Удар судьбы

Дом Джилл стоит на тихой, усыпанной листвой улочке неподалеку от университета Индианы. Фасад не обещает неожиданностей в интерьере, но, когда оказываешься внутри, в глаза бросаются яркие фиолетовые стены. Считается, что такой цвет раздражает глаз, но с некоторых пор у Джилл особое восприятие цвета. Эта светловолосая, голубоглазая женщина, кажется, немного ошеломлена свалившейся на нее славой и тысячами писем от людей, которые считают ее живым – хотя, конечно, и несколько необычным – подтверждением того, что счастье достижимо. На форумах научных веб-сайтов спорят, действительно ли она «просветленная» или просто жертва физической травмы. Она же не теряет чувства юмора и в начале разговора со мной, ничуть не смущаясь, поет старую детскую песенку: «Ты танцуешь хуки-пуки, ты крутишься на месте, и это все что нужно». Джилл Болт Тейлор – женщина-ученый, которой выпало познать нирвану.

Жизнь доктора Тейлор, которую до этого можно было считать почти безоблачной, решительно изменилась утром 10 декабря 1996 года. Судьбоносное декабрьское утро застало ее в добром здравии и на пути к вершинам профессионального успеха. Она работала научным сотрудником на медицинском факультете Гарвардского университета и как член правления Национального альянса по душевным заболеваниям ездила по стране с лекциями, которые сопровождались призывами жертвовать науке мозг умерших душевнобольных. По ее словам, ученым США требуется примерно по сотне в год, но в ее время к ним поступало лишь от двадцати пяти до тридцати пяти. Когда Джилл чувствовала, что аудитория впадает в тоску от этой темы, она доставала гитару и начинала распевать веселую песенку. В этом случае, правда, не «хуки-пуки», а рекламный стишок мозгового донорского пункта Гарварда. Рекламному стишку доктор Тейлор обязана своей жизнью.

Декабрьским утром Джилл проснулась от острой боли, пронзившей ее мозг позади левого глаза. Она редко болела, и ощущение было непривычным. Джилл сравнивает его с внезапной резью, сопровождающей иногда попытку отхватить изрядный кусок мороженого. Первой ее мыслью было попробовать разогнать кровь по телу с помощью физических упражнений. Она уселась на тренажер и попробовала заниматься под песню Шаньи Твейн «Под чьей кроватью побывали твои ботинки?»

Она вспоминает, что в этот момент у нее появилось ощущение отстраненности от своего тела. Голова была ясная, но чудилось, что связь между сознанием и телом каким-то образом нарушилась. Джилл будто видела себя со стороны.

«Это было довольно странное ощущение, – напишет она десять лет спустя в своей книге Stroke of Insight ("Озарение". – Ред.). – Как будто мое сознание было подвешено между нормальной реальностью и каким-то эзотерическим пространством».

Практикующий психиатр назвал бы происходившее в тот момент с Джилл деперсонализацией – состоянием, которое сопровождается изменением или потерей чувства собственного «я». В этот момент человек будто сидит в кинотеатре и смотрит фильм про самого себя. Тот, кто знаком с учениями шаманов, даосов, тантристов, допускающих познание божественного через экстаз, увидел бы в этом состоянии результат психологических упражнений по «выходу из тела».

Правда, если ищущие духовный путь «выходят из тела» во время медитации или дыхательных упражнений, то Джилл познала его «благодаря» кровоизлиянию в левом полушарии мозга, которое отвечает за вербальное, логическое и аналитическое мышление. Тогда она еще не знала, что с ней случилось, тем более что ее вербальное мышление давало сбои. Мысли Джилл сделались непоследовательными и раздробленными. Они прерывались периодами полной тишины, которые сопровождались состояниями отсутствия мыслей, – это ощущение оказалось для нее незнакомым и интригующим. Усмирение беспокойного ума, к которому стремятся йоги на пути к просветлению, остановка словесно оформленных мыслей, прекращение внутреннего диалога, так называемая ментальная пауза, на достижение которой уходят годы тренировок, произошли у Джилл без всяких усилий с ее стороны за несколько минут.

Она пыталась сообразить, что с ней, но мысли были все более мимолетны. Вместо того чтобы находить ответы и информацию, она испытывала растущее чувство спокойствия и безмятежности. «Гул сиюминутности, обычно заполнявший мой мозг, затих, и я чувствовала, что закутана в покрывало умиротворенности», – говорит Джилл.

Попытавшись дойти до ванной комнаты, она обнаружила, что движется не плавно, а рывками. «В отсутствие нормальной мышечной координации походка моя была лишена грации, а равновесие настолько нарушилось, что мой разум, похоже, был занят лишь тем, чтобы удерживать меня в вертикальном положении», – рассказывает она.

