— Вот интересно: что бы вы сказали, если бы это вашу дочку Поланский напоил шампанским в тринадцать лет, накормил бы наркотиками, заманил бы потом в джакузи и... и... Короче говоря, совратил?! И не только, как бы это сказать... не только обыкновенным способом, но и орально, и всеми другими способами. Вот что бы вы сказали?

Отец задумчиво посмотрел на Порцию. Порция как ни в чем не бывало возилась на своем разноцветном коврике. Она совершенно не подозревала, что через тринадцать лет ее может совратить немолодой польский кинорежиссер.

— А я надеюсь, — вступилась мать, — что Порция в тринадцать лет будет достаточно умной девушкой, чтобы не дать напоить себя шампанским и накормить какими-то сомнительными медикаментами. Я надеюсь, что Порция в тринадцать лет сможет сама выкрутиться из подобной ситуации.

— Мама той девушки тоже так думала, — возразил гость. — Она тоже думала, что ее дочка сможет выкрутиться из подобной ситуации.

— Послушайте, — сказал отец, — Поланский был далеко не первый мужчина у этой тринадцатилетней девочки. И таблетку, которую он ей предложил, она уже пробовала до этого. Она прекрасно знала, что именно он ей предлагает, и не отказалась. Он ведь ее не изнасиловал: там, в доме Джека Николсона, в соседней комнате все время еще одна женщина была, и они разговаривали, и девочка ничего ей не сказала. Ну да, она говорит, что она не хотела. А Поланский говорит, что она ничего не имела против. В любом случае изнасилование — это принуждение и угрозы. А он ей не угрожал и не принуждал ее, она сама об этом говорила на суде.

— В любом случае это была психическая травма, — возразил гость. — То, что суд согласился снять с Поланского обвинение в изнасиловании и заменить его более мягким, ничего не значит.

— Да как же не значит! — горячился отец. — Когда очень даже значит! Он ее не изнасиловал, он ее совратил, и обвинение ему было предъявлено соответствующее, и он себя виновным признал именно в незаконной половой связи с несовершеннолетней, а не в изнасиловании! Никто не говорит, что он был прав, но это не было изнасилование! Понятно, она паршиво себя чувствовала после этого, но разве она стала себя лучше чувствовать после всей этой истории с судом, после того, как все, кому не лень, стали обсуждать, как Поланский мог ей сделать куннилингус, если она этого не хотела, как он ее спрашивал про месячные и как он ее трахнул в зад, в конце концов, «немного приподняв ей ноги повыше»?! Ничего хорошего из этого суда не получилось! Потому что мать девочки хотела знаменитого и богатого Поланского обвинить в том, чего он не делал, а все средства массовой информации и так называемое «общественное мнение» подхватили это дело и стали Поланского травить и травят до сих пор. Ну да, Поланский сбежал! Так ведь он не Майкл Джексон, чтобы полжизни воевать с толпой. Зато Поланский жив сейчас, а Майкл Джексон в золотом гробу. Вот скажи, — отец обратился к матери, — ты стала бы в такой ситуации в суд обращаться?

Мать подхватила Порцию на руки, понюхала ей бархатные штанишки и поцеловала в щеку.

— Если бы ты пошел и разбил бы нос этому Поланскому, то, наверное, нет, — ответила она отцу.

— А Поланский сильный мужик, — заметил гость. — Он в роли насекомого в парижском спектакле по Кафке по стенкам бегал и по потолку. Он маленький, но здоровый как черт.

— Да-а... — задумчиво протянул отец, глядя на то, как Порция пытается ухватить маму за нос.—– У той девочки отца не было, вот в чем дело.

— А все-таки, — допытывался гость, — пошел бы ты бить морду этому Поланскому или нет?

— Хочется верить, — сказал отец, — что Поланский не стал бы рассматривать Порцию как секс-объект. Хочется верить, что Порция в тринадцать лет смогла бы Поланского совершенно по-другому заинтересовать.

— Это не ответ на мой вопрос, — сказал гость. — Это не ответ.