Закат и цивилизация
Для многих главный резон съездить на Санторини — неизгладимое впечатление от проникнутых позитивом журнальных репортажей, снабженных фотографиями белоснежных домиков и церквей с голубыми куполами. Каждому хочется самому сделать такие же фотографии и вывесить в «Инстаграм». На пике сезона — в августе — подобные фото должны поступать в ноосферу с ориентировочной скоростью порядка стопицот терапикселей в секунду.
У меня был и второй резон для поездки (если не упоминать о доступности авиабилетов на чартеры «Оренбургских авиалиний»). Именно с Санторини происходят греческие предки моей коллеги Ксении Соколовой, с которой меня связывает весьма давнее знакомство. Мне хотелось своими глазами увидеть исторические корни тех достойных порицания душевных свойств, в которых заподозрили мою уважаемую подругу некоторые авторы нашего ресурса. В Вятку — на историческую родину «бульвардье» Ускова — съезжу позже, когда совсем кончатся деньги. А сейчас — посмотреть на санторинцев, покопаться в их мелочных управдомских душах, постараться их понять и, возможно, простить. Авансом.
Виды острова, как оказалось, нисколько не располагают к тяжеловесному критиканству, а, напротив, вызывают умиление. Они проникнуты милой патриархальностью, давно утраченной во многих других частях мира, и способны исцелять мятущуюся душу.
Изображение Сергиево-Посадского кожно-венерологического диспансера попало сюда по ошибке (по тэгам «патриархальность» и «исцелять»), а вид Санторини вот.
Это абсолютно те самые белоснежные деревни на вершинах утесов (издали их легко можно принять за снежники на вершинах гор, если бы не температура за тридцать), которые все уже видели в туристических буклетах.
За этим едут сюда каждый август англичане, французы, все обитатели Италии в полном составе с детьми и надувными крокодилами, русские, уничиженно изолирующие себя от других народов на территории отелей all inclusive, и даже китайцы.
Китайцы, несмотря на малочисленность, представляют главную проблему для туристического сервиса острова ввиду своей привычки всегда собираться числом не менее дюжины. Море от их купания почти не выходит из берегов, но для небольших греческих таверн их приход — большое испытание. Как я уже указывал, Санторини — остров любви, и настроен на прием счастливых пар, а не счастливых дюжин.
В отличие от соседнего Лесбоса, санторинская любовь не специализирована ориентационно. Она, как всякая любовь, не требует никакой инфраструктуры, кроме своевременной поставки еды и бодрящих напитков.
Крайне редко можно встретить также специальные устроения для индивидуумов, практикующих любовь к людям вообще, к Богу или к одиночеству.
Определенная доля индивидуалистов — персонажи (нередко британского подданства), желающие купить на Санторини дом. Один из них рассказал мне, что был на острове в прошлом октябре, затем в начале апреля, в конце мая, и вот вновь приехал в августе, движимый идеей сменить добрый английский дом-крепость на традиционный санторинский дом — дырку в горе с жилой площадью в несколько квадратных футов.
Эта идея стала настолько массовой, что, несмотря на неохоту местных жителей продавать дома чужакам и невзирая на дремучесть греческого законодательства о недвижимости, дома-норы стали все чаще менять хозяев. Прожив в норе пару месяцев, новый владелец начинает чувствовать себя старожилом острова и рассуждать о том, что все было другим, пока Санторини не испортили туристы. Еще через месяц нора снова меняет владельца.
На острове селятся для того, чтобы наслаждаться одиночеством и патриархальностью и, главным образом, любоваться прославленными санторинскими закатами. Ввиду отсутствия других аттракционов любование закатом — главная забава временных мигрантов и туристов. Ситуация усложняется тем, что закат видно лишь с той стороны острова, где нету пляжей, да и там его по большей части загораживают другие острова санторинского мини-архипелага, вместе составляющие кольцевую вулканическую кальдеру. Исключение — деревня Иа на севере острова. Именно ее и рекламируют многочисленные источники как место наблюдения санторинского заката par excellence. Иа гордится необычной даже на санторинском фоне патриархальностью и тем, что собаки там могут забираться на крыши зданий. За это их все фотографируют, и я не исключение.
Да, привелось и мне побывать в Иа в часы заката. Увиденное сильно отличалось от идеального образа, взлелеянного моим сознанием: бокал ледяной рецины в руке, «влахико» из баранины в брюхе и тишина в сердце. Люди начинают собираться на закат с середины дня. Зрители занимают все удобные места, а затем и неудобные, а затем втискиваются друг между другом, прижимаясь к ближним теплыми попами. Я тут, кажется, проходился насчет страдающих излишней соборностью китайцев, противопоставляя их индивидуалистам-европейцам? Ха, вы просто не пробовали предложить европейцам правильную приманку, потому и не видели доселе этих бледнолицых легионов, синхронно вываливающих в интернет изображения оранжевого кружка над безмятежной лагуной.
