Вадим Рутковский: Порноромантика, кровосмесительные связи и другие новости Каннского фестиваля
Всем привет!
Спал три часа, как пройдет день, пока непонятно. Космос, дай мне силы! Причина для недосыпа уважительная: без десяти час, задержав на 35 минут из-за немыслимого для глубокой ночи ажиотажа, в главном зале Люмьер показали новый фильм Гаспара Ноэ — вне конкурса, но по вниманию и резонансу ни один конкурсант с ним не сравнится. «Через несколько секунд начнется "Любовь". Не забудьте надеть 3D-очки» — примерно так выглядит первый титр фильма. Дальше — Эрик Сати, под минималистские гармонии которого разыгрывается первая секс-сцена: Мерфи и Электра делают друг другу hand job. Слово «разыгрывается» не совсем верно: секс не сымитирован и показан с порнографической отчетливостью. Как говорил выпрыгивавший с киноэкрана герой старой комедии Вуди Аллена «Пурпурная роза Каира», «у нас в кино сначала наступает затемнение, потом мы занимаемся любовью». У Ноэ затемнения есть, они дробят долгие статичные план-эпизоды, задавая монтажный ритм, но секс — только при свете, подробно и по-настоящему. Кроме гениталий, от которых «легальное» кино обычно стыдливо отворачивается, с порно «Любовь» ничего не связывает — слишком живописны, тщательно выстроены и скульптурно величественны сцены секса; статуарной красотой они напоминают кадры «Жизни Адель».
Начало «Любви» обманчиво обещает чуть ли не нуар: в первый день нового года Мерфи — страдающий от похмелья и семейной рутины молодой муж и отец двухлетней дочери — слышит пришедшее на автоответчик сообщение от матери Электры, своей бывшей подруги: женщина обеспокоена, вестей от Электры нет уже два месяца. Вместо поисков Мерфи — рефлексирующий студент-кинематографист, будущий режиссер — отправляется в чувственное путешествие по волнам памяти. «Любовь», по сути, лайт-версия «Необратимости»: без насилия и особых происшествий клубок отношений разматывается в обратном хронологическом порядке, от разрыва к началу романа; кино дарит великую иллюзию, что все поправимо; однажды сказанное «я тебя люблю» не теряет смысла и значения. Мерфи — американец в Париже, фанат фильмов с «кровью, спермой и слезами» и поклонник картины «2001» (очевидно, имеется в виду «Космическая одиссея» — у Ноэ вместо планет человеческие тела, Млечный путь заменяет фонтан спермы) — не понимает, почему никто не снимает сентиментальных секс-фильмов. Ноэ (себе он отвел комическую роль галериста, которому Мерфи из ревности разбивает голову) делает именно такое кино: ясное, простое, формально совершенное, и в этом сочетании простоты и формализма чертовски оригинальное. Если к чему и придираться, так только к чрезмерной фаллоцентричности режиссерского взгляда: хотелось бы чуть больше внимания и к противоположной стороне.
«Любовь» — второй за два дня фильм, где звучит важная для меня песня: у Цзя Чжанке — Go West Pet Shop Boys, здесь — кавер Mirvais на Miss You «Роллингов». Вообще я в шоколаде. Буквально. С одной стороны, это прекрасно: жую Lindt с разными начинками. С другой — подзарядка энергией происходит по большей части в темноте, оттого и куртка (в залах холодно, приходится носить), и рубашка, и джинсы, не говоря о носе и руках, перепачканы шоколадом, то есть я в шоколаде, но выгляжу как Пачкуля Пестренький. И такая двойственность во всем. Вот, скажем, фестивальная сумка — в этом году сделанная по типу портфеля. Дружбан мой Боря Нелепо уверяет, что это настоящая кожа, стоит денег и вообще вещь, в то время как большинство фестивалей вообще отказывается от халявных сумок, Канн роскошествует. Я же нахожу этот портфель крайне непрактичным: он сам по себе тяжелый, но маловместительный, сплошная обуза. Так же и с любым фильмом: одним в радость, другим наоборот. Уверен, что даже «Любовь», которой трудно сопротивляться даже на физиологическом уровне, найдет недоброжелателей. Вот только по поводу «Кэрол», которую я до сих пор не видел, все сходятся: прекрасно. Когда я делюсь предчувствием, что очень уж она может походить на другие стилизованные мелодрамы Хейнса — «Вдали от рая» и «Милдред Пирс», — слышу три варианта ответа: а) не видели; б) и похоже, и не похоже; в) ну да, похоже, но что с того.
Похожее единодушие, только со знаком минус, вызывает «Маргарита и Жюльен» Валери Донзелли. Один из пяти (мама дорогая!) французских фильмов в конкурсе в этот самый конкурс вписывается идеально. В этом году не надо изобретать концепт: все на поверхности. Кажется, Тьерри Фремо дал режиссерам задание: снять по сказке. Даже такой махровый рассказчик достоверных житейских историй, как Жак Одиар, в «Дипане» — почти притче о бойце «Тигров освобождения Тамил Илана», сбежавшем от войны в Шри-Ланке, чтобы угодить в кровавый морок бойни в парижском пригороде, — разбавляет реальность сном о божественном слоне Ганеше. Пуристы придираются, мол, надо отличать собственно сказки от мифов, легенд, кайданов и готических новелл; или вот что такое «Лобстер»? Сказка или абсурдистская аллегория?
Донзелли — как Гарроне или Ван Сент, цитирующий «Гензель и Гретель», — ставит классическую сказку, основанную на преданиях XVII века о преступных любовниках, брате и сестре, расплатившихся за свою кровосмесительную связь жизнью. Донзелли — красавица, прекрасная актриса (в этом фильме не играет, доверив заглавную женскую роль Анаис Демустье, на мужскую же, как водится, вновь позвала своего мужа и соавтора Жереми Элькаима) и вообще милашка, но ее фильм, на мой вкус, из рук вон: неуклюж и неубедителен — при всем своеобразном обаянии и любовной истории, и персоны автора, маячащей за ней, и стиля, создающего условное вневременное пространство, где королевская полиция охотится на любовников с вертолетов, а скитания по кровоточащему лесу сопровождает рок-музыка. Для рецензии на такой фильм нужны, как говорил Константин Гаврилович Треплев (кстати, в искрометном фарсе об эвтаназии и архитектуре — «Тщеславии» Лионеля Байера из параллельной программы Acid — имя чеховского героя носит болгарин-проститутка), новые формы. Я бы отрецензировал «Маргариту и Жюльена» значком из набора эмодзи — какашка, конечно, но милая, улыбчивая, дружелюбная:
