Я, наверное, никогда не забуду, как Старый, когда ему было пять лет, грустно сказал логопеду: «Мама и папа ругаются. И разводятся. А я все равно буду счастливым».

***

Когда Старый открыл для себя прелесть эпистолярного жанра, он стал брать альбомный лист, складывал его пополам и писал большими и неровными печатными буквами на внешней стороне «МАМЕ И ПАПЕ ПИСЕМО. АТ МЕНR», а на внутренней сам текст письма: «ВЫ ТАСТАЛИ». В следующей версии письма было: «КАК. ВЫ МЕНR ДАСТЛИ». Что ж, я тоже люблю писать письма. Сейчас электронные, но со схожим содержанием. 

***

Когда я забираю человечков у матери, они выглядят щеголевато, как дети с картинок журналов, где рекламируется фирменная детская одежда. Бывшая жена на одежде для человечков не экономит. Но что толку? Стоит с ними погулять в парке с горками или в лесу пару часов по осенней погоде, а особенно поиграть в футбол или баскетбол, как они превращаются в чумазых, растрепанных, покрытых серым слоем существ, напоминающих маленьких цыганят с веселыми глазенками.

Мне даже интересно: это у всех отцов так? Мы как-то обсуждали с другим воскресным папой, что у каждого из нас должна быть куртка, в которой он чинит машину и гуляет с детьми.

***

Гуляли как-то с человечками в парке. Сгустились тучи. Я говорю: «Пошли домой — скоро будет дождь». Человечки, конечно, заныли, но я был непреклонен. Пока мы ехали в машине, хлынул страшный ливень — аж пришлось окна закрывать. Я не удержался и произнес нравоучение о необходимости послушания взрослым в силу их большего жизненного опыта. Старый думал-думал и говорит: «Па, ну ты совсем как Мерлин — устал и, чтоб нас к маме отвезти, решил грозу вызвать». Приятно, когда тебя считают за всемогущего.

***

Человечки Третьяковку называют «музей, где картины», а Пушкинский — «музей, где рыцари». А еще есть «музей, где танки» – музей Вооруженных сил. Как-то попали мы там на выставку «90 лет военной контрразведке». Человечкам про шпионов очень понравилось. Мне пришлось долго рассказывать про то, что пытки запрещены, что такое Женевская конвенция, что нельзя пойманных шпионов бить ногой в попу, как предложил Старый, что такое Гуантанамо, что нельзя пленных шпионов травить газом, как предложили человечки, и даже пукать в их камере нельзя, что военнопленный должен только назвать свое имя и личный номер. И много всего подобного. Рядом ходили люди, слушали и улыбались. А потом прошлись по первому этажу и рассматривали пушки, оружие и диорамы. И негодовали на фашистов. Старый портрет Гитлера узнает. А Мелкий в него даже плюнул. Только не попал. А вообще в музее плеваться нельзя. Даже в портрет Гитлера.

*** 

Долго разговаривали про ежиков. Я рассказывал, как ловил в детстве ежиков и приносил их домой, а ночью мама их выпускала. Старый удивлялся, почему мамы не терпят столь прекрасных зверьков дома. Пришлось рассказывать, что они ночами топают и какают, где хотят. Они долго смеялись.

Старый полагает, что ежики полезные, как коровы. «Из коров, — полагает Старый, — получают молоко, а из ежиков — иголки». 

***

Мелкий требует от меня отпустить усы, а также спрашивает, будет ли у него борода и больно ли бриться... 

***

Ездили сегодня с человечками на кладбище. За могилками посмотрели, о смысле жизни поговорили, о бренности бытия и о смерти, конечно. Когда они звонили деду по телефону, то так и сказал Старый: «Мы на кладбище. У бабушки». Как-то трогательно вышло...

Старый спросил, всегда ли можно умерших называть трупами. Долго разглядывали разные памятники. Особенно их потрясли надписи о давно умерших шести-восьмилетних девочках и мальчиках. Мелкий так и сказал сперва: «Восьмилетки не умирают», но потом окружающая действительность их убедила. А одна девочка вообще только 10 дней прожила. Они про это матери рассказывали... Подавленные слегка.