Они взаимодействовали взглядами, прикосновениями и еще каким-то вполне физиологическим образом, который легко заметить внимательному наблюдателю, но совершенно невозможно понять человеку, выросшему в утробе в гордом одиночестве. У мальчика были ясные глаза и задорный хохолок, у девочки — жесткие кудри до плеч и яркая, открытая улыбка. Они говорили про себя:

— Вы же видите, мы близнецы!

И звали их красиво — Александр и Александра.

Мать с трудом сдерживала слезы.

— Я должна была, должна была раньше заметить! — как заклинание повторяла она.

—О чем идет речь? Что вы должны были заметить?

— Что они отстают в развитии! — почти выкрикнула женщина. — А теперь им уже почти семь лет, и они все говорят: спецшкола! А мы думали...

— Погодите, погодите, — удивилась я. — Кто говорит? Что конкретно? На каком основании?

Двойняшки выглядели какими угодно, но только не умственно отсталыми.

— Рассказывайте с самого начала. Состав семьи, как родились, как развивались, чем болели.

Кроме двойняшек, в семье есть еще один ребенок — их старшая сестра пятнадцати лет. Мама и папа всегда много работали, строили каждый свою карьеру, но согласно считали, что в семье, конечно же, должны быть дети (именно во множественном числе). Рождение сразу двух детей вместо ожидаемого младшего отпрыска слегка их обескуражило, но ненадолго, и они решили, что так даже интереснее. Дети родились небольшими, слегка недоношенными, но вполне здоровыми, быстро набирали вес. Дома младенцы вели себя спокойно и бунтовали только тогда, когда их пытались разделить. Наняли няню, и мама вернулась к любимой работе. Вечера и выходные проводили всей семьей. Старшая сестра с удовольствием нянчилась, а потом и играла с живыми симпатичными куклами. Впрочем, двойняшки никогда не требовали особого к себе внимания, вполне удовлетворяясь обществом друг друга: и играли, и скандалили, и спали, и болели, и выздоравливали вместе. С трех с половиной лет пошли в садик, и опять без всяких проблем: ни протестов, не особых конфликтов. Против двоих сразу — кто же полезет?

Никаких претензий к развитию детей ни у педиатров, ни у няни, ни у воспитателей в саду до поры не было.

— Им всегда стихи на праздниках давали рассказывать, — говорит мама. — Память у обоих прекрасная, даже длинные легко заучивают и читают с выражением. У нас дома много старых детских книжек, и няня, и сестра, и я всегда им много читали, они прямо с голоса запоминают. Алекс, Сандра, расскажите доктору что-нибудь из вашего любимого.

Прежде чем я успела что-либо сказать, ребята согласно «сделали лицо» и на двоих, легко перекидывая инициативу друг другу,  прочли длинную поэму «Гибель Чапаева» (видимо, из тех самых старых книжек). Читали действительно с выражением — с простиранием рук и грозным завыванием в самых патетических местах.

Зачин поэмы: «Урал, Урал-река, бурлива и широка...» — потом еще долго крутился у меня в голове.

Но вот несколько месяцев назад в садике началась подготовка к школе. И тут-то неожиданно выяснилось странное: оба ребенка категорически не усваивают программу. «Обратите внимание!» — сказала воспитательница. Мама попробовала заниматься с детьми сама — и пришла в ужас: они многого не знали и не умели, но самое главное — не обучались этому даже после неоднократных объяснений и повторений! Немедленно был нанят репетитор — пожилая учительница начальных классов с огромным педагогическим стажем. Двойняшки сразу полюбили эти занятия, к ее приходу охотно располагались за большим столом, с удовольствием раскладывали красочные пособия.

Учительница позанималась с детьми около трех месяцев и вызвала родителей на разговор.

— Подумайте о спецшколе, — сокрушенно кивая головой, сказала она. — Там им будет легче, комфортней. Там программа, учителя со специальным образованием. Нарушения у них разные, но, видимо, глубокие, сколько мы с ними бьемся, а прогресса почти никакого. У близнецов это, знаете ли, бывает, я и раньше видела. Да не расстраивайтесь вы так, может, они потом и догонят.

Мама рыдала и пила корвалол. Папа кинулся за информацией в Интернет и — о, ужас! — узнал, что близнецы и двойняшки действительно чаще отстают в развитии, чем «в одиночку» родившиеся дети.