Она забралась в ванну, прислонилась к кафельной стене, повернула кран и обнаружила, что звук льющейся воды слишком громко и как-то искаженно отдается у нее в ушах. Это значило, что у Джилл были нарушены не только координация и равновесие, но и способность правильно воспринимать звуковую информацию. Она находила странным, что не в состоянии определить, где начинается и заканчивается ее тело. К этому добавилось ощущение, что она больше не твердое тело, а жидкое и что она больше не отдельное существо, а часть окружающего ее пространства. Если бы Джилл интересовалась тогда медитативными техниками, она бы знала, что, как считается, похожие ощущения испытывают люди, достигшие просветления.

По мере того как речевые центры в коре ее левого полушария умолкали, а воспоминания о прежней жизни растворялись, Джилл утешалась растущим ощущением благодати.

Она объясняет это тем, что с угасанием функций ее левого полушария во власть вступало правое, которое живет совсем другой жизнью и служит источником блаженства.

«В наши дни большинство нейрофизиологов не согласны с мнением о четком разграничении функций полушарий мозга, хотя признают, что между ними существует известное разделение труда», – говорит Грег Мэки, читающий лекции о духовном возрождении в христианском обществе The Circle of Atonement. Он приводит результаты некоторых исследований: когда человек испытывает радость, альтруизм, интерес или энтузиазм, у него наблюдается повышенная активность как раз в левом полушарии. А когда он в депрессии, пессимистичен, беспокоен или склонен замыкаться в себе, у него отмечается повышенная активность в правом полушарии.

Тема полушарий занимает в рассуждениях Джилл такое важное место, что она присвоила каждому полушарию имена. Левое она называет доктором Джилл, а правое – малюткой Джилл.

«Какое полушарие вам больше нравится?» – спрашиваю я.

«Мне нравится равновесие между ними, – отвечает Джилл. – Мне нравится иметь оба. Если бы у меня было только правое полушарие, я бы ничего не делала. Была бы не очень обеспеченной. Правое не занимает себя мелочами, оно воспринимает действительность панорамно и, если угодно, мыслит стихами. Если бы было только левое, я бы заколачивала кучу денег, но была бы не очень счастлива. Левое забито деталями, суетой, стрессом и свинцовыми мерзостями жизни. Хотелось бы думать, что я могу жить с альтруистическими побуждениями своего правого полушария и практическими навыками левого. Оба прелестные персонажи, но очень разные. В левом происходит мышиная возня, а в правом раздается музыка сфер».

В своей книге она пишет, как ее правое полушарие, освобожденное от вериг левой нервной сети, наслаждалось своей принадлежностью к вечному потоку. «Я больше не была обособлена и одинока, – описывает Джилл свои ощущения. – Душа моя была размером с Вселенную и ликующе барахталась в бескрайнем море».

Растущая в ее травмированном мозгу пустота была весьма соблазнительна. «О, что я за странная и занятная вещь! – думала она. – Что я за диковинное существо! Жизнь! Я есть жизнь! Я море воды, помещенное в эту перепончатую сумку!..»

Джилл сравнивает это состояние с нирваной и с упоением описывает его.

«Это похоже на действие наркотиков?» – я пытаюсь найти точку отсчета.

«Не знаю, – говорит Джилл. – Я родилась в 1959 году, так что пропустила повальное увлечение наркотой. Но многие, кто познакомился с моим опытом, уподобляют его "улету" от ЛСД или грибов».

Это новое состояние нравилось Джилл все больше, голова ее освободилась от повседневных забот и тревог, от тысяч досадных мелочей, она не помнила прошлого и больше не мечтала о будущем. В дзен-буддизме это сатори, в йоге – самадхи или мокша, в суфизме – фона, в даосизме – ву, или Предельное Дао. Мистические школы и оккультные традиции называют ощущение, в которое окунулась Джилл, озарением, освобождением и самореализацией.

«Я был выброшен в такое состояние над мыслью и без мысли, которое не было запятнано никакими ментальными или витальными движениями, – описывает свой опыт Шри Ауробиндо Гхош, индийский философ, поэт и основоположник интегральной йоги. – Не было ни эго, ни реального мира, лишь, глядя сквозь неподвижные чувства, нечто ощущало или связывало со своим абсолютным безмолвием мир пустых образов, материализованные тени, лишенные подлинной субстанции... Оно (это переживание) принесло невыразимый покой, изумительную тишину, необъятность освобождения и свободу».

