Сезон надежды
*
«Семнадцать миллионов слева. Восемнадцать миллионов в глубине зала. Месье, вы не хотите дать девятнадцать миллионов? Ну не сожалейте потом», – говорил аукционист. Все тысяча двести сидячих мест были заняты крупнейшими коллекционерами искусства со всех концов света (многим пришлось следить за аукционом стоя). Одни нервно теребили страницы десятикилограммового каталога, другие грызли кончики карандашей. В огромном зале Grand Palais проходил аукцион по продаже уникальной коллекции предметов искусства Ива Сен-Лорана, которую знаменитый кутюрье и его компаньон Пьер Берже собирали в течение полувека. После смерти Сен-Лорана Берже решил выставить коллекцию на благотворительные торги: всего более семисот тридцати картин, рисунков, скульптур, дизайнерской мебели, ковров и изделий из эмали (все, кроме самого первого экспоната их коллекции – деревянной африканской скульптуры «Птица сенуфо»). «Двадцать четыре миллиона за Модильяни!» Аукционист бьет молотком. Публика взрывается аплодисментами. «Это просто невероятно! Модильяни еще никогда столько не стоил», – говорила рядом старушка в норковой шубе и с бриллиантами в ушах. Казалось, нервы у нее могут этого не выдержать, да и не только у нее. За три дня торгов был установлен новый мировой рекорд продажи частной коллекции – триста семьдесят четыре миллиона евро. Картина Анри Матисса «Нарциссы и скатерть в синих и розовых тонах», оцененная сначала в двенадцать-восемнадцать миллионов евро, ушла за тридцать шесть миллионов.
Продажи современной русской фотографии, конечно, не могут похвастаться сравнимыми цифрами, зато в последнее время показывают скромный, но уверенный рост – в основном благодаря крошечной, но уютной галерее Russian Tea Room, которая открыла выставку русских фотографов «Посмотри мне в глаза». Большинство посетителей экспозиции составили не чуждые фотографии люди – молодые фотографы, свободные художники, коллекционеры и русские друзья хозяйки галереи Лизы Фетисовой. Из своего третьего района в девятый пешком доковылял первый фоторедактор агентства Magnum Джон Моррис, которому около девяноста лет, и остался доволен увиденным.
Галерея Russian Tea Room занимается продвижением современной русской фотографии. Фетисова работает с десятком фотографов, часть из которых (Сергей Максимишин или Олег Ду, например) уже имеет репутацию. Другим же, как Даше Ястребовой, еще нет двадцати, и их мало кто знает. На работы Ястребовой Фетисова наткнулась в интернете полтора года назад и с тех пор продает ее фотографии в Париже. «К Дашиным фотографиям публика проявляет интерес, – говорит Фетисова. – Но пока они плохо продаются. За все это время ушла только одна фотография. Вообще покупатели здесь капризные».
В первый день выставки посетители превозносили таланты русских фотографов до небес. Но на прейскурант (цены варьировались от четырехсот пятидесяти до шести тысяч евро) ставили пустые бокалы – капризные покупатели ожидались на следующий день. Брюно Хайат, коллекционер фотографий с тридцатипятилетним стажем, буквально приклеился к изображению девочки с мороженым Евгения Петрушанского. Заявленная цена тысяча евро его не смущала – Хайат говорил, что она того стоит. Но прежде чем выписать чек, Хайат хотел посмотреть другие фотографии Петрушанского, чтобы убедиться в его мастерстве. Поскольку если из десяти фотографий ему понравятся пять, значит, фотограф хороший, но если хороша только одна, это просто случайность.
**
Убеждаться в мастерстве режиссера Андрея Кончаловского уже никому не надо, и, может быть, поэтому на встрече с ним столпотворения французских кинолюбителей и журналистов не случилось. Ретроспективный показ семи его картин французы, впрочем, вниманием не обошли: в метро, на улицах – везде висели афиши, и все уважаемые газеты посчитали своим долгом опубликовать оду о таланте великого русского режиссера. Встреча режиссера с почитателями проходила в Российском центре науки и культуры в Париже. Предполагался формат «вопрос–ответ», но, как сказал сам Кончаловский, он уже в таком возрасте, что ему необязательно задавать вопросы, говорить он может без остановки – и предложил просто стукнуть его по голове, когда надо остановиться. Конечно, стучать по голове великого мастера никто не осмелился. Поэтому он проговорил без остановки почти час.
Практически столь же многословную, но, может быть, даже более эмоциональную речь говорил Максим Никулин в баре цирка «Феникс», где он прогуливал вторую половину фестиваля «Цирк завтрашнего дня». Он нахваливал мне цыганский цирк «Романес», куда забрел несколько дней назад: «Маленькое брезентовое шапито набито битком, вся труппа – а это одна семья – сидит на стульях, по очереди встают, выступают; старая цыганка смеется золотыми зубами... в антракте выносят домашние лепешки...» А вот фестиваль, где он был членом жюри, Никулин называл корпоративной вечеринкой (поскольку не увидел на нем серьезных, крупных номеров). А посмотреть, на что способен настоящий цирк, позвал на организованный им Международный салон цирка, который проходит в Париже в апреле. Его салон – это что-то вроде ярмарки, которая объединяет всех вовлеченных в цирковое искусство людей – от осветителя до акробата и продюсера. «Там будет и традиционный цирк, и цирк модерн, и современный цирк», – Никулин допил шампанское и, мучимый угрызениями совести – все-таки он член жюри, вернулся в зал в надежде увидеть там что-нибудь стоящее.
***
Полон надежд оказался и Жерар Мортье, хотя в этом сезоне он в последний раз выступит в роли интенданта Парижской оперы. Но именно поэтому он и придумал «сезон надежды» – и выбрал для него постановки, за которыми будущее. Будущее Парижской оперы оказалось за русским режиссером Дмитрием Черняковым, которого Мортье назвал «новым Михаэлем Ханеке». Чернякова здесь давно любят – в прошлом сентябре он поставил «Евгения Онегина» в опере Гарнье (на премьеру невозможно было купить билет). Теперь – «Макбета» Верди в рамках совместного проекта Новосибирского театра оперы и балета и Парижской оперы. Больше всего тут досталось декорациям – сначала их изготовили и собрали в Париже, потом разобрали и отправили на премьеру в Новосибирск, чтобы через месяц снова вернуть во Францию. Декорации, кстати, не сказать чтобы простые. Постановка напичкана всякими технологическими аксессуарами. По задумке Чернякова, например, в самом начале оперы на большом экране, установленном на сцене, зритель видит карту Google Earth – съемку Земли из космоса. Масштаб меняется, камера проплывает над городом, потом над домом, а потом останавливается у окна Макбетов. Жерар Мортье при этом пожаловался, что больше половины своего рабочего времени он убил на переговоры с Google. Но будущее ведь того стоит.С