Ксения Мардина: Йоханнесбург. Планы на осень

Первого марта до конца лета останется месяц, а это значит, что меняться все начнет уже сейчас. То есть как «все» – пальмы и эвкалипты останутся как есть, а солнце по-прежнему будет топить машины в утренних пробках. Главные изменения начнутся с тонкой корочки льда в сахарнице. По ночам температура будет падать ниже десяти градусов, а центрального отопления в Африке, конечно, нет. К шести утра, когда все разъезжаются по офисам, теплеть будет только до плюс пятнадцати – страшный мороз и, главное, повод сменить надоевшие за пять месяцев лета сандалии. Девушки пере­обуются в сапоги, намотают на шею шарфы, но рукава, правда, оставят короткими, а то можно зажариться – солнце-то никто не отменял.

Месяц до начала осени значит, что пора готовиться к дню рождения. Всю жизнь  он был в восьмой день лета, когда только начиналась сессия или оставался месяц до сдачи двойного номера журнала. Теперь я праздную зимой. Для пикников слишком холодно, а открытые террасы закрыты до августа. Планировать ужин и приглашать гостей нужно уже сейчас – ­готовиться к праздникам за три месяца в порядке вещей. Путешествия здесь продумывают за полгода до даты отправления, а на свадьбу приглашают за полтора – чтобы успели купить билеты родственники из Австралии. Поэтому начало марта значит еще и то, что с длинными выходными на Пасху мы опять промахнулись – все каникулярные направления уже забронированы. Значит, поедем на ферму друга или останемся в городе.  То есть как «в городе» – в пригороде.  В городе здесь живут только сквотеры.

Так получилось, что после отмены апартеида большая часть населения собрала вещи и уехала в пригороды. Городской ампир и ар-деко остались  на попечении сотрудников корпораций, нелегальных иммигрантов из Зимбабве  и редких экспатов в поисках приключений. Теперь на тенистых бульварах образуются стихийные уличные рынки,  на крышах памятников архитектуры сушат белье, а благородные фасады раскрашивают вывесками самопальных парикмахерских. Как раз там, в самом центре города с плохой репутацией, пасхальные яйца есть веселее всего.

Массово оставленный «приличными людьми» Йоханнесбург вьется и дышит. Длинноногие красотки, которые могли бы и «Сарториалиста» довести до удара, американцы при галстуках, подозрительные личности, женщины с мощными бедрами, которые носят на макушках все, от корзин с апельсинами до чемоданов, – о местных жителях не пишут в путеводителях. То есть как «не пишут» – упоминают в разделе «Безопасность» и советуют избегать любых контактов. Гиды, кажется, составляют сами же йоханнесбургцы: и контактов избегают, и объезжают людные улицы стороной. Я только за – нет ничего более воодушевляющего, чем целый город в личном пользовании.

На Пасху в нем будет пусто. Женщины с апельсинами, красотки и подозрительные личности поедут навещать семьи, американцы в галстуках будут жарить сосиски около бассейнов. Экспаты встретятся на секунду во время пробежки и скроются за поворотом. Из всех кофеен будут работать максимум две, парикмахерские закроются, а бары на крышах, наоборот, забьются под завязку. Джози станет похож на декорации к фильму про жизнь после апокалипсиса: пусто, красиво, слегка зловеще, по тротуарам катаются пластиковые пакеты, в окнах отражается солнце. Странно, но завораживающе. Когда закончатся длинные выходные,  на улицы снова хлынет поток красок и запахов, а я вернусь обратно в свой зеленый пригород.

У меня есть любимая городская легенда. Век назад в престижном пригороде Вестклиф жила светская дама, которая ездила по улицам Йоханнесбурга на повозке, запряженной двумя зебрами. Сразу там, где кончается центр, начинается тот Йоханнесбург, по которому она могла бы кататься до сих пор. Сонный, душистый, укрытый тропическим лесом и высокими заборами. За ними прячется рай с прохладными бассейнами, где любимый вид досуга – домашние вечеринки, которые начинаются в полдень и продолжаются до ночи. Приглашение на такую значит, что о классовых неловкостях лучше забыть на пороге. В программе – развлечения с бесстыдным градусом колониальности: коктейли в бассейне, сплетни на газоне, ужин длиной в три часа и танцы – снова в бассейне. О том, что на ближайшем перекрестке, скорее всего, нюхают клей, не надо ни говорить, ни думать.

