Жерар и Конфуций

Договариваться о нашей встрече и интервью для «Сноба» пришлось два месяца. Электронной почты у Жерара нет, только телефон. Вернее, два, но толку мало: чаще всего они выключены или не отвечают. Когда же, о счастье, он берет трубку, можно услышать: «Я в Америке, набери через дней десять» или «Опять улетаю, давай через неделю». Наконец, после множества неудачных попыток, раздается заветное «Приезжай завтра, а то я снова улечу». Медлить нельзя. В этом весь Жерар, у него все так: сейчас или никогда. Вылетаю первым же рейсом, прямиком из аэропорта направляюсь на rue du Cherche-Midi. Такси останавливается перед зданием бывшего театра (в нем и живет актер), на задворках участка, принадлежавшего в 1820-х барону Шамбону. Жерар встречает меня в жилетке с изображением двуглавого орла, надетой поверх рубашки. На правой руке часы «Я – патриот» с тем же гербом на весь циферблат. «Подготовился к фотосессии!» – улыбаюсь я про себя.

В доме общей площадью 1800 квадратных метров ничего не изменилось. Бассейн, где почему-то никогда нет воды. Скульптурная лестница из стекла и металла, по ступеням которой месяцами не ступает нога человека. Во-первых, Жерар бывает в доме все реже, а во-вторых, в трехэтажном здании имеется свой лифт. Пятиметровый стол, как всегда, завален книгами и многочисленными произведениями искусства, все, что не поместилось, стопками стоит на полках и на полу.

Описать наполнение его дома в нескольких словах или даже строчках невозможно – здесь есть все, и каждая, даже самая маленькая деталь имеет свою историю и особое значение для Жерара, хоть он и любит утверждать, что вещи для него ничего не значат и он путешествует по жизни без багажа.

Хозяин дома привычно сидит во главе стола и, склонив голову, что-то пишет под звуки радио Classic. Здороваюсь и протягиваю небольшой сувенир – бутылку водки, схваченную в последний момент в duty free.

– Так-так, посмотрим, что ты мне принесла.

Жерар подходит к противоположному краю стола и возвращается с папкой, в которой собрана информация о всех марках российской водки с указанием цен. 

Думаю про себя: «Черт, надо было брать самую дорогую!»

– Жерар, вы все подарки так сразу оцениваете?

– Хочу свою водку сделать, – произносит он, перелистывая очередную страницу.

Находит мой презент, внимательно рассматривает и приглашает сесть. Так начинается наш разговор, в котором Жерар предстает в новом свете: никаких тестов, только откровения, без цензуры. Столь же скандальные, как и его книга «Вот такие дела» (Ça s’est fait comme ça), уже успевшая поднять волну критики во Франции. В России она выйдет в марте в издательстве «Эксмо». Это и стало поводом для нашей встречи.

СВ вашей книге масса шокирующих откровений: вы пишете о том, как продавались мужчинам, о непростых взаимоотношениях с родителями, о проблемах с речью. Мало кто решился бы так откровенно говорить о своих «скелетах в шкафу». У вас была на то какая-то веская причина?

Я сделал это, чтобы наконец ответить всем журналистам, которые переворачивают мою жизнь с ног на голову и выдумывают черт знает что! Чтобы расставить все точки над i, я описал события, о которых они даже не знали. Меня постоянно спрашивают, как я стал тем, кем я стал. Вот мой ответ: Ça s’est fait comme ça. Да, я не был желанным ребен­ком и не скрываю этого. Я и двух слов в свое время связать не мог, школу не окончил. Все, что знаю сегодня, я узнал сам, благодаря своему пытливому уму. А гомосексуалисты и лесбиянки есть во всем мире и были во все времена, только об этом не принято заявлять открыто. 

СПочему же? Франция при Олланде открыто приняла браки геев.

Я ничего не имею против меньшинств, но есть сложившие­ся традиции, которые должны сохраняться. А говорить о политике Олланда даже не вижу смысла. Вы знаете, какой у него рейтинг? Самый низкий за всю историю Франции – тринадцать процентов! Я вообще считаю, что должен быть принят закон, по которому президент с популярностью меньше двадцати шести процентов обязан покинуть свой пост! Вы только взгляните на его политику! Да, во всем мире сильных руководителей можно по пальцам пересчи­тать, но Франсуа Олланда я к таким вообще не отношу. Путин в этом смысле куда дальновиднее, и многие, скажу вам, им восхищаются. Я часто путешествую, бываю в раз­ных странах и слышу разные мнения. Многие не понима­ют реальную политическую ситуацию. Они видят и слы­шат то, что им говорят, не анализируя происходящее.

