Виктория Тарабаничева: Персонажи Гусова без всякой постановки взаимодействуют с фоном
«Комедия нравов» Саши Гусова — это история о том, как один дерзкий наблюдатель подтрунивает над всем, что видит. И не просто подтрунивает про себя, а без тени смущения подносит объектив камеры вплотную к объекту потехи и нажимает на кнопку спуска. Этот наблюдатель имеет полное право подтрунивать над своими «жертвами» хотя бы потому, что он исключителен — остальные обыватели день за днем пропускают все окружающее их веселье. Он видит, как работники, волоча в зал торгов один из лотов аукциона Christie’s, мраморную деву, лапают ее за грудь. Как безымянный монтер в религиозном экстазе упал ничком перед новой иконой XXI века — глянцевой моделью с сумкой Chanel, — а на деле просто ковыряется в подсветке. Он видит, как Джуд Лоу снимает штаны, Терри Гиллиам откручивает себе голову, а Паваротти брызгается, плавая в бассейне. И это правда очень смешно. Западные знатоки фотографии говорят, что это не просто смешно, это gusovian.
Два месяца назад объявили о приезде великого Гусова в Москву: приедет, дескать, тот самый наш лондонец, фамилию которого приспособили для названия особого стиля фотографии, и расскажет всем лично, как он это делает. Как он производит эти самые «гусовианские» снимки, из которых сложно выбрать три-пять иконических. Потому что на звание иконических работ претендуют все.
Его ждали. В «Сноб» приходили десятки писем участников проекта, желающих лично встретиться с фотографом. На торжественном открытии первой ретроспективы Саши Гусова в Центре фотографии имени братьев Люмьер его лицо возникло перед публикой на пару минут с монитора лэптопа.
— Простите, ребят, я правда хотел приехать, но вот только паспорт посеял, — смеялся он и просил всех пришедших ему помахать.
Посетители выставки остались наедине с его черно-белыми фотографиями, так и не узнав тайну Гусова. А ваша покорная слуга — узнала. От куратора, девушки, которая ходила за ним по пятам и методично перелопачивала все его двадцатилетнее портфолио.
Когда балет Большого театра приехал на гастроли в Лондон в 1992 году, Гусов смог подобраться к Григоровичу и представиться знаменитым фотографом. Григорович поверил. После этого балетное закулисье было в распоряжении Гусова целый месяц. Отсюда — его знаменитый снимок курящей балерины и другие кадры с фантастическими моментами репетиций русских танцоров. А он и фотографом-то не был: сначала убирался в ресторанах, потом работал проявщиком в фотомастерской, где и узнал о фотографии все.
Так Саша Гусов записал себя в великие. На самом деле это случилось еще раньше, до переезда из СССР в Лондон: в конце 80-х он каким-то образом доставал British Journal of Photography и мысленно размещал свои снимки (которых еще не было!) среди работ других великих. А потом, после истории с Григоровичем, балетные снимки попали туда, куда и должны были: в этот самый журнал.
Гусовианство начинается с невероятной самоуверенности, нахальства и умения грамотно подкатывать к знаменитостям. Так, подобравшись к дому Лучано Паваротти и «передав привет» от его прежнего ассистента, Гусов расположил к себе легенду, которая до этого была решительно настроена выставить фотографа за дверь. Втеревшись в компанию, в которой регулярно устраивал возлияния молодой Юэн Макгрегор, он дал ему в руки бутылку «Столичной», и актер в пылу тусовки и в кураже позировал с ней, словно молящийся с распятием в руках. А наблюдатель все щелкал затвором да посмеивался.
Почему бы не посмеиваться и зрителям?
