Вадим Рутковский: Смех на похоронах, старая песня Иоселиани, сказка про черного бычка: хроники фестиваля в Локарно
«Зимняя песнь» — тотальное дежа вю, собранье сцен, будто бы не вошедших в «Фаворитов луны» или «Разбойников». Пролог — сцена с гильотиной времен Французской революции: наглядеться на казнь аристократа собираются кумушки с вязанием в руках. Второй пролог: военные действия с неопределенной геолокацией, напоминающие спецоперации в Чечне и молниеносную войну в Грузии. Люди в камуфляже насилуют женщин, жгут дома и мародерствуют по-черному — тащат всё, от детских деревянных лошадок до унитазов; при части служит поп, прячущий под рясой наколки; солдаты моют руки — течет кровавая река. Вместе с одним из бойцов действие перемещается в Париж наших дней, населен он фирменными иоселианиевскими героями, встревающими в фирменные комические гэги. В этом городе живут помятые, но благородные старики — консьерж, скупающий редкие книги на средства от продажи оружия (и его, и попа-крестителя, и жертву революционного террора играет Рюфюс), антрополог — его друг и соперник в любви к старой даме (содержимое ее ночной вазы внимательно изучает консилиум с участием самого режиссера), многодетный хозяин руинизированного замка, цыгане и клошары с осанкой королей, разнополая компания молодых карманников; заводила некстати влюбился в скрипачку, дочку плохого полицейского. Силы зла персонифицированы полицией и жандармерией: люди в форме разгоняют мирные демонстрации и лишают семьи крова. Главный полицейский — отвратительный тип, наказанием которому будет купание в канализации.
Казалось бы, чего я бурчу, прекрасный же фильм старого и мудрого мастера? Повторяется — ну так что же, это не грех. И с симпатиями автора все в порядке — они на стороне хороших людей. И камера движется, как водится, элегантно. Но для меня «Зимняя песнь» оказалась почти невыносимой: из-за высокомерной режиссерской ленцы и тотальной мизантропии, кроме которой ничего существенного и не обнаруживается. Тайные сады зачахнут, нет правды на земле, но нет ее и выше, и даже младшую сестру популяризованной мсье Гильотеном машины приспособят для разделки селедки; луч света — шествие дворняжек по пешеходному переходу; кто-то, возможно, найдет это остроумным, со мной не сработало. Смотрел и думал, что не надо недооценивать ЗОЖ — вот 85-летний Клинт Иствуд, ничем, кроме витаминов, не злоупотреблявший, снимает не реже раза в год по шедевру, а бравирующий алкоголизмом Иоселиани, которому только 81, сделал фильм, который можно было бы принять за работу Станислава Говорухина, если б тот, конечно, не утратил последние профессиональные навыки.
«Зимнюю песнь» в конкурс добавили через неделю после объявления программы — скорее всего, когда фильму отказала Венеция. Со стороны куратора Локарно Карло Шатриана это компромиссный шаг — включение слабой картины большого мастера, хотя, возможно, он, правда, любит этот фильм. А кураторской смелости у него хватает: в конкурсе No Home Movie Шанталь Акерман, классика экспериментального европейского кино, никогда не пренебрегавшей чувственными любовными и семейными историями. В новом документальном фильме она принципиально отказалась от такого понятия, как кинематографическое качество: это буквально Home Video (и название, в таком случае, повторяет жест соотечественника Рене Магритта, назвавшего холст с курительной трубкой «Это не трубка»). Но для предельно интимного высказывания – о матери, вспоминающей в кадре о Холокосте или ворчащей, что дочь ничего ей толком не рассказывает – это самая адекватная форма. Домашние сцены Акерман разрывает долгими проездами по сухой земле Израиля – часть путешествия, которое ее мать уже никогда не увидит.
Странный пример полудокументального кино — «Прекрасная и заброшенная» Пьетро Марчелло. По сюжету и англоязычному переводу Lost and Beautiful можно предположить, что название подразумевает дворец Carditello (привет руинам из фильма Иоселиани), но — берите выше — под Bella e perduta режиссер понимает всю Италию. За дворцом до последнего вздоха (умер в сочельник 2013 года) и без всякой оплаты следил Томмазо Честроне, сельский энтузиаст-бессеребреник, реальный человек. Однако историю Томмазо и нашего жестокого мира излагает бычок-сирота, несчастное четвероногое создание, сопровождаемое спустившимся на землю демоном Пульчинеллой. Отрадно, что документалист Марчелло, поклонник Артавазда Пелешяна, прославившийся меланхоличным кинопутешествием «Пересечение линии» (этот фильм можно целиком посмотреть здесь) и не менее меланхоличным жизнеописанием нетрадиционной супружеской пары «Пасть волка», ищет новые формы. Только в свои 39 лет усталостью стиля он перещеголяет и Иоселиани; а бесстыдная эксплуатация печального взгляда теленка сводит все экспериментаторство на нет. Не жалко мне, Пьетро, твоего черного бычка.
Недостачу энергии и радости восполнил участник второго конкурса «Режиссеры настоящего» «Тити» (Thithi) индийского режиссера Раама Редди — удивительная комедия, которая, вообще-то, тоже про смерть, а оставленные без перевода «Тити» — поминки. Но такие диковинные, что ни наше слово «поминки», ни англоязычное farewell party к ним не подходит. Герои, кстати, почти как у Иоселиани, сплошь пройдохи, и одомашненные животные — овцы — присутствуют в большом количестве. Запускает действие смерть столетнего деревенского задиры — но смерть здесь не трагедия (как и в прекрасном документальном внеконкурсном фильме «Фрагменты рая» швейцарца Стефана Гоэля) и, более того, не повод для печали. Ободряющий подход.
