте с гаджетами шел много часов и километров подряд, из одного конца Петербурга в другой. Конечно, я назначила его «инвалидом-опорником».
Уже к 11 часам утра он вылез со двора на улицу дачного поселка, приспособив для передвижения садовую тележку на колесиках и отталкиваясь обмотанными тряпками кулаками. Полный фурор. Собаки облаивают и норовят вцепиться. Весь поселок соболезнует бабке, у которой «внучок-то совсем рехнулся». Младшие бегут следом веселой ватагой. Сверстники крутят пальцами у виска. К вечеру пьяненький дедок принес к штабелю бревен, где расположился «инвалид» с компанией, полдюжины бутылок пива, зеленого лука, хлеба и предложил помянуть его старшего покойного дружка, который «после войны вот на такой же штуковине и ползал».
Этим опытом не удовлетворился. Максималист. На следующий день наметил «полную парализацию». Продержался полдня. Лежал, глядел в потолок и думал только об одном: «И ведь никак не покончить с собой. Нет возможности, никак». За полдня стал убежденным сторонником эвтаназии (до этого был также решительно против). Бабка приносила еду, есть не хотелось, но заставил себя поесть с ложки (эксперимент!). Еда была вкусная, но тошнило. Смотреть телевизор тоже не хотелось, друзей прогнал. Радио слушал. Сломался, когда захотел писать. Бабка предлагала: ну хочешь, дружка твоего позову, он баночку подставит? Стиснул зубы до хруста, почти разревелся. Не смог.
Сейчас смотрит в сторону: «Всем надо пробовать. Всем. Еще в школе. Обязательным уроком. Надо учить. Это колоссальное количество информации. О себе, о других. Так просто и сразу. Но я, взрослый, и опять не смог. Как с гаджетами. Слабак».
— Не неси ерунду! — говорю я. — Ты все сделал правильно. Теперь еще люди прочтут и задумаются. Спасибо тебе.
***
Потом еще подробности будут. Если хотите, сделаю материал про самое интересное. Там уже сейчас есть из чего выбрать. Читателям решать.

Думаю, последнему мальчику из Вашего примера наверняка будет очень интересно посмотреть фильм "Море внутри"
Эту реплику поддерживают: Катерина Мурашова