Мода как искусство
Текстовая версия программы
Ирина Прохорова: Здравствуйте! Вы смотрите программу «Культура повседневности». Это цикл передач о том, как наша повседневная жизнь, материальная культура формирует культуру в целом и во многом ее обуславливает. Сегодня мы поговорим на очень важную и вечно юную тему — о моде как искусстве. Наши гости — Вера Кульшицкая, дизайнер одежды, добрый вечер, и Татьяна Файнберг, дизайнер, архитектор бюро Yota Architects, я правильно произнесла, да?
Татьяна Файнберг: Все верно.
Ирина Прохорова: Здравствуйте.
Татьяна Файнберг: Здравствуйте.
Ирина Прохорова: Я начну с события, которое собственно нас с вами познакомило и объединило, — это выставка, которая называется «Дневники моды: от замысла к воплощению», которая открылась 16 июня в галерее «Нагорная» — не в самом центре, но очень почтенная галерея — и продлится, насколько я знаю, до 31 июля. Давайте мы с вами обсудим, что это за выставка и почему она так называется. Я там была, поскольку эта выставка организована совместно журналом «Теория моды» и Британской школой дизайна, а поскольку журнал «Теория моды» издается моим издательством «Новое литературное обозрение», для меня это была важная выставка. Как вы бы охарактеризовали специфику этой выставки?
Вера Кульшицкая: На выставке собраны работы выпускников Британской школы дизайна. Кстати, мы с Татьяной познакомились и сделали совместный проект, учась в Британской школе дизайна. Работы из наших проектов представлены как раз на этой выставке, и не только работы, но и записи, рисунки — в общем, полностью дневники моды, как названа выставка, как это все создавалось, из чего это все состоит. Мы проводили с моей коллегой Анной Зейч мастер-класс и лекции на тему, как создается мода и инновации в моде. Скажу сразу, что наше обучение британское, цель его — это создание моды как искусства, то есть это не коммерческая мода, повседневная одежда, а некие инновации в моде.
Ирина Прохорова: Создание нетленки, как говорили раньше.
Вера Кульшицкая: Возможно, да, то есть некие инновации.
Ирина Прохорова: То есть фактически вы разрабатываете новые тренды, возможно, эстетические тренды, если я правильно понимаю...
Вера Кульшицкая: Это даже не тренды, это, скорее, размышления на определенную тему. То есть каждый дизайнер берет какую-то волнующую его тему и разрабатывает ее, и в вещах, которые получаются в итоге, нет ничего случайного, а все исходит из той концепции, которую мы выбрали в начале.
Ирина Прохорова: То есть в некотором смысле вы создаете объекты искусства?
Вера Кульшицкая: Да, я бы так и сказала.
Ирина Прохорова: Отталкиваясь от моды, на площадке моды. Понятно. Скажите, поскольку вы принимали участие в оформлении, там ведь три типа коллекции, если я правильно понимаю: это белая коллекция, черная коллекция и потом выпускные коллекции.
Татьяна Файнберг: Финальная коллекция, насколько мне известно, Вера, была основана на мотивах вашей диссертации?
Вера Кульшицкая: Да-да, все перекликалось, все не случайно, все собрано воедино, и тем и интересно, что мы можем показать историю создания этих вещей. То есть эта выставка говорит нам о том, что это не просто взятое из головы «создам-ка я одежду», а это некий продукт, который создан очень...
Ирина Прохорова: То есть в некотором смысле тут требуется не просто портновское искусство, а именно воображение.
Вера Кульшицкая: Совершенно верно.
Ирина Прохорова: Большой креатив требуется от художника, предполагается, он должен этим обладать. Я просто хочу сказать, что куратором была Людмила Алябьева, шеф-редактор «Теории моды», а собственно ее концепция выставки, которую она выразила: «Выставка показывает становление дизайнера моды и со всей очевидностью демонстрирует глубину и смысловую насыщенность совершенно уникального творческого процесса, объединившего в себе ремесло и искусство, теорию и практику, виртуальные замыслы и реальность их воплощения». На самом деле это очень интересно, потому что выставка составлена таким образом, что там не просто замечательные, уникальные произведения искусства — невероятные одежды, которые представлены там, — но и идея показать творческую лабораторию: как создается произведение искусства. Вот здесь было показано, как создается мода: из набросков, из каких-то записей, из каких-то пробников, из фотографий. То есть этот процесс создания совершенно не похож на то, что мы себе представляем в быту под словами «создание моды». Скажите, а в этом смысле очень важно было, как оформлен интерьер, который должен был тоже создавать атмосферу некоего музея, какого-то музейного пространства?
Татьяна Файнберг: Вы знаете, нам и повезло, и не повезло одновременно, и это сделало нашу работу такой, какой она потом и явилась. Изначально это камерная галерея, она состоит из трех небольших комнат, и нам повезло, что работы девушек тоже состояли из трех частей: была черная коллекция, белая коллекция и финальная коллекция. Нетрудно было принять решение сделать в одном зале черную коллекцию, в другом зале белую, и основную, финальную коллекцию — в третьем. Ее мы подсветили неонами, сделав небольшую сказку с помощью этих неонов. Известно, что черный и белый — это самые сложные цвета, несмотря на то, что они кажутся самыми простыми на первый взгляд. На самом деле, что в интерьере, что в моде наиболее сложными цветами являются как раз белый и черный.
Ирина Прохорова: Они базовые и самые, я думаю, стилистически нагруженные.
Татьяна Файнберг: Да, обнажаются линии, обнажаются детали, которые где-то можно завуалировать цветом, поэтому это было, с одной стороны, просто, с другой стороны, сложновато.
Вера Кульшицкая: На самом деле проект, результатом которого являются созданные работы, и был белым и черным, и было очень сложно в одном цвете выразить то, что хочется выразить без каких-то других цветов. И тут, конечно, пространство очень поддерживает представленные работы — например, текстурированные стены просто роскошные.
Ирина Прохорова: Возможно, мы еще вернемся к разговору именно об этой выставке — я надеюсь, что мы как-то заинтриговали наших зрителей. Это уникальная выставка, и, несмотря на то что она не в центре, я думаю, все желающие доедут.
Знаете, вот какой факт интересен. В нашем обществе, слава богу, сейчас отношение к моде меняется, но тем не менее какое-то недоверие остается. У Льва Рубинштейна, замечательного поэта и эссеиста, было раннее эссе, где он собственно об этом и пишет. Что в нашем обществе, которое во многом традиционалистское и не доверяет мобильности, изменчивости, текучести, само выражение «взяли моду» всегда было отрицательным. И очень важно, что новое поколение дизайнеров пытается переломить эту ситуацию. С вашей точки зрения помещение одежды в музейное пространство не противоречит самой идее моды, предназначенной, казалось бы, все-таки для ношения? Это не противоречит идее моды, которая должна быть изменчивой, сменяемой и, в общем, прикладной? Все-таки как-то странно ее себе представить без того, чтобы она была надета на человека.
Вера Кульшицкая: Во-первых, это всемирный тренд, мне кажется. Очень много в последнее время в музейных пространствах происходит именно экспозиций всемирно известных дизайнеров, и когда смотришь на их работы, совершенно не возникает сомнений, что это реальное искусство. Конечно, одежда сама по себе подразумевает присутствие в ней тела, но фактически мода на сегодняшний день является и инсталляцией в музейном пространстве, и тут, конечно, очень много зависит от смысла, который несет эта одежда, потому что очень важно понимать, что концептуальное искусство всегда несет в себе определенный смысл. И если говорить о работах, которые мы выставляем в галерее на Нагорной, каждая работа основана на очень глубоких размышлениях, и этой работой автор всегда хотел что-то сказать.
Ирина Прохорова: Скажите, нет ли здесь какого-то парадокса в борьбе моды за то, чтобы стать искусством? Последние двести лет она бьется за это, и в общем, в XX веке почти убедила в этом, но при том она как бы забывает свое происхождение. Когда вы конструируете какую-то невероятно концептуальную вещь, вы себе представляете это на человеке, или человек здесь оказывается лишним? В этом смысле показателен отказ самого искусства в XX веке от антропологического взгляда: вы не можете, например, инсталляцию повесить на стенку. Многое из современного искусства вообще не предназначено для утилитарного использования, то есть ты пришел, посмотрел, но ты не можешь себе это представить в собственном интерьере. Мода, которая двигается в эту сторону, не потеряет самою себя? Она вообще заботится о том, что главным ее плюсом все-таки было то, что она была предназначена для человека? То есть тут человек в искусство погружается тем, что он может надеть произведение искусства и как бы ощутить себя частью художественного мира.
Вера Кульшицкая: Мне кажется, каждую вещь можно примерить на себя. Если мы создаем некое произведение искусства, то оно призвано радовать своим присутствием в жизни, то есть мы можем точно так же на какое-то кутюрное платье, сделанное каким-то особым способом, точно так же любоваться, пусть даже в музейном пространстве. Я хочу сказать, что одежда вполне может быть произведением искусства...
Ирина Прохорова: Я прерву вас. Я была недавно в Англии, и там была совершенно замечательная выставка Сони Делоне, и там выставляются ее замечательные картины, а с другой стороны — ее работы с текстилем, совершенно уникальные вещи, какие-то немыслимые пальто, которые вышиваются, совершенно невероятные. И при этом все это смотрится музейно, но с другой стороны, она шила это для заказчиц, для реальных людей. И это совмещение искусства и жизни оказывается поразительным. Но я хотела спросить про архитектуру и интерьеры. А что там происходит? Если мы говорим о какой-то идеальной моде как искусстве, где человек опять оказывается в стороне, а что происходит, например, с интерьерами? В них жить тоже уже не обязательно? Тоже произведение искусства? И на них можно любоваться в музеях? Или все-таки идея, что человек в искусстве может жить, там все-таки присутствует?
Татьяна Файнберг: Что касается интерьеров, все-таки, наверно, они больше для людей, для удобства, для какого-то эстетического удовольствия. Я хочу добавить по поводу моды как искусства. Я тут вспомнила выставку, которая была в Москве, шляпок Филипа Трейси, наверняка вы были на этой выставке. У него тоже есть заказчики, среди них всемирно известные знаменитости. Так вот, была выставка, и это были совершенно шедевральные работы, шляпки были всевозможных форм, вплоть даже до каких-то орхидей — он брал вдохновение, по-моему, на Бали, — ну и прочие формы, в виде корабля, например. Как Вера упомянула сегодня, любая модель проходит очень долгий путь от твоего вдохновения, и это развитие занимает не один день или месяц, некоторые модели вынашиваются на протяжении года, а то и больше. Это просто я вспомнила про Филипа Трейси. А насчет интерьеров, мы хотели лишь подчеркнуть все эти невероятные работы, которые создали девушки, немножко оттенить их, показать в выгодном свете, совершенно не перетягивая на себя одеяло своим интерьером, и тем не менее, мы хотели сделать что-то фактурное, потому что исходные данные были — обычные стены, обычная галерея, ничего нового. Мы хотели создать какую-то сказочную атмосферу с помощью фактур стен, цвета и даже подсветки.
Вера Кульшицкая: На самом деле очень многие архитектурные сооружения были вдохновением для создания тех вещей, которые представлены на выставке. То есть тут все очень плавно перетекает одно в другое, и мне кажется, очень важно делать такие совместные проекты...
Татьяна Файнберг: Получился такой симбиоз, живой организм, одно вытекало из другого, а это другое опять перетекало в то первое. Когда мы делали эти интерьеры, изначально мы задумали сделать на контрасте, чтобы белая коллекция была в черном зале, чтобы ее выделить и сделать яркой, и наоборот, черная коллекция должна была быть в белом зале. Но когда мы монтировали выставку, мы поняли, что атмосфера этого черного зала просто кричит нам: «Нет! Не делайте! Ни в коем случае не ставьте сюда белые экспонаты, это будет ужасно». Мы послушали свой внутренний голос, посоветовались с коллегами и поняли, что надо делать ее в черном интерьере, потому что это будет что-то мистическое, что-то кулуарное, и мне кажется, мы не промахнулись.
Вера Кульшицкая: Мне кажется, очень хорошо получилось, да.
Ирина Прохорова: Если говорить о взаимодействии искусства и моды, в XX веке очень многие художники сотрудничали с модельерами. Вспомните одно из самых известных платьев — «Мондриан» Ива Сен-Лорана, ведь известно, что до него Пит Мондриан был широко известен в очень узких кругах, и именно мода стала...
Татьяна Файнберг: Катализатором.
Ирина Прохорова: Катализатором, да, но и вообще популяризатором искусства. После этого платья Мондриан стал всемирно известным художником. И вообще таких примеров довольно много. В этом смысле довольно любопытно, как происходит такое творческое заимствование, или даже не заимствование, а коллаборация. Получается, что странным образом не искусство продвигает моду, а мода в современном мире продвигает высокое искусство. Это вообще любопытный феномен, который не осознают очень многие люди.