— Если бы я знала раньше!

Впрочем, и сейчас сдаваться никто не собирается.

— Я оставлю работу — мы с мужем уже решили. Буду заниматься детьми, это важнее. Все возможности коррекции. Если надо, лекарства. Если надо, за границей. К вам пришли, прочитав вашу книгу. Чем больше информации, тем лучше. Вы ведь не откажетесь дать рекомендации?

— Конечно, конечно.

Я отправила маму с Алексом в предбанник и протестировала сначала девочку, потом мальчика. Увы, все было именно так, как говорили воспитатели и учительница.

Алекс неплохо считал, но не узнавал буквы и не знал дней недели (это при блестящей механической памяти на стихи!). Сандра могла прочитать простое слово, но спрашивала про восьмерку: «Это такая, два кружочка?» — и не могла к двум карандашам прибавить один. Поскольку ни о какой педагогической запущенности детей не шло и речи, вывод напрашивался самый неутешительный. Мне было искренне жаль мать.

— Их уже тестировали, — призналась она. — Коэффициент интеллекта что-то около восьмидесяти, у обоих. Наверняка, умственная отсталость, как все другие болезни: чем раньше начнешь, тем легче вылечить, — горько сказала женщина, когда дети вышли одеваться в предбанник. — А мы столько лет упустили!

— Я видела сотни умственно отсталых детей, — честно сказала я. — И ваши, как хотите, совершенно на них...

И тут я, машинально отслеживая боковым зрением происходящее в предбаннике, увидела... И сразу же поняла, что могла догадаться и раньше, еще во время тестирования! Если бы взяла на себя труд тщательно сопоставить оба результата.

Сандра застегнула пуговицы на своем пальто и обернулась к Алексу, который стоял в расслабленной позе и ждал. Застегнула и ему. Потом надела ботиночки и молча выставила ногу. Брат присел и завязал шнурок. Сандра поменяла ногу.

Я шагнула вперед:

— Алекс, ты умеешь застегивать пуговицы? — быстро спросила я.

— Не-а, — улыбнулся мальчик. — Сандра умеет.

— Сандра, а ты можешь сама завязать шнурки?

— Алекс завяжет, — девочка удивленно взглянула на меня. — Вам надо?

— Алекс умеет считать и решать невербальные задачи. Сандра может читать и владеет необходимой в их возрасте общекультурной информацией. Они всегда вместе и для удобства разделили мир. Это экономично, выгодно энергетически. У них даже общее имя, разделенное напополам — Алекс и Сандра. Понимаете?

— Что? Что?! Что вы говорите? — на глазах у матери выступили слезы. Она приготовилась навсегда оставить любимую работу и годами воспитывать и обучать двух больных, отстающих в развитии детей. Мои слова тревожили ее.

— У них вполне нормальный интеллект! Просто разделенный на двоих. Восемьдесят да восемьдесят, считайте — сколько будет?

— Шестнадцать и еще два нолика. Нет, один нолик, — сказал Алекс.

— Мама, не плачь! — сказала Сандра.

— Это легко проверить, — сориентировалась я. — Вы занимаетесь с ними только по отдельности. Каждый день, понемногу. Одного выгоняете нафиг, чтобы даже в комнате не было, а еще лучше — в квартире. Два месяца... да нет, у них отличная память, даже месяца хватит, чтобы они почувствовали дискомфорт и стали набирать личные очки.

— Мы так не хотим! — сказал мальчик.

— Мы привыкли вместе, — сказала девочка. — Вы же знаете, мы близнецы.

— Обойдетесь! — отрезала я. — Чтобы мама не плакала.

Двойняшки переглянулись, задумались, потом неуверенно кивнули мне.

***

Конформная Сандра выучила цифры и начала считать яблоки уже через неделю. Сильный и упрямый Алекс почти месяц бойкотировал нововведение. Потом сдался и он — выучил наконец буквы и стал читать по складам. Пожилая учительница с некоторым удивлением наблюдала неожиданный для нее прогресс двойняшек (она привыкла обучать детей классами и не ожидала ничего хорошего от их разобщения) и с удовлетворением получала двойную оплату за свой разделенный во времени и пространстве труд. Мама решила не увольняться с работы, но с тревогой спросила меня, не придется ли отдавать двойняшек в разные классы или даже школы. Я уверила ее, что это излишне.