СА как вы оцениваете отношения между Францией и Россией,  учитывая непростую политическую ситуацию?

Если говорить об отношении Франции к России, то я вам скажу, что его просто нет. Есть общая европейская позиция, которая диктуется Америкой. Да и с таким президентом у Франции вообще не может быть никакой позиции. Сейчас Саудовская Аравия спустила цены на нефть, что естественным образом отражается на странах-производителях, в том числе на России. Да, Россия переживает кризис, но я двигаюсь по направлению к этому кризису, и знаете что? Надеюсь выйти из него! (Смеется.) Кризис во Франции меня так не трогает. Здесь такое ощущение, что вы живете при режиме Пол Пота, когда камбоджийцы уничтожили двад­цать пять процентов своего населения. А что у нас? В чем разница?.. У людей забрали пенсию, заработок, а теперь отнимают даже землю. Налоги выросли настолько, что люди вынуждены продавать свои владения. Дети не могут вступить в наследство, потому что после уплаты всех налогов им по факту ничего не остается. Что это, как не истязание народа неумелым управлением? Хуже, чем во времена Людовика XVI, когда французский народ умирал с голода. В 1789 году население Франции насчитывало двадцать два миллиона человек, после Наполеона осталось всего шестнадцать.

СМеня всегда удивляли ваши невероятная память и поистине энциклопедические знания. Это дар или заслуга профессии?

Профессия или дар тут ни при чем, мне просто все интересно. Абсолютно всё! Я ужасно любопытен. И это счастье – жить, помня все, что вы уже узнали, не забывая даже малейшие детали. 

СЧто еще способно вас осчастливить, кроме воспоминаний и знаний? Что особенно бережно хранит ваша память?

Трудности. Трудности, с которыми приходится сталкиваться, потерянные люди вокруг... Нет, я не становлюсь счастливым, наблюдая их в таком состоянии, меня делает счастливым другое – видеть то, что другие не всегда видят. Я не хочу заработать все деньги на свете, у меня нет амбиций политического деятеля. Мои амбиции заключаются в желании жить и познавать людей.

СВы были знакомы с уникальными личностями: Франсуазой Саган, Жаном Карме, Маргерит Дюрас... Какую роль они сыграли в вашей жизни?

Они и сейчас со мной. Просто их нет рядом физически. Они живы, потому что я помню, цитирую, перечитываю их. И даже говорю с ними, они всегда со мной, как и другие.

Действительно, многие вещи в доме принадлежат или говорят о тех людях, которые дороги Жерару. На столе – полное собрание Маргерит Дюрас, у входа – картонная Барбара, на полке – статуэтка старшего сына Гийома, мистическим образом треснувшая пополам незадолго до его смерти. Понимаю, что тема сына очень болезненна, но все же рискую спросить про статуэтку.

Роксана сделала эту скульптуру в школе за полтора месяца до смерти Гийома. Во время обжига в печи голова треснула. В тот момент я сказал: «То, что нужно! Это так в духе Гий­ома!» Он ведь был очень взрывным. То, что ты видишь, – бронзовая копия, а оригинал я храню вон там. 

Он кладет недокуренную сигарету в пепельницу и направляется к лестнице. Прямо перед ней – стопка с бумагами и тот самый оригинал. Жерар тянется за ним, и в этот момент его руки кажут­ся нелепо большими, ладони практически полностью обхватывают статуэтку. Мы возвращаемся за стол. Он садится и начинает гладить голову «Гийома». В этих совсем недавно казавшихся нелепыми руках появляется трепет, а пальцы с особой нежностью скользят по каждому изгибу фигуры.

Видишь, он керамический. Роксана хотела сделать его из глины, но в печке он треснул. Читать дальше >>

В начало >>

СА были другие события, которые можно назвать предвестниками смерти Гийома? 