Я хотела вот о чем спросить. У нас бурно развиваются и мода, и дизайн последние 25 лет, но ведь до сих пор все мучаются из-за отсутствия идеи русской моды, русского дизайна, потому что то, что пока мы делаем, в основном либо подражательно, либо мы эксплуатируем кокошники, парчу, этот вот «а ля рюс», который уже сто с лишним лет представляет Россию как международный бренд, что абсолютно уже устарело. И мы понимаем, что это какая-то архаика и, в общем, ориентализм, который нам сослужил дурную службу. Но я подозреваю, что высокая мода во многом и работает над этим — нахождение каких-то новых пропорций, концептуальных идей, которые могут дать какой-то имидж страны через дизайн. И вообще на международной арене страны чаще всего сейчас себя представляют через моду и дизайн. Не меньше, чем через литературу. Что происходит в этой области, с вашей точки зрения?
Вера Кульшицкая: Я в своих работах не различаю: вот это русское, это не русское, я смотрю на...
Ирина Прохорова: Я понимаю, но тем не менее интересно. Вот в свое время японцы ворвались в мир моды — они же не с кимоно пришли. Не со своей экзотикой. Они пришли со своей философией, концептуальным взглядом на мир — этим и поразили. Ткани, пропорции и прочее. Если есть у нас какая-то особенность, идет ли поиск и находится ли что-то новое? Нет? Или вообще не ставится такой задачи?
Вера Кульшицкая: Здесь нужно говорить о том, что у нас в России даже нет образования, которое может научить дизайнеров творить в каком-то международном контексте и пользуясь технологиями, которые применяются во всем мире. Есть единственная Британская школа дизайна, там дается технология, по которой можно работать. О русской моде как о явлении, мне кажется, вообще говорить еще очень рано, на данном этапе ее нет пока.
Ирина Прохорова: В каком-то смысле это отражение коллективной идентичности, и, может быть, это связано с нашей неопределенностью и сумбуром российской жизни, где не проговорены очень важные основы жизни. Но есть ощущение, что такая потребность существует.
Татьяна Файнберг: Я не так глубоко слежу за миром моды, как Вера и ее коллеги, но мне кажется, самое главное, чтобы оно не превращалось в кич, потому что как только люди начинают эксплуатировать русскую тему, пытаться пропагандировать в моде или в своих моделях что-то русское, обязательно они делают акцент...
Ирина Прохорова: Я вам и говорю, начинается этот кокошник, эти балалайки, но я не об этом...
Татьяна Файнберг: Гжель, балалайки.
Ирина Прохорова: Я не об этом. Посмотрите, скандинавская мода. Они же взяли за основу идею протестантской простоты, минималистический уклад жизни и создали какой-то действительно свой имидж. Очень характерно видно, что это скандинавская мода. Вот об этом речь идет. Они же не делали викингов с мехами и рогами, не играли же на этом.
Татьяна Файнберг: Вера, кстати, я с тобой согласна, потому что каждый дизайнер, который приходит в мир моды, хочет каким-то образом себя показать и каким-то образом закрепиться и быть узнаваемым. Если ты узнаваем, значит ты успешен, и так далее. Поэтому все хотят найти какие-то свои детали, фишки, как модно сейчас говорить, и, конечно, идет какой-то поиск.
Ирина Прохорова: Когда вы говорили о концептуальном поиске, понятно, что он индивидуален, но вы опираетесь, естественно, на мировую практику. Изобрести что-то оригинальное сложно, но всегда есть какой-то ресурс культуры, который не освоен и не осознан. Все эти ложки-матрешки, мне кажется, тоже происходят от бессилия, потому что в советское время не выработалась новая идентичность, несмотря на все попытки это сделать. В результате заимствован был поздний имперский стиль, неорусский, начало XX века, и так на нем и проехались, после этого ничего не было создано принципиально иного.
Вера Кульшицкая: Мне кажется, очень эффективный способ — не изнутри смотреть на российскую моду, а зайти из другой страны. Посмотреть взглядом человека, который не родился в России. Например, вот наш преподаватель Клэр Лопман, куратор курса в Британской школе дизайна. Она, приехав в Россию, делала коллекцию на тему российского образа жизни, это была коллекция «Советская Ривьера». То есть она человек, который не родился в СССР, но смог со стороны, незамутненным взглядом увидеть нашу действительность. Как говорят, большое видится на расстоянии. И может быть, если посмотреть на характерные черты всего русского откуда-то с совершенно другой точки зрения, не так, как мы привыкли смотреть...
