Перед новым годом принято подводить итоги и завершать дела. Подвели и завершили их и в Париже. Под конец декабря Конституционный совет наконец-то разрешил французскому правительству взимать 75% налог с зарплат свыше миллиона в год. Одобрена та самая мера, которую обещали уже год, но которой до сих пор лишь журналисты пугали на ночь топ-менеджеров. Поговаривали даже, что налог вообще никогда не введут, что это была лишь предвыборная уловка. Оказалось, очень даже введут — с 1 января 2014 он станет реальностью.

Это важный налог. Не потому, что он принесет спасение истощившейся государственной казне. Нет, не принесет — речь о 400 миллионах евро максимум. Процент, может, и велик, да вот контингент мал: не все миллиардеры сидят на зарплате, а уже накопленные состояния под трехчетвертную конфискацию не подпадают. Почему же он тогда важен? А просто так, из принципа. Не зря социалисты так за него бились. Благодаря этому предложению Олланд выиграл выборы.

12 февраля прошлого года он пообещал лишить богачей 75% их сверхдоходов и тотчас же стал набирать голоса. Французам с их в общем-то очень скромными зарплатами было непереносимо обидно и больно, что кто-то живет лучше и зарабатывает больше. Когда Олланд это предложил, мало того что правые назвали это «идиотизмом». На то они и правые, чтобы критиковать левых. Но даже ближайшие соратники были во-первых, удивлены, а во-вторых, обижены: о предвыборной программе своего претендента они узнали из телевизионных новостей. Не исключено, что это была импровизация, но ведь за язык Олланда никто не тянул.

После избрания социалисты стали было проводить налог в жизнь и тут же обнаружили, что его жертвы готовы сопротивляться. Начались скандалы — вдруг все узнали, что хозяин LVMH и самый богатый француз Бернар Арно не прочь поселиться в Бельгии, а Жерар Депардье — в России. Британский премьер пообещал принять всех налоговых беглецов с распростертыми объятиями, и вскоре выяснилось, как по совпадению, что некоторые крупные французские компании, вроде нефтяной Total, переводят свои финансовые подразделения с континента на острова.

Чтобы достать беглецов, где бы они ни жили, заговорили об американской системе налогообложения, о том, что француз — он и в Африке француз и пусть платит на родине. Словом, 75-процентный налог возвели в принцип и в патриотическую доблесть. Патриотизм же все хотят видеть в других, мало кто готов платить за него сам.

Когда эта чрезвычайная мера стала всерьез обсуждаться, я был удивлен количеством моих друзей, ужасавшихся решению Олланда. Либо, думал я, среди них много подпольных миллионеров, либо они так чувствительны к чужой несправедливости, которая, к сожалению, никак и никогда их не коснется. Потом я понял, что дело в психологическом шоке, а не финансовом. Страшные 75%, хотя и реально угрожали очень немногим, стали настоящим символом бессмысленности успеха: зачем рвать подметки, если твой приз все равно отберут и отдадут тем, кто всю гонку пил пиво на старте.

Появилось движение «голубей», молодых предпринимателей, которые проклинали французские налоги, и ясно было, что им нельзя спеть «летите, голуби, летите, для вас нигде преграды нет» — возьмут и в самом деле улетят. В итоге на прошлое Рождество Конституционный совет страшный налог похоронил. Богачи вздохнули спокойно, и газетчики начали поговаривать о том, что такова невероятная хитроумность Олланда: мы, социалисты, мол, старались, делали что могли, но против буржуазной конституции не попрешь.

Но левые не смогли уступить без боя, не таковы сейчас их дела. И так Олланду что ни день тычут в нос его предвыборными обещаниями: безработицу не обуздал, роста ВВП не достиг, а вот роста дефицита — пожалуйста, вывел войска из Афгана, но тут же ввел в Мали. А тут еще и любимый налог потерял бы. Вообще стыда не оберешься.

Года не прошло с президентского предложения, и вот теперь тот же самый Конституционный совет тот же налог утвердил. Такой день, как говорится, год кормит. И даже два. Налог вступает в действие немедленно и рассчитан на два года. Считается, что он даст государству в 2014 году 260 миллионов, а в 2015 — 160 миллионов. Не так-то много, но как мы и говорили, дело принципа. Президент сказал, президент сделал.