Скептики недоумевают, каким образом у Джилл могли появиться в тот момент столь связные рассуждения, учитывая разброд в мыслях, потерю дара речи и, соответственно, утрату внутреннего голоса, и говорят, что перед нами лишь последующая реконструкция ее внутренних монологов по памяти.

«Некоторым непонятно, как вы могли смотреть на себя со стороны, – сомневаюсь я. – У вас же не было внутреннего голоса, вы были полумертвы...»

«Я была полумертвая, но не мертвая, – философски отвечает Джилл. – Я все время была в полном сознании. Правое полушарие мыслит картинками и опорной информацией, пусть и не языковыми средствами. Я не оглохла и не ослепла. У меня просто не было левого полушария. Я по-прежнему могла воспринимать информацию, но только не словами».

«Но ведь позже вы описали свои ощущения словами?»

Джилл объясняет, что реконструировала свое состояние примерно полтора года спустя. «Я работала с гештальт-терапевтом. Мы провели вместе целые выходные, и я как бы вновь пережила то, что случилось со мной в утро инсульта. Она помогла мне выразить свои мысли словами».

Она тащилась в ванне от своих новых ощущений, а тем временем ей все труднее становилось контролировать пальцы рук, тело ее тяжелело, а силы уходили. Тут до Джилл вдруг дошло, что она в опасности. «Что происходит в моем организме? – пыталась сообразить она. – Что сломалось у меня в мозгу?»

Пока суд да дело, она автоматически собиралась на работу, но к 8.15 у нее вдруг внезапно повисла парализованная правая рука. И тут Джилл наконец поняла, что с ней происходит.

«У меня инсульт! – подумала она. – Класс!»

Кровь тем временем продолжала заливать высшие мыслительные центры коры ее левого полушария, Джилл соображала все хуже, но еще помнила прописную истину, что чем быстрее она попадет в больницу, тем лучше. Беда в том, что в этот момент она чувствовала себя оторванной от языковых и счетно-решающих способностей своего мозга. «Где мои цифры? – спрашивала она себя. – Где мой язык?» И цифры, и язык были частью того, что она досадливо называла «мозговым гулом» у себя в голове.

Почему она не позвонила в «скорую» по 911? «Кровяной пузырь, раздувавшийся у меня в черепной коробке, находился прямо над тем участком левого полушария, который понимает, что такое цифры, – объясняет она. – Нейроны, в которых было закодировано 911, плавали в луже крови, так что самое это понятие для меня больше просто не существовало».

Почему она не вышла на улицу и не попросила прохожих о помощи? «Эта мысль даже не пришла мне в голову», – отвечает Джилл.

До этого она распевала по всей стране рекламный стишок с телефонным номером гарвардского донорского центра мозга, но сейчас левое полушарие не могло ей помочь.

Оно, впрочем, было еще не совсем безнадежно, и в минуты редких проблесков куски номера приходили ей в голову, пока она наконец не ухитрилась его набрать. Набор номера занял сорок пять минут. Трубку снял коллега, который, к счастью, узнал ее голос и сообразил, что ей плохо, хотя не разобрал ни одного слова, ведь из трубки струилась не человеческая речь, а хрюканье и стоны. С другой стороны, и Джилл воспринимала голос коллеги как собачий лай. Тем не менее этот странный диалог возымел результат, и она оказалась в больнице, где врачи смогли найти медицинское объяснение ее необычному состоянию.

Почему другие жертвы инсульта обычно не испытывают ощущений, похожих на переживания Джилл? Апоплексический удар, как называли инсульт в старину, случается у семисот тысяч американцев в год, но Джилл, как установили врачи, поразила довольно редкая его разновидность, на которую приходится лишь два процента подобных случаев. Кровоизлияние в мозг произошло из-за врожденного дефекта кровеносной системы. Сердце под большим давлением гонит кровь в органы и ткани организма. Возвращается она по венам, в которых давление низкое. Буферную зону между артериями и венами составляют капилляры, которые исполняют роль шлюза. Но у Джилл одна из артерий была связана с веной напрямую. И наступил момент, когда произошел разрыв, – при инсульте кровь, которая токсична для клеток мозга, раздвигает ткани, образуя в получившейся полости внутримозговую гематому, которая в случае Джилл была размером с грецкий орех.

В больнице ей побрили левую сторону головы, просверлили череп и произвели необходимую починку мозга. После операции на восстановление утраченных мыслительных функций ушло восемь лет. Какая-то часть ее сознания не хотела выходить из блаженного состояния, которого она достигла. Другая часть понимала, что блаженство – следствие тяжелой болезни. Поэтому она решила все же попытаться выздороветь. Доктору Джилл нужно было снова уяснить себе, что носки надеваются на ноги прежде обуви.