Лицам, мучимым острой мизантропией, но при этом ищущим сладостных впечатлений, могу предложить опцию — окно ресторанного туалета, выходящее точно на закат. Там вас не будут беспокоить (в момент икс все так заняты созерцанием, что готовы терпеть).
А когда момент икс минует, десятки тысяч зрителей одновременно бросаются в узкие улочки, чтобы достичь автостоянки или автобусной остановки, образуя многочасовой стоячий затор. А сам закат был, кстати, так себе.
Упомянув о закате, ледяной рецине, пляжах с красным или черным вулканическим песком и кристально-чистой безжизненной воде (или я о ней еще не упомянул?), перейдем к коренному населению острова. Вопреки мрачным прогнозам, оно — по крайней мере та его часть, что занята в сфере обслуживания, — отличается недюжинной, порой даже и чрезмерной приветливостью. Они всегда готовы лишний раз выкрикнуть вам в лицо «кали мера!» или «эфхаристо!», громогласно повторить на разные лады ваши скромные претензии к засорившемуся унитазу или выяснить, в каких в точности отношениях, включая интимные, состоят друг с другом все члены вашей компании. «У вас медовый месяц, да? Впрочем, меня это не касается», — рискуете услышать вы, даже если приедете на Санторини с дедушкой. К счастью, на пике сезона персонал немного устает от своей душевной открытости и дает путнику некоторую передышку.
Из негативного опыта упомяну лишь о смутном, едва уловимом ощущении, что вас все время пытаются развести, в смысле обуть. На вопрос, сколько стоит пляжный шезлонг, никто не ответит просто «восемь евро» (что правда), а начнут с того, что у соседа слева он стоит пятнадцать, а у соседа справа — двенадцать (что неправда). На невинный вопрос о вызове такси вам могут сказать, что таксисты в такое время суток могут заломить невероятную цену — тридцать или сорок евро, — а зато вот сын вашего собеседника готов отвезти вас в аэропорт лично на своей машине. Всего за сорок пять. Заплатить лучше немедленно, собеседнику. Кстати, не забудьте дать мальчику на чай, Костасу тяжело будет вставать в такую рань.
Между прочим, вам действительно лучше поехать с Костасом, потому что таксистов на острове найти крайне сложно: они неохотно занимаются своим прямым делом, предпочитая собираться исключительно перед зданием аэропорта с целью попытаться хоть как-то обмануть приезжего («Автобуса сегодня может не быть, а я как раз еду домой и подвезу вас до половины пути всего за десятку»).
Размышляя об этих невинных хитростях, не приносящих хитрецу особой выгоды в сравнении с честной коммерцией, я вспомнил о концепции «эволюционно-стабильной стратегии», выдвинутой британским биологом Гамильтоном. ЭСС — это стратегия, выигрывающая у соперника, от этой стратегии чуть-чуть уклонившегося. Она не обязана быть оптимальной — как правило, она вовсе не выгодна. Например, растениям в лесу, соревнующимся за солнечный свет, выгодно всем достигать одной и той же оптимальной высоты — скажем, три метра, — дабы не растрачивать зря ресурсы на рост. Увы, при этом хитрый отщепенец, который обманом вымахает до четырех метров, получает преимущество. Поэтому в данном случае оптимальный рост — не стабильная стратегия. Стабильная же — всем вырасти на максимально возможную высоту, отдавая этому бессмысленному делу все свои ресурсы и получая при этом ровно ту же долю солнечного света, что и при оптимальном росте. Жизнь каждого в отдельности станет гораздо тяжелее, зато не будет выскочек. Им бы договориться между собой, они бы много сэкономили и зажили богаче, но это же растения, куда им. Именно эволюционно-стабильной стратегией является, видимо, желание греков непременно в чем-нибудь схитрить и что-нибудь запутать.
В подобных размышлениях, прерываемых лишь катанием на ослике и пьянкой, быстро пролетела отпускная неделя в деревеньке Перисса, под сенью монастыря св. пророка Илии и пограничного радара греческих вооруженных сил. Так и не найдя на Санторини вожделенного ключа к сердцу подруги моей и коллеги Ксении Соколовой (вовсе у нее не такая открытая душа, зато и во вранье не замечена), я покинул эти края и написал заметки, преследующие, в сущности, лишь одну цель — показать хоть кому-то отпускные фотографии, сделанные мыльницей. Мы, интернет-журналисты, имеем для этого постыдного греха извинительный предлог.