Теперь, когда налог принят, все эти скандалы и крики отчасти оборачиваются в пользу Олланда — все-таки он что-то делает, борется со зловредными богачами. Акция замышлялась как пропагандистская мера, и целям пропаганды она послужила. Социалисты понимали: богачи, конечно, владельцы заводов, газет, пароходов, но защищать во Франции их никто не пойдет. «У них нет шансов устроить протест», — с цинической прямотой сказал один из депутатов-социалистов. Людей, которых лично заденет новый закон, даже на пикет не наберется, не то, чтобы на демонстрацию. Их нечего бояться. На следующих выборах их мнения несущественны. Как бы ты ни был богат, твой голос стоит столько же, сколько голос жителя пятиэтажки в неблагополучном пригороде. И даже меньше, потому что у обитателя пятиэтажки подрастает орава новых избирателей.

За год страданий закон подчистили и усовершенствовали. Раньше этот налог должен был платить собственно служащий, зарплата которого превышала миллион евро в год. Правительство подумало и в конце концов переложило ответственность на предприятия. Вы хотите начислять такие чудовищные зарплаты, тогда платите такие чудовищные налоги.

Объяснили это опять заботой о людях: богатые, мол, тоже могут заплакать. Как же. «Если у тебя несколько десятков миллионов, ты всегда сделаешь так, чтобы тебя никто не поймал на налогах, — объяснил мне знакомый адвокат, занимающийся делами налоговых беглецов в Швейцарии. — Вот если у тебя каких-то сто тысяч на счету, тут тебе деваться некуда. Люди схитрят. Лучше пусть платят предприятия, которым  никуда не скрыться». Единственным облегчением для компаний было установление предела (5% от прибыли), в которые эти выплаты должны укладываться.

Произошли, правда, другие скандалы. Законодатели метили в анекдотических богачей, купающихся в черной икре, которых никто не жалеет, но попали рикошетом в публику, у которой есть возможность обратиться к общественному мнению. Например, взволновались футболисты, имеющие миллионные контракты. Их звездный век недолог, в любой момент травма может положить конец карьере, возможно, деньги, которые они не заработают в этом году, они не заработают никогда. В такой же ситуации оказались музыканты, танцовщики, кинорежиссеры, все люди, у которых нет стабильной зарплаты и один год не равен другому. Они надеялись на справедливость. Напрасно.

Премьер-министр Жан-Марк Эро, когда я брал у него интервью для «Коммерсанта» и спросил об этой ситуации, высказался в том смысле, что французы не поймут, если мастера кожаного мяча получат право на исключение из правила. Этот его ответ процитировали почти все французские СМИ. Футболистов и вправду никто не пожалел. Футбольные клубы, которым предстоит платить налог, пригрозили забастовкой, но к ним не прислушиваются: «У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает». Прозвучали даже предложения не допускать несознательных форвардов и беков в национальную сборную — вот уж действительно страшная месть.

75-процентный налог — второе осуществленное предвыборное обещание президента Олланда. Первым был закон «брак для всех», разрешивший гомосексуальные браки. Но если первый закон защитил права меньшинства и отчасти поссорил президента с большинством (гетеросексуальные демонстрации изрядно встряхнули крупные города), второй понравится большинству, но ударит по меньшинству.

Кстати, год назад «мудрецам» (так безо всякой иронии называют членов Конституционного совета) не понравилось то, что этот закон о новом налоге ставил людей в неравное положение. Во Франции муж и жена платят налоги совместно. Если каждый из них хоть немного не дотянет до миллиона, они не попадут под действие чрезвычайного обложения, хотя их суммарный доход приближается к двум миллионам. Если же хоть немного свыше миллиона заработает холостяк, ему мало не покажется.

И вот что сказал мне за пьяным столом один весьма богатый молодой господин, член совета директоров. Он клял социалистов и гнусный налог, а потом хихикнул: «Мы стали думать, не пережениться ли всем холостякам в совете директоров друг на друге на следующие два года? Брак — он же не зря для всех!»

Автор — парижский корреспондент ИД «Коммерсантъ»