Нет, но, к сожалению, я каждый день ждал тревожного звонка. Он позвонил мне за день до своей смерти, по голосу было слышно, как он устал. Тогда он впервые сказал: «Знаешь, пап, я тебя люблю». Раньше я не слышал от него подобных слов, он никогда не называл меня папой. «Я тоже, мой дорогой, я тоже тебя люблю. А что если нам поехать…» (Глубоко вздыхает.) Он не мог въехать во Фран­цию, полиция охотилась за ним, шла по пятам. И, между прочим, я написал этому idiot du village, Олланду: «Вы убили моего сына, ваш премьер-министр назвал меня “жалким”. Я не воспользовался ни одной из ваших социальных привилегий. Я рано ушел из школы, потому что был самым бедным в классе. За сорок лет я заплатил налогов на сто восемьдесят миллионов евро. Я – жалок?.. Пусть так, если хотите. За всю жизнь я воспользовался только одной вашей службой – полицией. В ее лице я нашел отца, который вытащил меня из болота, помог сойти с пути в никуда. И вы должны гордиться этой полицией, вместо того чтобы пренебрегать ею. Сейчас я покидаю страну и уезжаю в Россию!» Я очень люблю Путина. Про Путина я не писал в письме, это я сказал уже во время нашего телефонного разговора. 

СА что он ответил?

Ничего, он только и повторял: «Да-да, я согласен, да-да, я согласен».

Я спросил: «Тебе не стыдно? Тебе не стыдно так себя вести?» Это было в ноябре, a 2 или 3 декабря Путин уже одобрил для меня российское гражданство.

СА французское гражданство вы сохранили?

Да.

СНо при этом мы второй раз встречаемся с вами здесь, в Париже, то есть вы все-таки живете во Франции?

Нет, дом выставлен на продажу. Я бываю здесь, пока он не продался, но в основном живу в Италии или в России... Я все время в разъездах. Единственное, о чем я жалею, что не уделяю достаточного времени детям. Роксане, которая в Лос-Анджелесе, Жану, который живет в Париже... Так же как не уделял другим, Гийому в том числе.

СЕсть еще что-то, о чем вы сожалеете?

Я не думаю о прошлом, я думаю о будущем. Есть очень красивая фраза блаженного Августина: «Если меня спросят, что такое время, я отвечу, что не знаю. Но если меня спро­сят о том, что я сделал, я смогу ответить». Существуют только настоящее и вечность. И настоящее – это большая ценность, это значит жить данным моментом, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Это настоящее очень дорого для меня сейчас. 

СА какое самое важное открытие вы сделали в жизни?

Для меня важны все открытия, которые я делаю каждый день, наблюдая за людьми, за их поведением и взглядами. Возможность наблюдать за тобой сейчас и за миром в целом, видеть и различать печаль и радость. Наблюдать за людьми в разных ипостасях, анализировать то, что происходит в данную минуту передо мной, и то, что происходит глобально в мире. Нет чего-то одного, что я мог бы назвать своим самым большим открытием. Все, что я вижу, я стараюсь запечатлеть в моей памяти, будь то грустный и одновременно величественный Архангельск или совершенно другой мир – Китай. Открытие – это наблюдение за землей, плодородной или безжизненной. И эти открытия происходят каждый день, каждую секунду. 

СКогда-то открытием стало то, что вы одним из первых мужчин в истории кинематографа сыграли женскую роль. Какие чувства вы испытывали?

Правильнее будет сказать, что это была роль травести. Я сыграл множество разных ролей, каждая была по-своему интересна, каждая помогала мне что-то открыть или понять для себя.

СРоль Распутина помогла вам понять Россию?

Я вырос в семье, где были целители, которые серьезно занимались этим, были одержимы своим даром. Поэтому я легко понял характер Распутина. А Россия хорошо отражена в одном из моих любимых произведений «Братья Карамазовы». Дмитрий – воплощение неудержимого азарта и страсти, Иван – отражение бунтарской мысли, а Алеша – это всеобъемлющая любовь, в которой сила русской души. 

СЧто такое для вас любовь?

Состояние легкости, счастья и желание разделять. 

СИли не разделять. Вы переживали неразделенную любовь?

Я говорю о ней в книге. Я был влюблен во взгляд одной милой блондинки. Но она не знала об этом, она вообще даже представить не могла в тот момент, как я был в нее влюблен. 

СА сейчас вы влюблены в кого-нибудь?

