«Муж присутствовал на родах, чтобы я случайно не заговорила по-русски». Интервью с разведчицей Еленой Вавиловой

Есть мнение, что работа разведчика похожа на актёрское ремесло, но без цветов, аплодисментов и всеобщего признания. Очевидное отличие мы обозначили, а в чём сходство, на ваш взгляд?

И у нас, и у актёров сначала происходит процесс вживания в образ, для достоверности нужно понять и продумать, как персонаж ходит, говорит, смеётся — важны все детали и особенности. Ты накидываешь на себя маску другого человека, а легенда — это уже нечто более объёмное, она «рассказывается» исходя из персонажа. У актёра есть задача сыграть эмоционально и перевоплотиться, у нас же образ — часть многозадачной и разнообразной работы, он становится фоном, инструментом ежедневной рутины, эмоции не так важны. Актёр каждый день может играть разные роли, разведчик же свою исполняет длительно, погружается в неё постепенно, глубоко проигрывая (и контролируя) каждую деталь. Через 1,5–2 года настал момент, когда мы сами поверили, что и есть те люди, которых играли, собственное «я» осталось где-то внутри, а «зрители» (окружающие) видели другую личность.

Когда вы жили под чужим именем — кем вы себя ощущали больше: собой или тем образом, который создали?

Раздвоения личности у меня не было, как и вопросов «Кто я?» «На каком языке говорить?» Второе «я» стало естественным, а русская часть отошла на второй план, ведь человеческая психика гибкая — люди могут жить, глубоко войдя в роль, и мозг привыкает к новому. Во время подготовки мы продумали 25 лет своей жизни, а дальше была реальная жизнь.

Люди какого склада не смогут стать разведчиками?

Излишне эмоциональные, тревожные. У человека может быть огромная мотивация и желание, но свойства характера и тип нервной системы не подходят. Нужны противоположные качества — с одной стороны, человек должен быть амбициозным и умеющим перевоплощаться, но с другой — понимать, что результат невозможно будет продемонстрировать, не случатся публичная похвала или аплодисменты. Такое противоречие! Если мы говорим о внешности, то она не может быть слишком яркой или запоминающейся, требуются самые обычные люди. В ментальном и психологическом смысле это должны быть взрослые и самостоятельные люди, потому что ты будешь мотивировать себя сам, принимать сложные решения, отвечать за них и двигаться дальше. Важный аспект — постоянное саморазвитие, нашей задачей было общение с людьми, влияющими на жизнь общества, а значит, необходимо заботиться о том, что я могу предложить собеседнику. Из этого следовали конкретные планы: какое ещё образование получить? К какому клубу присоединиться? В какие войти круги и с кем познакомиться?

Как оценивать такую работу? Какой был KPI?

Линейного успеха, характерного для классической карьеры, конечно, нет, KPI есть внутренний, личный — сделал ли я всё, что мог в каждой ситуации? Руководство тебя оценивает по объёму полученной информации, количеству и качеству источников — для этого есть отчёты. Наш вклад отмечали в зависимости от масштаба выполненного задания, в том числе — у нас есть государственные награды. Прорывных моментов в работе не так много, она состоит из спокойной, невидимой рутины. Резкие движения могут привести к тому, что ты себя выдашь.

Назовите три главных качества профессионала.

Креативность — нужны неординарные ходы, которые незаметно приведут к цели.  Инициативность и ответственность за свои решения.  Умение быть внимательным, ведь это залог безопасности.

Как готовят разведчиков? Вы говорили про саморазвитие, но, может быть, есть условные курсы повышения квалификации?

Во-первых, путь разведчика уникален, нельзя научить одному и тому же разных людей. Во-вторых, имеет значение, в какой стране он будет работать — следует учитывать местный менталитет и правила. Есть общие приёмы, а дальше — творчество, в зависимости от того, кем ты собираешься «стать»: предпринимателем, наёмным сотрудником или фотографом (популярная профессия среди коллег), — до того, как строить свою жизнь и отношения с окружением. Новое мы изучали, скорее, в плане каких-то технологий и прикладных инструментов, облегчающих работу.

А какие вообще отношения были с коллегами?

Во время работы ты обособлен, одинок, никакой связи с другими у нас не было — исключительно сухие шифровки. Отдушиной было приехать в отпуск, где на Родине мы встречались с руководством, но круг знающих нас людей был небольшой. Мы не могли позволить себе общение со старыми друзьями, поэтому создавали новый круг общения везде, где работали.

Это была настоящая дружба или манипуляции, чтобы добиться цели?

Манипуляций в нашей работе не было — люди чувствуют её мгновенно. На практике мы убедились, что искренние, добрые отношения сильнее других обстоятельств жизни. Когда нас раскрыли, окружение узнало, кто мы и чем занимались — многие от нас не отвернулись. Даже была забавная история: я работала риэлтором, и после того как все узнали, что мы разведчики, мой босс написал, что я сделала ему хорошую рекламу. Местные приходили посмотреть, где работала русская. Друзья, коллеги, приятели уважали нас как людей и в открытую говорили, что разделяют работу и личность, а значит, нет причин прекращать общение. Это и есть настоящая дружба. Мы не манипулировали, а скрывали ту часть, о которой не могли говорить. С подругами я близко общалась, могла обсуждать семью, здоровье, отношения — в этом была искренность. Но не могла поделиться, что скучаю по родителям, сибирской зиме, культуре! Откровенность простиралась до определённого предела.

Это правда, что люди могут «проколоться» на мелочах? Условно, прищемил разведчик палец, отреагировал русским междометием — и выдал себя? Или это сюжет из анекдотов, который к реальной жизни не имеет отношения?

Нужно всё время включать самоконтроль, это непросто, но инстинкт самосохранения никто не отменял. Сложно было слышать русскую речь — это выбивало из колеи, поэтому мы избегали близкого контакта с русскими. Залог спокойной работы — некая изолированность и умение быть начеку, так ты знаешь, что ничем себя не выдашь. Вы сейчас задаёте, по сути, традиционный вопрос про радистку Кэт, которая раскрыла себя на родах. Подобные чрезвычайные состояния, как болезнь или наркоз, могут быть проблемой, конечно. Но мы с мужем глубоко вошли в роль, и из неё ничего не могло нас выбить. Все решения, вроде того, в какую клинику более безопасно лечь, мы принимали обдуманно. Мой супруг даже присутствовал при рождении детей, чтобы контролировать ситуацию.

Как влияет этот уровень напряжения и самоконтроля на внутреннее состояние? Всё это звучит так, как будто это не только опасная и ответственная, но ещё и вредная для здоровья работа…

Профессиональные заболевания присутствуют — и телесные, и психологические. Одно из них — мания преследования, сильная подозрительность, когда кажется, что за тобой следят. Ты необоснованно боишься всего и не делаешь свою работу. И если это происходит, то разведчик сам уезжает или его отзывают. Когда берут на работу, то обязательно проверяют, как функционирует мозг и насколько крепка нервная система — это первый этап отбора. Стресса в работе достаточно, а болезни, с ним связанные, не редкость, так что умение оставаться спокойным в любых ситуациях — залог того, что не случится какой-нибудь язвы желудка или психосоматических заболеваний.

Женщине проще достигать целей в этой работе, чем мужчине?

Женщины лучше сходятся с людьми, проще знакомятся, умеют сделать комплимент, создать атмосферу. Задачи кого-то соблазнять у меня не было, если вы об этом. Да и соблазнение — не самый эффективный метод. Лучше выстроить прочные дружеские отношения, чем кого-то обольстить. Драмы, страсти никому не нужны — они привлекли бы внимание и ничего бы не дали, ведь нам нужно было прожить как можно дольше в стране.

Интересен ваш опыт адаптации и интеграции во французский, канадский и американский социум. Какие культурные, бытовые и психологические различия для вас были самыми сложными?

Самое главное, что всего знать нельзя, особенно учитывая тот факт, что мы готовились за железным занавесом. Тут важно умение объяснять какие-то странности. Например, чтобы обыграть нетипичные для Канады зубные пломбы, у нас была придумана легенда. Ещё нужно было всё время наблюдать и запоминать бытовые вещи: скажем, американцы не моют посуду под проточной водой, а наполняют раковину — никто нам об этом не рассказывал. Самая уязвимая часть — язык. Ты владеешь им как носитель, у тебя нет славянского акцента, а шутки всё равно не всегда понимаешь.

И как вы справлялись с этим?

Штудировали словарь сленга, упрощали свой литературный язык, слушали, смотрели, впитывали информацию. Помогало, что в Канаде мы могли сказать, что с детства говорим на английском, а в Америке делали акцент на родной французский. Ещё в подготовке не было раздела «Жизнь ребёнка» — я не знала, как по-английски соска или пелёнка, колыбельных и считалок тоже не знала. Но ничего — пошла в клуб молодых мам и всё освоила.

Сколько разведчику платят?

Всё индивидуально: были люди в истории разведки, которые стали предпринимателями и зарабатывали большие деньги, но в этой работе сложно стать богатым и известным. Потенциальных агентов проверяют на стремление к хорошей жизни и деньгам — меркантильность не должна быть на первом месте, ведь тогда человека легко переманить. Все предательства связаны с деньгами! При подготовке у нас была стипендия и служебная квартира. Когда приехали в страну, то мы зарабатывали немного и должны были жить по средствам, не привлекая внимания. Сначала оба были бухгалтерами: муж — в автосалоне, я — на швейной фабрике, жили в небольшой студии без излишеств. В 90-е годы и вовсе было самообеспечение, поэтому мы организовали собственный бизнес. В этом бизнесе у нас были неудачи и провалы — муж даже сам развозил доставки. Но деньги нам никто не передавал — это опасно. У моего мужа три образования, он окончил Гарвард — этот факт помог в конце концов обзавестись нужными связями и хорошей работой. Так мы стали жить более комфортно, но без шика. Да, было жильё, возможность путешествовать и хорошие машины, — но это всё.

За одну жизнь вы прожили три, и вполне логично, что стали писателем. Ваши книги — это способ рассказать правду, терапия или творческий порыв?

Я не представляла себя в качестве писателя, ведь мы привыкли лаконично излагать суть — она должна уместиться в шифровку. Читатели как раз и отмечают лаконичность моего стиля, а в тексте нет ничего про погони, пытки, оружие — я рассказываю про спокойную, структурную работу, чтобы приоткрыть профессию для интересующихся. К идее писать книги меня подтолкнуло то, что после нашего возвращения в Россию американцы очень искажали действительность и преуменьшали значимость службы. Хотелось противопоставить этому нашу реальную историю, но по этическим и политическим соображениям мемуары я не могла бы написать. Художественный роман обходит ограничения — одна книга стала началом серии романов, и я воспринимаю писательство как самовыражение. Возможно, это часть терапии — «выгрузить» правду, показать психологический аспект работы, чтобы люди увидели именно человека в профессии, а не только его функцию.

Беседовала: Виктория Решульская