Другой вариант пасхальных каникул – Кейптаун, неизменная палочка-выручалочка. Два часа в воздухе, и самолет садится в другой стране. Неудобства с клеем пропадают, апельсины носят как полагается – в руках, апокалипсис показывают только в кино. Разница между двумя городами, как между Москвой и Питером. В первой – хаотично и суматошно, во втором – неторопливо и размеренно. В Йоханнесбурге – деньги, в Кейптауне – время. Одни гордятся своей похожестью на Европу, другие – близостью к Африке. Я люблю и то и другое и езжу к двум океанам покататься по виноградникам и посмотреть на модников в барах. В Кейптауне все самое главное находится снаружи: от кофеен  на каждом углу до уличной моды.  В Йоханнесбурге лучшее надежно прячут внутри, за стенами и заборами. Самого интересного, к счастью, не спрятать, поэтому я, пожалуй, никуда не поеду,  а останусь считать апельсины на макушках. К тому же через месяц осень, и в Кейптауне начнется ужасный ветер.

В Йоханнесбурге все наоборот. Осень значит полное отсутствие и ветра, и дождей. Солнце будет светить ровно и предсказуемо, как по часам. Сезоны здесь устроены шиворот-навыворот, так же как и сам город. Самая дешевая недвижимость – в историческом центре,  а за высоким уровнем жизни нужно ехать двадцать километров на север. Исследование ­районов здесь начинается  не из середины к окраинам, как обычно, а в обратном направлении. Приехав впервые, почти сразу попадаешь в сонный пригород – для этого даже  не надо проезжать мимо небоскребов и шумных площадей. Странное чувство, что город вот-вот начнется,  но никак не начинается. На вопросы, где же Йоханнесбург, местные отвечают: «Вот же он, вокруг», чем приводят в еще большую растерянность. Все становится понятно только спустя несколько дней.

Чтобы приехать в центр Джози и увидеть в нем красоту, нужна подготовка. Мне понадобилась не неделя и не две – понять, почему друзья возвращаются сюда со всех концов земли, удалось толь-ко через год. Здесь есть стандартный набор туриста «милая пекарня с завтраками, галерея, магазины местных дизайнеров, ужин и бары», но смысл совсем  не в этом. Смысл – в смеси Нью-Йорка, Бурунди и провинциальной Британии. Выпив латте, можно пройти три улицы и оказаться в «маленькой Аддис» – ­эфиопском районе, где масштабы хаоса превышают все разумные нормы. Бреются прямо на перекрестках, тут же едят, торгуют фруктами за бесценок и спят прямо на тротуаре. Там с приходом осени не изменится абсолютно ничего, и даже деревья не пожелтеют – в центре они сплошь вечнозеленые.

Последний месяц лета значит, что оно еще не закончилось. В публичных бассейнах аншлаг даже по будням, а по вечерам до сих пор не холодно в шортах. Зато в Мозамбик можно съездить за полцены – это что-то вроде местной Турции, приятный и легкий способ попасть  на пляж. Рождественский сезон и затянувшиеся январские каникулы позади, все, кто не успел взять отпуск вовремя, съездили в феврале, и теперь там спокойно и немноголюдно. Километры белого песка, огромные креветки и китовые акулы, с которыми можно плавать, прицепившись к брюху. Тоже вариант для Пасхи, но на пляж не тянет – хочется в гущу большого африканского города. Здесь каждый месяц открываются галереи  с новыми именами, которые все  до единого рефлексируют на тему «Место Африки в мировой культуре». Устраивают поп-ап маркеты  с местными дизайнерами. Проводят фестивали фермерской еды, органического вина или панафриканской кухни. Все помешаны на местном: помнить о корнях призывает каждая футболка из супермаркета. И это не изменится ни с концом лета, ни с началом зимы.С