Да, я влюблен в людей. Сейчас, когда я подошел к солидному возрасту, будет нечестно говорить о влюбленности как таковой. Вы знаете, для меня существует такое понятие, как «влюбленная дружба». Именно такой была моя дружба с Фанни Ардан, Маргерит Дюрас или Констанс – молодой и очень талантливой девушкой тридцати лет. Я предпочитаю «влюбленную дружбу», потому что, когда возникает что-то большее, в моем возрасте, это разрушает все.

СА с певицей Барбарой вас тоже связывала «дружеская любовь»? Какие воспоминания у вас сохранились о ней?

Барбару надо просто слушать, ее песни живы и уникальны. Она могла с легкостью провести три часа на сцене, потому что пела по-настоящему, пела те слова, которые накануне ночью произнесла десять тысяч раз. Во время репетиций я проводил у нее месяцы напролет и все время слышал,  как за пианино она повторяет одни и те же слова. Конечно, на сцене это звучало совсем по-другому, ведь она пела для публики, но и писала она для нее. 

Я прошу Жерара показать какие-нибудь фотографии. Он указывает на пианино: там несколько фото – с Далай-ламой и Владимиром Путиным, забавное соседство. Но настоящий архив – в другом здании. Мы идем в него через сад, затем поднимаемся на второй этаж. Повсюду – на столах, стульях – кассеты, книги, папки. В одной из них мы начинаем копаться. 

Смотри, вот это очень красивая фотография. (Показывает на фото с Фанни Ардан.) Это мы в Греции, ставили спектакль... А вот фото с Кароль, красивая тоже. И Франсуаза Саган, да… 

Мое внимание привлекает фотография Жерара в стиле ню на обложке журнала Egoïste. Он всегда любил шокировать  и не боится делать это сейчас. В последний раз Жерар предстал обнаженным в роли Доминика Стросс-Кана в фильме «Добро пожаловать в Нью-Йорк». Он протягивает мне карикатуру со своим изображением. 

Это подарок Дина Тавулариса. Ну, знаешь, того самого, который получил «Оскара» как художник-постановщик за «Апокалипсис сегодня» и делал трилогию «Крестный отец». Что-то жарковато стало, пойдем подышим воздухом.

Выходим на балкон, откуда взору открывается совершенно необык­новенная картина. По всему фасаду здания тянутся иеро­глифы, в которых заключено послание Конфуция о природе, ее великолепии и разрушающей силе человека. Вообще, весь дом Жерара похож на большую шараду. Хаотично разбросанные по всей стене буквы в его спальне, иероглифы на фасаде дома, многочисленные скульптуры и книги повсюду. Невольно связыва­ешь это с расстройством речи, от которого Депардье удалось избавиться лишь в театральной школе, после чего слово и лите­ратура стали для него священны.

СЧто точно значат эти иероглифы?

Конфуций считал, что «…красота жизни, моря, гор, цветов и птиц отражает сияние жизни. Но когда человек прика­сается к этому порядку, то он разрушается». 

Жерар дочитывает фразу с фасада, и его взгляд падает на мандариновое дерево. 

– О, смотри-ка, мандарины уже поспели!

Жерар – настоящий ценитель качественных продуктов. К тому же он способен дать фору мишленовским шеф-поварам. Разница в том, что отведать его блюда удается очень узкому кругу друзей – человек десять, не больше. Для ужина все продукты Жерар выбирает самостоятельно, поэтому знает имя каждого продавца на рынке. Дальше – два часа «занятия любовью», как он сам называет процесс приготовления пищи, бутылочка хорошего вина, непременно собственной марки, и лишь самые близкие за тем же самым столом, где совсем недавно сидели мы. Сегодня один из таких дней. Жерару уже не терпится побыстрее отправиться в «спальную ложу», где все готово и ждет лишь умелых рук повара для «занятия любовью». Он идет на кухню, машет рукой.

– Надеюсь, ты напишешь хороший текст, а не очередное дерьмо, которого слишком много!

– Обещаю!

На кухне начинает журчать вода – Жерар взялся за дело. Бросаю последний взгляд на фасад с посланием Конфуция и думаю, возможен ли вообще «порядок» рядом с человеком, живущим в этом доме. Навряд ли. Одно «сияние жизни».С

Читать также:

Сергей Николаевич: Письмо Жерару Депардье