Ксения Чудинова: Давно не видела такого хорошего, крепкого боевика категории B, снятого в России. Здесь нет ничего, что могло бы застопорить его прокатную судьбу. Почему вы с недоверием относитесь к тому, что он пойдет в прокат?

Дмитрий Астрахан: Отношусь с недоверием, потому что уже все главные представители компаний-кинопрокатчиков видели фильм, но в прокат не взяли. Отказывают под самыми разными предлогами, чаще всего говорят: ну, кто на него пойдет? Но я уверен, что картина может и должна быть в прокате. А его успех, думаю, подтвердит интернет, когда фильм рано или поздно окажется там. Вы не увидели ничего запретного? Я тоже считаю, что фильм надо показывать всем — нормальное кино.

Сергей Востриков: Вы снимали «Деточек» в Белоруссии. Вам не препятствовали? Там понимали, о чем кино?

Дмитрий Астрахан: Это хороший вопрос. Для Белоруссии не так актуальна проблематика этого фильма: подобные события, когда продажные судьи убивают людей, а врачи без денег не оперируют детей без очереди, невозможны — там вообще нет такой коррупции! Там некого резать, как это ни дико звучит. Там нет этих продажных судей, нет этой коррумпированной среды в такой степени. И там не бывает такого, чтобы врач, не сделав операцию, ушел от правосудия. Может быть, там есть другие проблемы...

(В зале гул возмущения.)

Дмитрий Астрахан: Услышьте, что я говорю! Я работаю в Белоруссии 15 лет, поэтому не надо рассказывать мне про нее сказки, которые вы обычно слышите и видите по телевизору. С точки зрения защищенности прав обычного человека там совершенно иная ситуация, нежели в России.

Ксения Чудинова: Треть граждан Белоруссии эмигрировали из страны за последние 10 лет.

Дмитрий Астрахан: Давайте не будем о них сейчас говорить? Белорусы сами с собой разберутся. Просто поверьте: там врачи и правда не берут так бесцеремонно взяток, и дети не умирают в больницах. Врача там растерзают, посадят в тюрьму через два дня, после того как выяснится, что он не сделал ребенку операцию. Там невозможно не заплатить работнику зарплату: он напишет бумагу, и вас будут судить. Словом, там белый бизнес.

Давайте про фильм поговорим! В общем, со съемками проблем не было, потому что все понимали, что фильм про Россию. Но и это не важно, потому что в Белоруссии нет цензуры в кино. Это не Китай и не Индия. Плюс я снимаю в Белоруссии начиная с 1996 года, когда вышел фильм «Из ада в ад», просто потому, что это удобно: большой город, рядом с Москвой, легко доехать артистам, легко находиться съемочной группе, легко менять локации. И вообще, там сейчас все снимают: Тодоровский своих «Стиляг», половину фильма «Легенда № 17» про Харламова.

Сергей Востриков: Ваш фильм напомнил мне историю «приморских партизан». Как, кстати, вы относитесь к этим ребятам? На чьей вы стороне?

Дмитрий Астрахан: Молодые ребята из Приморья, которые убивали милиционеров и называли себя партизанами, совсем не похожи на «Деточек». Во-первых, они банально старше моих героев — им по 18-20 лет. Во-вторых, и это немаловажная деталь, сценарий моего фильма был написан раньше этих событий. В-третьих, нельзя сказать, что история «приморских партизан» мне близка: у них были ваххабитские взгляды и примерно такие же лозунги. Насколько я помню, когда их судили, не могли собрать суд присяжных: местные жители отказывались от участия в суде. А сами ребята писали в интернете, что были доведены до отчаяния бездействием власти и были вынуждены таким образом действовать. По-моему, это жуткий факт истории, и я совсем не считаю, что такими способами надо решать вопросы. И мой фильм не призывает к этому! Он про то, что, не дай Бог, мы дойдем до ситуации, когда прямое насилие станет методом решения проблем. Это — фильм-предупреждение, потому что есть некая черта, после которой могут произойти страшные события, показанные в «Деточках».

Сергей Востриков: Как вы считаете, сегодня, в Москве в 2013 году могут появиться такие «деточки»?

Дмитрий Астрахан: Нет, конечно. Меня часто спрашивают: «А не боитесь, что ваш фильм вызовет цепную реакцию и дети пойдут убивать?» Если бы искусство так работало, то было бы…

Олег Деев: Искусство так работает. Есть исторические примеры.

Дмитрий Астрахан: Что же я не вижу ни одного честного прокурора после прекрасного фильма «Тайны следствия»? Что же я не вижу этих честных ментов после блистательного сериала «Улицы разбитых фонарей», который полюбила вся страна?! Где милиционеры, которые хотят быть такими же честными, порядочными парнями, как в фильме Рогожкина?!

Олег Деев: После фильма «Площадь Сан-Бабила, 20 часов» в Советском Союзе появились неонацисты. Это факт.

Дмитрий Астрахан: Может быть, они появились по другой причине. Это сложный вопрос. Если «деточки» и появятся, то не из-за фильма. Все-таки, если бы искусство так легко работало впрямую, тогда и правда все фильмы с благородными героями рождали бы в жизни массу благородных людей, честных милиционеров, прокуроров. И потом, в «Деточках» нравственные акценты расставлены правильно — там нет призыва. «Деточкам» не пришлось бы казнить своих жертв, если бы органы правосудия с ними разбирались: сажали бы в тюрьму, давали сроки. У детей просто не осталось выбора.

Олег Деев: У Вуди Аллена в «Мечте Кассандры» два взрослых брата, 30-летних парня, убивают мужчину. Это убийство на них сильно влияет, даже на черты лица. У ваших же детей мышцы на лице каменные: они от начала фильма и до конца не испытывают ни раскаяния, ни озлобления. А ведь человек, убивший и почувствовавший кровь, психологически сильно меняется.

Дмитрий Астрахан: Мой отец и дядя убивали на войне, но оба не стали плохими людьми. У отца вообще после войны родилось пятеро детей! И они не сошли с ума, потому что хорошо понимали, что убивают врага. В сказке «Деточки» тоже есть правила игры: идет война. Об этом говорит маленький мальчик: «Мы на войне! Вы этого не видите?» Просто война — это не обязательно военные действия. Война — это когда совершено преступление, уносящее жизни людей, а преступник безнаказан и знает, что он безнаказан. Война — это когда депутат сбивает на машине трех детей, но безнаказанным едет дальше.

Марина Кирилина: В картине снималось порядка 40-50 детей. Были ли привлечены психологи, чтобы с ними работать?

Дмитрий Астрахан:  Они — артисты! И поверьте, артист, который режет на своем пути народ, как Макбет, не становится психически ненормальным! Молодой артист Бурляев не стал сумасшедшим, играя мальчика в «Ивановом детстве»!

Олег Деев: Это Бурляев не стал сумасшедшим?! По-моему, вы выбрали неудачный пример.

Дмитрий Астрахан: Ну стал, только по другой причине, не из-за этого. Словом, наши дети играли роли, хорошо понимали, что происходит, мы с ними все обсуждали, и никаких психических срывов у них не было. Их родители вместе с ними посмотрели фильм: премьера была в Минске (кстати, белорусский прокат хочет взять картину). И все были под большим впечатлением. Подходили родители, говорили, что они рады, что их дети снялись в такой серьезной, драматической картине, а не в какой-то пустышке.

Марина Кирилина: Дети делились с вами, как они себя чувствуют в этой роли, как они воспринимают происходящее?

Дмитрий Астрахан: Они были совершенно... ну, нельзя говорить слово «довольны». Но они с радостью играли, как дети играют в войну. Они старались делать то, что их просил режиссер: найти «взгляд как на насекомое», сделать каменное лицо. Это была сложная актерская задача. В этом фильме ничего случайного нет. Поверьте, я умею работать с артистами, и, наверное, многими картинами я это доказал.

Игорь Хомский: Вообще много фильмов, в особенности американских, где герой — мститель, правда, там это не ребенок, а взрослый человек. Почему вы решили сделать мстителями детей?

Дмитрий Астрахан: Я считаю, что это совершенно блестящая находка сценариста Олега Данилова — это сразу вывело проблему на другой уровень. Если бы мстителями были не дети, наверное, на фильм бы так эмоционально не реагировали. Это же фильм-обращение: вот наш президент все время говорит, что надо наводить порядок, я же показал, что будет, если его не наводить.

Ксения Чудинова: А вы считаете главной проблемой в обществе отсутствие порядка?

Дмитрий Астрахан: Каждый из нас хотел бы жить в обществе, где человек является главной ценностью и в котором вся система работает на то, чтобы защитить человека со всеми его мечтами, желаниями, чувствами, возможностью реализации. Я говорю банальные вещи, но я не знаю, что еще можно придумать. Если общество или система этого не делают и выше человека ставятся какие-то другие интересы, это плохо. В таком обществе люди будут либо вымирать, либо бежать из него. В любом случае это губительно как для общества, так и для человека. Государственная машина должна работать на человека, ради каждого из нас, защищая каждого из нас, стараясь сделать жизнь каждого из нас счастливой.

Сергей Востриков: Станислав Говорухин через 15 лет после того, как снял «Ворошиловского стрелка», возглавил предвыборный штаб президента. Если эдак в году 2018-м вы получите звонок из администрации президента с предложением поучаствовать в кампании человека, отвечающего за работу государственной машины, что бы вы ответили?

Дмитрий Астрахан: Знаете, я могу подписаться подо всем, что говорит наш президент. Все, что он говорит, правильно! И про коррупцию, и про преступления. Более того, даже сажают кого-то. Просто дальше ничего не работает.

Сергей Востриков: А этот человек лично является гарантом системы...

Дмитрий Астрахан: Гарант, конечно, он... Понимаете, главное, что он понял, что все надо менять. Дай бог, поменяется. Я и говорю: меняйте, иначе будет вот то, что показано в фильме. А насчет предложения — давайте его дождемся. Я не могу судить Станислава Говорухина за его шаги. То, что он возглавил штаб, — это его выбор. Я не знаю, что им двигало, во что он верил в тот момент, какие были побуждения. Я, знаете, не могу отвечать за других, хочется отвечать за себя. Я снял этот фильм, потому что считал, что должен его снять, и только за эту работу готов нести ответственность.