
Общо и непонятно. Как Хрущёв воевал с авангардом
Слышал, что некоторые школьные учителя истории предлагают ученикам запоминать главные свершения Никиты Хрущёва по трём буквам «К» — космос, кукуруза, квартиры. К этому нужно бы прибавить четвёртую «К» — культуру.
Имя Хрущёва связано с ключевым термином его эпохи — «оттепелью»: это тогда появились, точнее, прославились поэты-шестидесятники, задумчивые, но весёлые кинематографисты, многозначительные театральные постановки — «Современник», «Таганка» — и художественные выставки, которые несколько контрастировали с главенствующим в визуальном поле советского человека социалистическим реализмом.
1 декабря 1962 года Никита Хрущёв посетил выставку художников-авангардистов студии «Новая реальность» в Манеже. По легенде, а точнее, по свидетельствам нескольких очевидцев, именно во время этого посещения Первый секретарь ЦК КПСС произнёс слово «педерасты».
Но это именно что эпизод в череде встреч Хрущёва с творческой интеллигенцией. Были же и менее драматичные. С 1957 по 1962 годы проходили регулярные встречи правительства и деятелей искусств в Кремле. Там выступали поэт Евгений Евтушенко, скульптор Эрнст Неизвестный, писатель Илья Эренбург. Есть даже легенда, что на одной из таких встреч после речи Александра Твардовского Хрущёв поднял бокал за Александра Солженицына. Конечно, апокриф и выдумка, но отражающая некоторые надежды общественной мысли того времени.
Есть рассказ писателя Владимира Тендрякова, в котором он описывает приём интеллигенции на правительственной даче у совхоза «Семёновский». И было это вовсе не на рублёво-успенском шоссе, а на Каширском, да к тому же в ста двадцати километрах от Москвы. Тот эпизод автор описывает как посещение советского рая для избранных. Вроде бы Хрущёв был благодушен, выпил лишнего вместе с писателем Леонидом Леоновым и скабрезно острил — да так, что Вячеславу Молотову приходилось краснеть. Впрочем, позднее распространились слухи, что такое поведение Хрущёва осудили даже в его ближнем кругу. Это был 1960-й (по другим сведениям, по воспоминаниям Михаила Ромма, 1961-й год).
А потом Хрущёв поворотил оглобли своего благодушия в обратную сторону, стал строг и показательно консервативен. События 1 декабря 1962 года в Манеже запомнились как высшая точка хрущёвского консерватизма, его косности и эстетической отсталости.
На выставке были представлены работы Анатолия Сафохина, Люциана Грибкова, Веры Преображенской и других. Выставка была приурочена к тридцатилетию Союза художников, то есть была мероприятием исключительно официальным. Тогда решили, что если в ГМИИ им. Пушкина уже фрагментарно выставляли Пикассо и Фернана Леже, то можно попробовать показать в Манеже советских авангардистов. К тому же само понятие «авангарда» тесно связано с социалистической революцией. Русский авангард воспринимался советской властью как антибуржуазный, хотя и не совсем народный.
Дело было так. Хрущёв вошёл в зал в сопровождении Суслова, Шелепина и Попова. Трижды обошёл экспозицию, ускоряя ход. Особенное его негодование вызвала картина Юло Соостера «Глаз в яйце». По нынешним временам эта картина может вызвать только скуку, но никак не ажиотаж. Впрочем, не забываем, что Хрущёв в изобразительном искусстве был не слишком искушён. Он сказал: «Очень общо и непонятно. Я вам говорю как Председатель Совета Министров: всё это не нужно советскому народу».
Потом Хрущёв обратился к организатору выставки Элию Белютину и сказал: «Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует!… Что это такое? Вы что — мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать?»
Это стало ключевым моментом всего события и, может быть, всей истории отношений Хрущёва и творческой интеллигенции.
По другим свидетельствам товарищ Ильичёв, курировавший в ЦК вопросы искусства, сказал Хрущёву, что главный тут не Белютин, а Эрнст Неизвестный. Тогда глава государства обратился к скульптору: «Ты педераст?» На что Неизвестный ответил: «Нет. Дайте мне девушку — я тут же это докажу». Такой ответ Хрущёву понравился.
Но есть ещё свидетельства Леонида Рабичева, который тоже участвовал в выставке и наблюдал скандал. По его словам, накануне Хрущёву доложили, что в издательстве «Искусство» разоблачили группу гомосексуалистов. К выставке этот факт не имел никакого отношения, но у Хрущёва в голове закрепилась связь — искусство, художники, гомосексуализм. Вероятно, он напряжённо думал об этом, и когда столкнулся с визуальными образами, которые показались ему непривычными, автоматически высказал и то, что с этими образами у него теперь ассоциировалось.
Несмотря на явную скандальность своих заявлений, да и самой ситуации, Хрущёв на достигнутом 1 декабря не остановился. 17 декабря состоялась встреча всё той же творческой интеллигенции с правительством и партийным руководством в Доме приёмов на Ленинских горах. Об этом в своих воспоминаниях рассказывал Михаил Ромм. Вроде бы сначала Хрущёв был настроен относительно дружелюбно, но потом обратился снова к Эрнсту Неизвестному и сказал: «Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет. На эту часть тела смотрит изнутри, из стульчака. Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, — вы в стульчаке сидите».
Ещё через год в Колонном зале Дома Союзов Хрущёв обрушился с критикой на Андрея Вознесенского. И не очень понятно, почему. Просто сказал в очередной раз, что всё это народу не нужно, а поэма «Ленин» плохая. Ещё посоветовал Вознесенскому убираться из Советского Союза и даже спросил Андрея Громыко, сможет ли тот быстро оформить поэту паспорт для выезда из страны.
Что примечательно: сразу после своего снятия с поста Первого секретаря партии в октябре 1964 года Никита Хрущёв снова встретился с художниками-авангардистами, которых прилюдно ругал в Манеже. И на этой встрече, уже будучи простым гражданином, он сказал, что ничего-то он против этих художников не имеет и вообще картины у них неплохие, а он просто не разобрался.
Теперь принято считать, что 1 декабря 1962 года на молодых авангардистов Хрущёва натравила номенклатура Союза художников, которая чувствовала наступление прогрессивных конкурентов, но позиций терять не хотела.
Если это так, то нужно помнить, как зерно манипуляции легло на благодатную почву хрущёвского невежества.