Ирина Прохорова: Посмотреть именно как иностранцы. Патриотизм во мне вдруг взыграл. Слушайте, но ведь на самом деле вы правы. Конечно, требуется долгое профессиональное обучение, потому что без мощного профессионального бэкграунда ничего оригинального не изобретешь — будешь все время изобретать велосипед. А с другой стороны, — я много раз об этом говорила, — меня в свое время, когда я в очередной раз приехала в Питер, совершенно потряс этнографический музей. Там была феерическая коллекция русского народного костюма и головных уборов, из разных деревень. Там нет никакого единого русского головного убора, потому что это все мифология. А на самом деле там в каждой местности какой-то немыслимый креатив. Я тогда подумала, что ведь никто это не изучает из дизайнеров, а там креатив поразительный, невероятно разнообразный. То есть о чем я говорю? Что мы просто ничего не знаем даже о собственном историческом костюме, потому что у нас кокошник — а это же мифологический сказочный сюжет.
Татьяна Файнберг: Изучают историки, но они не фэшн-дизайнеры.
Ирина Прохорова: Они не фэшн-дизайнеры. И это мне кажется очень интересным, что совершенно нет соприкосновения с историей русского костюма, с его невероятным многообразием, потому что страна многообразная, у нас разные культуры, и здесь мог бы быть поиск той самой коллективной идентичности.
Вера Кульшицкая: Вы знаете, он есть. Я сейчас сижу и вспоминаю, что у меня есть даже работа, построенная на уральских сказах.
Ирина Прохорова: Я просто рассуждаю с вами о том, что есть колоссальный ресурс, который мы не знаем, и поэтому иностранцы приехали, увидели свежим глазом что-то такое и преподнесли.
Вера Кульшицкая: По-моему, все-таки дело в образовании и технологиях дизайна, чего, к сожалению, пока в России нет. Можно сделать коллекцию вообще из чего угодно, хоть из ножниц, сфотографировать, отразить, взять текстуры, цвета и в общем сделать крутую коллекцию. Вопрос в образовании и в технологиях, которые используются в дизайне. Мы были научены этим технологиям и пытаемся как-то их воплощать в жизнь, надеюсь, это будет больше и больше помогать кому-то творить.
Ирина Прохорова: А можно я спрошу о ваших личных интересах? Когда вы работаете над воплощением каких-то интерьерных или архитектурных замыслов, то ваш поиск идет по каким линиям?
Вера Кульшицкая: На самом деле, для меня это абсолютно все направления: силуэт, форма, текстура, но все это произрастает из концепции. Самый сложный этап в создании коллекции — это проработать идею, что я хочу сказать этой коллекцией. И когда для меня это становится ясным, то все выстраивается, все текстуры находятся сами собой.
Ирина Прохорова: Что вы хотели сказать вашими работами на этой выставке?
Вера Кульшицкая: Если говорить о черном проекте, у нас итогом должно было стать черное платье, и идеей проекта была аномалия. Я рассматривала все, что в мире аномально, и для меня был важен вопрос, как аномалия чувствует себя в мире и как мир ощущает аномалию. Исходя из этого уже строился поиск силуэтов, фактур. То есть на каких-то визуальных образах аномальных явлений я построила и текстуры, и силуэт, и все, что касается той финальной вещи, которая получилась. И здесь очень важно, что именно из этой концепции произрастает смысл, поэтому можно причислить эти вещи к предметам искусства, потому что они несут в себе некую идею.
Ирина Прохорова: На одежду не похоже.
Вера Кульшицкая: Я не претендую...
Ирина Прохорова: То есть не предполагалось, что человек может продефилировать в этом?
Вера Кульшицкая: Нет, почему, вполне себе возможно продефилировать. Какие-то мои концептуальные вещи покупают и даже надевают. Не все, но мне кажется, что в коллекции любого дизайнера присутствуют часть неносибельных вещей, которые широко используются в съемках, для каких-то промо и так далее. А часть вещей — это одежда, которую надеваешь и носишь. Тут нужно соблюдать баланс, и, если умеешь создавать искусство, можно это все потом немного приземлить, причесать, и получится коммерческая одежда. Взять какие-то детали, какие-то текстуры...