Начинать приходилось почти с нуля: в первые дни реабилитации ей принесли детские книжки и игрушки. Поначалу она могла подумать про воду, а с языка слетало «молоко». Мать, которая не отходила от нее ни на шаг, помогала ей по кирпичику восстанавливать утерянное, учила ее мыслить в трех измерениях, объясняя, что предметы могут находиться ближе или дальше от нее и что некоторые могут располагаться перед другими, частично или полностью их загораживая. Если частично, то по видимой их части можно домыслить целое.

Оказалось, что нервные клетки Джилл перенесли кровавую баню гораздо лучше, чем можно было ожидать. Она говорит, что погибли лишь те, которые ответственны за математику. «Сколько будет один плюс один?» – спрашивала мать. Поскребя по сусекам своего сознания, Джилл недоуменно спрашивала: «А что такое "один"?» Но со временем устранился и этот изъян, лишний раз продемонстрировав восхитительную пластичность мозга и его способность к регенерации. Труднее всего было заново научиться читать.

Дело в том, что она не могла вспомнить, что когда-нибудь это умела, и даже находила саму концепцию чтения смехотворной: «Это было настолько абстрактной идеей, что мне не верилось, будто она могла прийти кому-то в голову».

В начале реабилитации ее мозг с большим трудом мыслил буквально и был абсолютно неспособен совершить прыжок в мир абстракций. И потому, даже научившись читать, Джилл первое время почти ничего не усваивала. Поначалу она не могла громко прочитать слова вслух, не вкладывала ни малейшего смысла в звуки, которые слетали у нее с языка. Научиться говорить было куда легче. Речевой центр у нее сейчас восстановился так отменно, что, говоря с нею, я не уловил ни малейших следов былой травмы. Столь абсолютная реабилитация после таких серьезных инсультов случается нечасто. Джилл говорит, что не знает статистики, но на глазок называет цифру пять процентов.

Ровно через четыре месяца после инсульта она должна была читать двадцатиминутную лекцию в одном колледже. Джилл не отменила ее, больше того, решила сделать так, чтобы слушатели ни о чем не догадались. Она зачесала волосы на левую сторону, которая была выбрита перед операцией. Бесконечно просматривала видеозапись своего предыдущего выступления. Изучала, как женщина на сцене обращается с микрофоном. Заодно узнала много нового о мозге, правда, видеозапись содержала слишком много информации, чтобы она была в состоянии ее усвоить. Ей пришлось заучить текст наизусть, и под конец она в целом разобралась, о чем толкует женщина на экране. Джилл из прошлой жизни проповедовала донорство, и Джилл из настоящего призадумалась: а отдала бы ее мать ее мозг науке, если бы она умерла? Лекция прошла отлично. Джилл даже ни разу не перепутала последовательность слайдов.

Вернувшись к нормальной жизни, Джилл потеряла ощущение блаженства. Но сохранила память о нем. Первое время Джилл была уверена, что никогда уже не будет ученым или преподавателем, но понимала, что ей есть чем поделиться с людьми, поведать им «о красоте и жизнеспособности мозга». В феврале 2008 года доктор Тейлор выступила с лекцией на ежегодном форуме TED, где ученые представляют свои инновационные идеи. Результат оказался неожиданным.

После того как восемнадцатиминутный ролик с ее лекцией появился на сайте форума, его посмотрели более двух миллионов зрителей, еще приблизительно двадцать тысяч делают это с тех пор каждый день. После появления интервью с Джилл на сайте Winfrey's она попала в число ста самых влиятельных людей планеты по версии журнала Time, оказавшись в компании с Владимиром Путиным, основателем Facebook Марком Зукербергом, бразильским футболистом Кака' и актером Джорджем Клуни. Ее автобиографическая книга «Озарение» стала бестселлером. Она получает по сотне писем в день от поклонников.

Что же такого особенного было в ее лекциях и книге, что так привлекло людей? Коллеги-ученые нашли в них первое подробное научное описание инсульта, составленное нейрофизиологом. Но этот интерес скорее из области специального. Эмоциональный рассказ Джилл о том, что у каждого из полушарий мозга «свое лицо», конечно же, звучит захватывающе. Но на эту тему уже написаны статьи и книги. Да, многие пострадавшие от инсульта и их родственники нашли в истории возвращения доктора к нормальной человеческой жизни надежду на выздоровление. Но, похоже, главное все же в другом, а именно в трансцендентном опыте Джилл Тейлор.

