Управляя упрямцами
Дискуссия про воспитательный метод «двух шишек» почти сразу ушла в сторону «свободы-несвободы», а вот в отзывах, пришедших по электронной почте, людей волновало другое:
«Ситуация у вас в кабинете — вполне предсказуемая. К вам приходят за консультацией взрослые, воспитанные люди, настроенные на контакт. Понятно, что они выбирают "правильную" шишку. Но с чего вы взяли, что маленький ребенок, да еще и в "поперечном" возрасте (вы же сами писали про возраст "установления границ") будет считаться с моими чувствами? Я предоставлю ему свободный выбор, а он сделает так, как ему хочется, и все…»
В связи с этим мне вспомнился забавный случай из моей практики.
Стоял городской июль — душный и жаркий. Перегретый воздух дрожал над потрескавшимся асфальтом, над пустой детской площадкой горячий ветер гонял мелкую белесую пыль.
Я сидела в прогретом солнцем кабинете, впав в тупую апатию — поликлиника была гулко-пуста, потому что всех детей увезли на дачи. Единственная записавшаяся ко мне в тот день семья хотела получить какую-то вполне формальную справку о том, что их занимающему легкой атлетикой сыну-подростку можно ехать в спортивный лагерь, в котором он уже был не то трижды, не то четырежды.
Стук в дверь прервал мое дремотное состояние.
«Кто-то из коллег тоже скучает», — решила я и пошла открывать.
За дверью, вопреки моим ожиданиям, оказалась целая компания — две дворового вида девушки лет 16-18 и два маленьких, но уже ходячих ребенка не совсем понятного пола.
Сначала я слегка испугалась, решив, что с одним из детей случилось что-то плохое (например, что-то проглотил, началось кровотечение и т. д.), девицы бросились в поликлинику за срочной медицинской помощью и просто не разобрались с кабинетами. Но дети по счастью выглядели вполне здоровыми, а девицы — спокойными, хотя и слегка смущенными.
— Вы ко мне? — уточнила я. — Я психолог.
— К вам, — хрипловато-прокуренным голосом подтвердила одна из девушек. — А чо, нельзя, что ли?
— Можно, можно. Проходите.
Детям я дала игрушки, и они послушно и тихо завозились на ковре, а девицы, как-то странно поджав ноги, как будто привыкшие сидеть на жердочках воробьи, устроились на стульях. От одной из них пахло дешевым куревом, от второй — пивом.
Я молчала, выжидая, когда мои посетительницы огласят цель визита.
— Мы, это, вот, — начала та, которая выглядела побойчее. — Дети у нас. А сами мы еще, видите — вот. И мы, это, хотим, того, узнать… ну, про это…
— Как нам детей воспитывать, — подсказала вторая.
— Точняк, Лидка! — обрадовалась первая. — Как воспитывать! Вы нам сейчас скажете, а мы это… того, в общем…
Мне очень хотелось узнать, сколько же все-таки лет моим посетительницам, но, приблизительно догадываясь об их душевном устройстве и этапах биографии, я опасалась начинать разговор с формальностей.
Причина и цель неожиданного визита для меня уже более-менее прояснились. Курить и пить пиво под палящим солнцем на пыльной детской площадке надоело. Развлечений по дворе никаких не предвидится: все разъехались на лето или на работе. Маленькие дети ограничивают подвижность — болтаться по городу с ними затруднительно. Кого-то из двоих (или обеих?) в бытность трудным подростком наверняка приводили ко мне родители, негативных воспоминаний этот визит (визиты?) не оставил. Теперь скучающие юные мамочки вспомнили обо мне и решили убить время оригинальным способом.
— Расскажу, конечно. Ведь для вас важно, воспитывая своих детей, не повторить ошибок собственных родителей. Я угадала?
Лидка энергично закивала.
— Точняк! — предсказуемо воскликнула вторая, представившаяся Светкой.
Дальше я что-то гладко и, как мне казалось, вразумительно говорила, а девицы продолжали кивать и постепенно впадали в легкий транс, который явно не был моей целью.
— Не, так не пойдет! Я вам лучше покажу! — воскликнула я, доставая с полки пресловутые шишки.
— О, какие здоровые! — оживилась Светка. — Это с какой же елки?
— Ливанский кедр, — объяснила я, попросила девиц представить, что я значимый для них человек и завела свое обычное: «Понимаете, я почему-то не люблю, когда берут маленькую шишку… У меня портится настроение…»
Светка казалась мне лидером пары, поэтому, по окончании объяснения моих сложных отношений с двумя шишками, совершить «свободный выбор» я предоставила именно ей.