Ирина Прохорова: Собственно говоря, так и происходит: идет какой-то интересный креатив в высокой моде, а дальше эти новые идеи начинают постепенно транспонироваться в прет-а-порте.
Вера Кульшицкая: В коммерческую моду.
Ирина Прохорова: Но эти новые идеи все-таки преображают текущую моду. Правильно ли я понимаю, что если не будет этого творчества, высокой моды, которая как бы некоммерческая и не работает на рынок, то иссякнет и резервуар идей прет-а-порте?
Вера Кульшицкая: Конечно. Даже если говорить о неделях моды, происходящих в разных городах, все они имеют определенную направленность. Неделя моды в Лондоне авангардна, это настоящий креатив. Оттуда идут все главные тренды, новации. Если говорить о Парижской неделе моды, то это уже некий продукт, обладающий лоском, более-менее коммерческий, но в то же время это высокая мода. А если говорить о неделе моды в Нью-Йорке, то это совсем коммерция, и сейчас, я знаю, что в Нью-Йорке пытаются внести сотрудничество с лондонским Сент-Мартинс колледж, то есть там открыли филиал, чтобы привнести искусство в эту коммерцию.
Ирина Прохорова: То есть чуть-чуть высокой моды.
Вера Кульшицкая: Да-да.
Ирина Прохорова: Я хотела все-таки направить разговор в сферу архитектуры и дизайна. Вот такая бытует шутка, что дизайнеры никогда не живут в тех квартирах, которые они проектируют. Вообще есть ли понятие «высокая мода» в архитектуре и дизайне интерьеров или все-таки до таких высот не поднимаются?
Татьяна Файнберг: Есть очень много компаний и архитектурных бюро, которые исповедуют что-то свое. Наше небольшое бюро основывается на каких-то простых формах, натуральных материалах, мы исповедуем что-то такое, что пригодно для жизни. То, что вы сказали, что дизайнеры не живут в своих интерьерах, — это не про нас. Мы пытаемся создать что-то удобное и в то же время красивое.
Ирина Прохорова: Под конец нашей программы мы только начали это обсуждать, а все-таки идея красоты и удобства ведь тоже менялась со временем. А что вы вкладываете в эти понятия? Это простота или что? Или здесь нет никаких ведущих трендов, а есть много индивидуальных?
Татьяна Файнберг: Конечно, тренды есть. Некоторые люди, естественно, пытаются гнаться за какими-то трендами, но еще раз повторюсь, для каждого это что-то свое. И мне кажется, что натуральные материалы, какие-то простые формы, незамысловатые линии, которые создают многоугольники, например... Я считаю, что в архитектуре, помимо удобства и помимо того, что это что-то, чем мы каждый день пользуемся, в этом живем, — так вот, помимо этого должна быть визуальная картинка, которая нас удовлетворяет.
Вера Кульшицкая: Допустим, если говорить о высоком каблуке, это же физически неудобно. Но это удобно в контексте определенной ситуации, то есть женщина себя чувствует удобно, когда она уместна.
Ирина Прохорова: Наши женщины ходят на высоких каблуках всегда!
Вера Кульшицкая: Ну вот, это же определенное удобство, только в другом контексте, поэтому, мне кажется, тут тоже сложно, и нужно определиться, какое удобство мы имеем в виду.
Ирина Прохорова: Знаете, это тема отдельного разговора, но представление об удобстве пространства изменилось в нашем обществе недавно. Мы жили всегда в жутко скученных хрущобах, коммуналках, но даже в маленьких отдельных квартирках у нас зачем-то была специально столовая, а ютились спать чуть ли не на кухне, потому что представление было не об удобстве жилья, а что придут гости, значит должна быть гостиная, и родители жертвовали собственной комнатой ради этой гостиной. Ситуация меняется, я думаю, сейчас думают не о репрезентации чего-то, а именно об удобстве жилья. И я бы сказала, что это революция сознания. Это уже совершенно другой способ осмысления мира.
Татьяна Файнберг: Абсолютно точно.
Ирина Прохорова: Я бы еще обсудила что-то, но, как я и предсказывала, время закончится раньше, чем мы подойдем к самым главным вещам. Я благодарю вас и желаю вам успехов, очень надеюсь, что вы своими креативными идеями прославите отечество. У нас теперь моден патриотический запал. Спасибо вам.
Татьяна Файнберг: Спасибо.
Вера Кульшицкая: Спасибо.