Опыте, который не мог не привлечь миллионы ищущих просветления. Людей, задающих вопросы, не удовлетворенных существующим статус-кво, которое не дает нужных ответов и не приводит к счастью. «Волна книг, статей, аудио- и видеозаписей, лекций и семинаров, посвященных просветлению, несет с собой массу противоречивых мнений, утверждений и возражений насчет него, – замечает известный исследователь в области сознания и духовного развития Джон Уайт. – Одним из удручающих аспектов всей этой коммерциализации явилось обесценивание самого термина "просветление"».

И вот нейрофизиолог Джилл Тейлор, «не верующая в Бога на небесах», независимый эксперт, мистик поневоле, подтвердила, пусть и несколько пугающим способом, что нирвана – не пустой звук.

«Имея отношение как к буддизму, так и к традиционной науке, я изучал неврологические механизмы медитации и сомневался, стоит ли погружаться слишком глубоко в эти практики, – пишет один из посетителей сайта Джилл. – Ваш первый научный опыт рационального наблюдателя заставляет верить, что древние практики имеют биологическую основу и могут быть применимы с учетом современных потребностей. Ваша история также заставляет верить в то, что просветление и высший разум находятся в пределах досягаемости и имеют выход в человеческом мозге. Осталось только понять, как разблокировать его».

Директор нью-йоркского Центра мозговых ресурсов нейрофизиолог Камран Фаллахпур, видевший лекцию Джилл в интернете, избегает термина «нирвана» и называет описанное ею состояние просто эйфорией. «Если в мозгу выделяются определенные химикаты, если определенные участки мозга стимулируются, человек может испытывать подобные ощущения, – сказал мне Фаллахпур. – Иногда они появляются в результате мозговой травмы. Я не ставлю ее рассказ под сомнение. Конечно, это субъективный опыт». Некоторые противники Тейлор склонны преуменьшать даже субъективную ценность этого опыта, сомневаясь в ее адекватности и указывая, что сама она занялась исследованиями мозга только потому, что у ее брата диагностировали шизофрению. Он считал, что общается с Христом.

Впрочем, похоже, Джилл мало интересует чье-то признание. «Нирваны можно достичь, – говорит она мне. – В любой момент каждый человек на это способен, если он сосредоточит мысли только на данном моменте и отрешится от прошлого. Если у вас есть только данный момент и нет прошлого эмоционального и информационного багажа, который цепляется за него и тянет вниз, у вас будет чувство радости, внутренне присущее нам всем».

И уже не кажется странным, что она практически слово в слово повторяет то, о чем говорили великие мистики прошлого. Высшее состояние сознания доступно каждому. Надо лишь захотеть прикоснуться к духовному.

Известный историк религии Карен Армстронг поспешила найти в истории Тейлор аналогии с судьбой Будды. Достигнув просветления, он не хотел возвращаться к этому миру, но был вынужден сделать это из чувства сострадания к людям. Может быть, такое же сострадание к людям побудило Джилл написать свою биографию?

Но она не претендует на создание новой религии и не пытается превратиться из поющего ученого в ученого проповедующего. Джилл мягко отклоняет многочисленные приглашения принять участие в религиозных тусовках и телепередачах. Ее послание миру предельно просто и понятно, как старая песенка с телефоном донорского центра Гарварда. Люди могут жить более мирной, духовной жизнью, если установят мир внутри себя, правильно используя таланты и навыки полушарий мозга. На новую религию действительно не тянет, но как миссия для реабилитационного центра для переживших инсульт, который Джилл мечтает открыть в родной Индиане, годится вполне.

Стала ли она счастливее после того, что пережила? Говорят, что дзенский мастер на просьбу дать объяснение просветлению мог озадачить коаном – как будто бы неразрешимой загадкой: «Перед просветлением я рубил дрова и носил воду. После просветления я тоже рублю дрова и ношу воду». Она преподает в университете и продолжает ездить по стране с лекциями. Слава принесла свои дивиденды: желающих пожертвовать мозг науке стало значительно больше. Она делает на продажу чудные модели мозга из цветного хрусталя и вышивает по ткани, реализуя потребность в творчестве, открывшуюся после болезни.

В доме, где стены холла выкрашены в фиолетовый цвет, она, как и прежде, живет одна, если не считать собаки и двух кошек. Любовь к родителям – в буддизме одна из важнейших духовных практик. Учитывая все, что пережила Джилл, довольно закономерно, что своим лучшим другом она, ничуть не смущаясь, называет свою восьмидесятидвухлетнюю мать. С

Аудиоверсия материала: