Фото: Getty Imаgеs/Fоtоbаnk
Фото: Getty Imаgеs/Fоtоbаnk

1. Когда я был ребенком, мне не у кого было узнать ответы на возникавшие вопросы. Взрослые на любые вопросы давали мне затрещину и просили заткнуться. Такие уж были времена. Ответы приходилось искать самому. Сейчас же дети имеют под рукой интернет. И все, что они хотели бы знать, ответы на любые вопросы они могут узнать мгновенно. Меня это очень интересует. Дети вообще сейчас любые вопросы решают в интернете. В Facebook знакомятся и ищут вечеринки на выходные, на YouTube слушают музыку и смотрят видео. Сами для себя все открывают и ни в чем не хотят походить на предыдущее поколение. Интернет им это все позволяет, и они пользуется этим ежедневно.

2. Невинность даже в наши дни никуда не исчезла. Возраст, в котором находятся юные герои «Девушки из Марфы», — это время открытий, время невинности. Что мне было по-настоящему интересно в данной картине — это соединить двух подростков 16-18 лет, которые действительно соответствовали бы своему возрасту и не переигрывали бы в кадре. И придумать для них историю, которая могла бы с ними взаправду случиться, и как бы они в процессе реагировали на нее и менялись. И все бы это еще было помещено в контекст того, что сейчас происходит в реальной Америке. А в ней сейчас много что происходит. В Голливуде такие фильмы больше не снимают. Создается только всякое барахло вроде «Потомков» с Джорджем Клуни. По мне, так это кусок дерьма, а не кино.

3. Во времена YouTube и снятых на телефон клипов, у которых миллионы просмотров в сети, современные дети могут спокойно сами снимать собственные фильмы. Они не нуждаются в продюсерах, контрактах, операторе, съемочной группе. Они не нуждаются ни в чем, кроме самих себя. Они могут прямо в торговом центре снимать читающего стихи рэпера, и это будет так глупо, но так здорово, что просто великолепно. И я наблюдал за всем этим и решил, что возьму и тоже сниму свой первый по-настоящему независимый фильм. И я его снял, и теперь его можно посмотреть на моем сайте Larryclark.com. На Римском кинофестивале фильм можно было увидеть на большом экране, а теперь только на компьютерном.

4. Знаете, в какой-то момент я рассудил, что к черту Голливуд. Вы, наверное, не в курсе, но я не получил денег от продюсеров ни за один свой фильм. Я даже финального монтажа ни разу не видел. Ты подписываешь все эти контракты, но они оказываются в итоге бесполезными. Потому что все, что в них написано, — ложь. При этом они смотрят тебе в глаза, жмут руку. В моем детстве пожатие руки значило многое. Но они так привыкли ко лжи. Вот прямо как Митт Ромни. Теперь никому нельзя доверять, поэтому я чувствую себя пережитком времени. Ведь как сейчас устроена индустрия: молодые кинематографисты снимают свои прекрасные первые независимые фильмы, основанные на собственных биографиях, а дальше едут в Голливуд и продают себя. И штука в том, как быстро ты можешь себя проституировать, делая эти дерьмовые голливудские картины. Так вот меня все это больше не интересует.

5. Другая правда жизни заключается в том, что независимые кинотеатры вынуждены становиться цифровыми. А чтобы перейти с пленки на цифру, необходимы тысячи долларов. Поэтому большинство подобных кинотеатров один за другим закрываются. Все эти кинотеатры в небольших кварталах, все эти «дома искусства» (art houses), которые я посещал в детстве, перестают функционировать. Но я счастливчик. В 1962 году я уже посмотрел там все фильмы Бергмана, Трюффо, Де Сики, Пазолини и Кассаветиса. Я был ребенком родом из Талсы, штат Оклахома, выросшим на фильмах Джона Уэйна и Рока Хадсона. И когда я впервые посмотрел первый фильм Кассаветиса «Тени», увиденное повергло меня в шок. Я не видел ничего подобного ранее. И я подумал: «Отлично. Этот парень видит жизнь так же, как вижу ее я».

6. Моя первая девушка была художницей. И вторая моя девушка тоже. И если вернуться в мой 1961 год, все фотографы тогда были полными кретинами (Кларк начинал свою карьеру как фотограф и по сей день занимается этим параллельно с режиссурой. — Прим. «Сноба»). И я на тот момент тоже ничем не выделялся — был таким подрастающим наркоманом. И я уже тогда посмотрел «Тени» и слышал, что говорит Ленни Брюс, и послушал Боба Дилана. И я помню, как Дилан в 61–62 годах говорил, что ни в коем случае нельзя быть похожим на своих родителей. И я помню этот резкий скачок после 50-х, когда еще совсем недавно нельзя было ни наркотиков, ни секса, ничего. И девушки должны были оставаться девственницами, а если они занимались сексом, то их сразу принимали за шлюх. Совсем, в общем, другое время. Затем наступили 60-е, все резко изменилось, мы развернулись в это время, наверстали упущенное.

7. На мой взгляд, единственная причина победы Обамы заключается в том, что Ромни — мормон. Если бы он не был мормоном, он бы был президентом до своей смерти. Многие христиане голосовали бы за него. Но они этого не сделали, как раз потому что он мормон. И единственный момент, который никто не поднял на всеобщее обсуждение во время дебатов в связи с Ромни, — это что мормонская церковь не пускает к себе внутрь чернокожих. А стоило бы поинтересоваться об этом у Ромни в лоб.

8. Мне кажется, все мои фильмы довольно нравственные. В каждом фильме вы можете увидеть последствия для каждого действия, которые мы совершаем. В жизни всегда наступают последствия. Я всегда так считал. Вот взять в пример Буша, которого выбрали дважды. Этот гребаный идиот начал все последние войны. Состояние нынешней экономики напрямую зависит от его действий. А ведь дело всего лишь в деньгах и желании находиться на вершине мира.

9. Я пытаюсь снимать фильмы, в которых бы имели место жизнь и реализм. Потому что жизнь — это не миф. Мы все знаем, что это не то, что есть настоящая жизнь. В жизни происходит много неожиданностей, и никогда наверняка не знаешь, что с тобой может случиться дальше. Но мы здесь для того, чтобы пройти их все.