Особый путь российской толерантности
В субботу в столице Баварии Мюнхене прошла акция против строительства мусульманского центра. Заодно баварцы высказались и против чадры — плакаты и лозунги несли сообщение такого рода, что мы тут все — разные, в этом смысл, и мы против того, чтобы на нашей территории женщины скрывали свои лица и вообще жили по неприятным и неудобным нам правилам.
С одной стороны, как-то странно, что люди не хотят этот мусульманский центр. Еврейские можно (в Берлине, в самом центре, в Митте, только что открылся очередной — с баром, рестораном, булочной и кошерным кафе), а мусульманские — нельзя? В конце концов, если люди хотят свой центр, кто может им запретить?
Но такие вот митинги — а они проходят часто — показывают, что смешение культур — это пока еще задача, у которой в ближайшее время не может быть решения. Можно только сглаживать углы.
Культура мусульманских и христианских государств слишком различна, чтобы легко и безболезненно снизить градус дискуссии. Например, идея закрывать лицо, носить на нем какие-то тряпки, в которых, кроме прочего, так же душно, как в медицинской маске, для многих выглядит чудовищно. Особенно в тех странах, которые принимают тысячи мигрантов, тратят деньги на их ассимиляцию, дают работу. И честно пытаются уважать национальные традиции. Но не имеют разумного объяснения, почему благополучный житель Германии должен спокойно воспринимать факт унижения женщин.
Ангела Меркель еще два года назад, в 2010-м, официально заявила, что политика мультикультурализма провалилась. Ее слова, конечно, сразу же подхватили деятели с националистическими взглядами и закричали, что вся эта европейская толерантность — чушь, что «Россия — для русских!» и все в таком духе.
Но мультикультурализм именно как политика и конкретно в том виде, как это было в Германии или, скажем, во Франции, заранее был обречен на оглушительный провал. Потому что это не просто симпатичное слово, а государственная программа, и у нее есть два пути развития.
В Америке смешение культур идет под названием «плавильный котел»/melting pot и предполагает общее доминирование американской культуры, но при этом энергичное смешение всех этнических и религиозных различий, мирное соседство под одной крышей. И эта политика имеет большой успех, несмотря на оставшееся в прошлом ущемление прав черных.
Европа решила не опираться на удачный американский вариант и придумала свой собственный, что и было роковой ошибкой. Европейский мультикультурализм подразумевал, что каждая этническая или религиозная группа будет иметь равные права, будет защищать и поддерживать, укреплять и развивать свои ценности. И принимающая страна обязана смириться с непонятными ей правилами и очень-очень толерантно принимать и хиджаб, и другие новшества, принесенные чужой культурой.
Соглашаясь на такого рода уступки, коренное население быстро теряет терпение. Гости хороши, пока они не начинают солить огурцы у тебя в ванной.
И вот, с одной стороны, люди живут во вполне мирном соседстве с новыми гражданами, а с другой — время от времени возмущаются тем, что интеграция происходит не очень вежливо. Мигранты не принимают местную культуру, а, наоборот, пытаются навязать местным свою. Притом что люди едут жить в Европу за тем самым комфортом и благополучием, который построен на местных правилах, на привычках и на культурном наследии.
Шведы до сих пор содрогаются, вспоминая, как курды резали своих дочерей за то, что те встречались с молодыми шведами и ходили на дискотеку. Финны — в полном ужасе от яростных нападок русской прессы на то, что у неблагополучных русских мамаш детей забирают в приют.
Это все как раз навязывание своих правил жизни, причем с большим апломбом.
В США среди советских эмигрантов 70–90-х было модно обманывать местное население, которое считалось тупым. Аферы с кредитками и страховками достигли большого размаха, всякий считал своим долгом где-то да смошенничать. И так люди жили годами. При этом, естественно, с невиданным презрением говорили о «сраной Рашке». Они сохранили аутентичную советскую психологию, по которой обман государства за обман не считается, так как они — это они, а мы — это мы. Но при этом им нравилось использовать все достижения этой страны, которые дались ей большим трудом и преданностью людей.
Толерантность все-таки должна быть взаимной — иначе конфликт не уладить никак.
«Плавильный котел» работает таким образом, что местные граждане любезны с новичками, они охотно платят налоги, которые позволяют мигрантам учить язык, жить некоторое время на пособие, снимать муниципальное, более дешевое, жилье, но за все это они требуют (не просят!) уважения своих традиций и настаивают на том, что здесь есть господствующая культурная среда.
В России происходит нечто подобное американской схеме, но, во-первых, спонтанно, неорганизованно, а, во-вторых, почти без участия государства. Где-то в недрах Министерства регионального развития, говорят, гибнут вполне приличные проекты, но никаких определенных действий чиновников не заметно. Приезжие селятся где попало (и это в каком-то смысле хорошо, так как этнические кварталы — зло), работают практически нелегально или совсем нелегально, их детям трудно получить образование, а милиция часто ведет себя, мягко говоря, некорректно.
Поэтому говорить о политике мультикультурализма или толерантности в России очень преждевременно, она тут просто не существует. И гражданам, как обычно, приходится разбираться со всем этим самостоятельно. А так как ничего не разрешено, но и не запрещено, то каждый дудит в свою дуду: одни проповедуют «чистоту нации», другие пытаются выжить в мире, который не считает их за людей.