«Дети, усыновленные в США, тоже умерли», — ответил вчера Владимир Путин на реплику корреспондента Bloomberg Ильи Архипова о больных сиротах, которые лишились потенциальных родителей и скончались. Ничего, мол, страшного, все умрут. Зато мы показали американцам кузькину мать!

Демонстративно пожертвовать счастьем, здоровьем, а во многих случаях даже жизнью больных и обездоленных детей, причем без какой-либо особой нужды, просто в качестве сиюминутного политического жеста, «асимметричного ответа» американцам на принятый ими «список Магнитского» — трудно даже вообразить себе более бессмысленное и абсурдное живодерство. При этом, если год назад власть, принимая закон №272-ФЗ «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации» (он же «антисиротский закон» или, как его еще цинично называют некоторые политики и публицисты, «закон Димы Яковлева»), еще пыталась как-то маскировать это языческое жертвоприношение разговорами о счастливом будущем оставленных в России сирот, сейчас она уже не затрудняет себя даже такой мелочью.

Сложно сказать, как этот закон, выделяющийся даже на общем фоне других жестоких, несправедливых, глупых, плохо составленных российских законов, был в целом воспринят обществом. Есть сильное подозрение, что любые массовые соцопросы показывают отношение не к реальному закону, а к его образу в телевизионной пропаганде («мы спасли детей, которых продавали американцам на органы»). Однако как минимум у образованной части общества — тех, кто пытается узнавать о происходящем не только из телевизора, — он, безусловно, вызвал резкое отторжение. Все-таки вся русская гуманистическая культура беспрекословно утверждает ценность «слезинки ребенка». Поэтому готовность активно разбрызгивать детские слезинки во все стороны как разменные фишки в геополитической игре (наиболее цинично и откровенно выраженная в колонке одного из «патриотических» публицистов: «Пусть лучше русские дети умрут на Родине, чем будут жить за границей») год назад была встречена с ужасом и негодованием.

Депутаты и сенаторы, голосовавшие за этот закон, получили звания «подлецов». Сам закон был заклеймен именем царя Ирода. Наиболее активные из его пропагандистов, типа уполномоченного по правам ребенка Павла Астахова, в течение последующих месяцев регулярно становились антигероями российского интернета, довольно быстро выяснившего, что собственные дети Астахова, равно как и многих других борцов с иностранным усыновлением, давно находятся на «бездуховном Западе». В то время как «умирать на Родине» они предлагают лишь чужим детям. Тем, за кого некому заступиться. Наконец, в середине января десятки тысяч людей вышли на улицы морозной Москвы, чтобы выразить свое негодование людоедским законом и теми, кто за него голосовал.

Казалось, общество настолько возмущено, что никогда не забудет о загубленных детских судьбах. И объяснения по их поводу отныне будут вечной проблемой власти.

Но, к сожалению, похоже, это была только иллюзия. По прошествии года видно: очень многие из негодовавших прошлой зимой, на самом деле, не столько сопереживали несчастным детям, сколько участвовали в громкой, но краткосрочной общественной кампании. Еще через месяц появился закон о запрете гей-пропаганды, и внимание гражданского общества переключилось «с Астахова на Мизулину». А «антисиротский закон» постепенно начал сглаживаться из памяти, пока окончательно не пропал из актуальной повестки дня.

Наиболее наглядно это было продемонстрировано на уже упомянутой встрече Путина с представителями СМИ. Год назад вопросы о судьбах детей, лишенных возможности обрести семейное счастье, стали, пожалуй, основной темой аналогичной пресс-конференции. Сегодня же за четыре с лишним часа эта проблема не была затронута ни одного (!) раза. И лишь выступавший последним корреспондент Bloomberg вскользь упомянул о ней после длинного вопроса об оффшорных компаниях. Т. е. все остальные средства массовой информации считают (и, возможно, небезосновательно), что теперь их читателям уже не особо интересны перипетии вокруг запрета иностранного усыновления. «Все, проехали, больше не цепляет».

Конечно, осознавать это не очень приятно. Но что поделать. Таково, судя по всему, современное «клиповое сознание». Неспособное на протяжении долгого времени удерживать в памяти один и тот же вопрос, даже такой шокирующий и душещипательный.

Однако, к сожалению, проблема этим не ограничивается. Дело в том, что реакция на «антисиротские законы» (множественное число здесь потому, что вслед за федеральным законом было принято еще и несколько региональных, многие из которых запрещали усыновление не только американцам, но и всем иностранцам), как и почти любая громкая общественная кампания, не избежала и других перехлестов. Главным из которых стало резкое и совершенно несправедливое ухудшение отношения к отечественным усыновителям. По крайней мере, на риторическом уровне.

Причины этого лежат на поверхности. Поскольку в рамках пропагандистского сопровождения «закона царя Ирода» постоянно предлагалось противопоставление «плохие и безответственные иностранные усыновители» vs «хорошие и ответственные российские», многие пользователи интернета, осознающие лживость его первой части, стали аналогично относиться и ко второй.

В результате чего сложилась парадоксальная ситуация: люди, с негодованием отвергающие пропагандистскую чушь об американских усыновителях, забирающих наших сирот ради продажи на органы, с легкостью готовы не только поверить в почти аналогичные выдумки, когда речь идет о внутрироссийском усыновлении, но даже самостоятельно их распространять. Наиболее наглядные примеры клеветы подобного рода — мифы, легко опровергаемые с помощью конкретных фактов и цифр.

Например, это миф о том, что якобы граждане РФ берут на свое попечение сирот крайне редко. И большинство детей, оставшихся без родителей, вынуждены находиться в детских домах. (Чтобы убедиться, что это не так, достаточно посмотреть любые статистические данные. И хотя точные цифры в них, бывает, разнятся, в процентах соотношение довольно устойчиво: порядка 80% сирот находятся на различных формах семейного устройства. В то время как в детских домах — лишь 20%. Тоже огромная цифра, конечно, но все же никак не большинство.)

Или о том, что ради смягчения последствий запрета иностранного усыновления власть существенно облегчила жизнь российским усыновителям. (На самом деле, единственным изменением стало повышение сроков действия медицинских справок — 6 месяцев вместо трех. И более ничего не было сделано. Даже на пропагандистском уровне, типа каких-нибудь роликов или телепередач, рассказывающих о преимуществах усыновления. Не говоря уже о более реальных действиях, которые вполне можно было бы предпринять за это время.)

Или, наконец, из последнего — о том, что среди отечественных усыновителей крайне велик процент возвратов. Когда приемные родители спустя какое-то время отправляют усыновленного ребенка назад в детдом. Дескать, не подошел.

Так, буквально недавно социальные сети взорвались от перепостов высказывания члена комитета Совета Федерации ФС РФ по социальной политике Валентины Петренко, сообщившей на совещании в Ростове, что «в последние годы брать в семьи детей-сирот стали в России наполовину меньше, а если речь идет об усыновлении, то из 6500 усыновленных по стране в прошлом году детей 4500 были возвращены обратно в детдома». (На самом деле, впервые эти цифры, насколько можно судить, возникли еще весной в блоге известного оппозиционного журналиста Андрея Мальгина, затем они распространились по интернету и периодически возникали то в одном, то в другом месте, пока, наконец, не достигли официального лица, а через него — и всех возможных СМИ.)

При этом удивительным образом практически ни один из журналистов и блогеров, перепечатывающих эту статистику с вполне понятными эмоциональными комментариями в стиле «ужас», «кошмар», «что делать?», и проч., даже не задумался о том, что приведенные Мальгиным и Петренко цифры выглядят совершенно фантастически.

А ведь, казалось бы, любому человеку, попытавшемуся хотя бы немного проникнуть в тему, известно: в отечественных реалиях потенциальным усыновителям приходится проходить очень серьезные испытания. Собирать более десятка различных справок из разных учреждений. Минимум дважды проходить полную медкомиссию, посещая множество диспансеров, расположенных в разных районах и, как правило, достаточно неудобно. Проходить обстоятельное обучение в школе приемных родителей. Неоднократно выезжать в разные регионы, где для них теоретически могут найти ребенка (единой системы в России, разумеется, нет, в каждый субъект Федерации надо отвозить свои бумаги отдельно). Судиться, в конце концов (усыновление, равно как и отказ от уже совершенного усыновления в России допускаются только по решению суда).

Неужели кто-то в здравом уме и трезвой памяти может представить себе общество, в котором двое из трех усыновителей готовы пройти через все эти круги ада только ради того, чтобы немножко поиграться с ребенком, а затем отправить его обратно в детдом? Нанеся ему (да и себе) тяжелейшую психологическую травму? Про моральный аспект — как можно так плохо думать о людях?! — и говорить нечего.

При этом любой, у кого возникли сомнения по поводу этих цифр, с легкостью мог бы найти в сети реальные данные. Буквально в один клик. После чего понять: на самом деле, на семейные формы устройства в 2012 году в семьи российских граждан было передано 58,8 тыс. детей. Из них 6,5 тыс. — на усыновление (эта цифра и попалась на глаза сенатору Петренко), 37,3 тыс. — на безвозмездную форму опеки, 15 тыс. — на возмездную форму опеки, в том числе 13 тыс. — в приемные семьи, и 0,2 тыс. — на патронатное воспитание. Возвращено же в детские дома из числа ранее взятых оттуда сирот было действительно около 4,5 тыс. детей. Но не только и не столько усыновленных, а в основном тех, кого брали под опеку или под патронат.

Т.е. реальный процент возврата в 2012-м был равен не 70% (4500 от 6500), как считает Петренко и ретранслирующие ее блогеры, а в 10 раз меньше — примерно 7,5% (4500 от 58 800). Причем усыновленных среди них — единицы.

Эти данные, повторимся, находятся в один клик. Тем не менее никакого опровержения высказывания Петренко так до сих пор и не последовало. Хотя прошло уже три недели. А высказывание, как мы уже говорили, распространилось очень широко, и не наткнуться на него было практически невозможно. Но в ответ — тишина. Молчит сама Петренко. Молчит Астахов. Молчит Голодец. Молчат имитировавшие озабоченность проблемами сирот депутаты с сенаторами. Молчит оппозиция. Молчат федеральные СМИ (хотя слова Петренко о 70% возвратов попали во все выпуски новостей). Молчат перепостившие Петренко блогеры.

И объяснение у этого молчания может быть только одно.

К сожалению, реальное положение дел с сиротством в России совершенно не интересует ни Путина, ни Петренко, ни Астахова, ни депутатов с сенаторами, ни оппозицию, ни СМИ, ни граждански активных блогеров. А все их речи на эту тему — исключительно политическая игра. О реальных жертвах которой не думает ни власть, ни — самое страшное — общество.