— Возьми, пожалуйста, одну из шишек!
Стоит ли говорить, что Светка (с ее явно неоконченным подростковым протестом) немедленно цапнула маленькую шишку?! Гладила ее чешуйки тонкими пальцами и лукаво, искоса, наклонив головку, глядела на меня: что-то я теперь буду делать?
Я сгорбилась в кресле, прикрыла лицо рукой (оставив щель между пальцами, чтобы наблюдать за происходящим) и задумчиво заговорила, постепенно повышая тон и как будто «накручивая» себя:
— Ну вот. Это закономерно. Этот момент когда-нибудь должен был настать. Я становлюсь старше, разрыв между мной и новым поколением увеличивается, я уже чего-то, как говорят молодые, «не догоняю». Не понимаю, значит, не могу помочь. Значит, профессионально некомпетентна. Что же делать? Уходить? Это было бы логично и достойно. Но куда? Вернуться в науку я уже не могу, там я безнадежно отстала. А больше я ничего не умею, и по возрасту уже не смогу обучиться. Но оставаться профанировать помощь… Это нравственная дилемма…
Первыми на повышающийся тон отреагировали дети. Все было хорошо и интересно, много новых игрушек, я разговаривала с их матерями, и они с удовольствием играли. А что теперь происходит? Почему спокойная тетя как будто собирается истерить? Где опасность? Дети встали столбиками на ковре и закрутили головками, ища ответа каждый у своей матери. Светка замерла в растерянности, явно через слово понимая мой монолог, но легко считывая его общую депрессивность. Что теперь делать, она явно не понимала и уже поглядывала на дверь, подумывая, должно быть, о бегстве. Лидка же в какой-то момент решила действовать — изо всех сил пнула замершую подругу локтем в бок и зашипела:
— Ну, ты, смотри… чего ты… чего она… давай же…
На человеческий язык Лидкино шипение переводилось приблизительно так:
«Ну что ж ты наделала?! Смотри, как тетка теперь расстраивается. А она же нам ничего плохого не делала. Наоборот, пыталась чему-то умному научить. Давай-ка теперь — сама испортила, сама и исправляй ситуацию. Чего там нужно с этими шишками сделать?»
Воодушевившись подругиным пинком, Светка решительно опустилась на ковер на четвереньки, подползла ко мне и, заглядывая снизу в лицо, стала совать мне «правильную» шишку, одновременно пытаясь забрать из моих пальцев «неправильную».
— Ну вот, вот, вот… — приговаривала она при этом таким тоном, каким успокаивают ударившихся младенцев.
Я, немножко посопротивлявшись, согласилась на обмен шишек, а потом не выдержала и рассмеялась. Светка тут же расплылась в довольной улыбке и торжествующе взглянула на Лидку (у меня все получилось!), а дети на ковре облегченно (опасность, в чем бы она ни заключалась, явно миновала) рассмеялись за мной вслед.
— Ну что, девочки, теперь вам понятен метод «шишечного воспитания»? — спросила я.
— Понятен, точняк, — кивнула Светка.
— А вот если по рукам бить? — подумав, спросила Лидка. — Так ведь тоже научится правильную брать?
— Научится, — согласилась я, понимая, что именно так воспитывали обеих девушек. — Но вот если ты отвернешься или вовсе уйдешь, то какую возьмет?
— Которую запрещали, точняк!
— А вы как хотите? Для своих детей? Если водка, сигареты, наркотики? Когда предложат, вас рядом точно не будет. Как думаете: лучше «по рукам» или лучше «шишки»?
— Лучше «шишки», ясно, того! — быстро сказала Светка, и сделала пальцами несколько движений, по которым я поняла, что ей уже мучительно хочется закурить.
Лидка надолго и глубоко задумалась.
— А где этому учат? — наконец спросила она.
Светка ерзала на стуле и смотрела на дверь.
— Ты придешь ко мне еще, Лида, — сказала я. — С ребенком или без него. И мы обсудим заданный тобою вопрос. Сейчас дети уже устали…
— Точняк, устали они! — Светка взглянула на меня с искренней благодарностью. — Пошли, подруга, перекурим это дело… И было, это, того… интересно… спасибо, мы поняли, того, да…
«Что ж, такое "спасибо" дорого стоит, — подумала я, глядя им вслед. — А "шишечное воспитание" прошло очередную проверку».