Место встречи изменить нельзя

Здесь тайга тряслась от лихорадки. От платиновой лихорадки. Маленькую речку Полуденку раздергали на ручейки, словно шнурок на нитки, — подводили воду к промывальным машинам. Грунт для машин гребли отовсюду, даже с кладбища деревни Крестовоздвиженской. Крупинки платины вымывали из гнилых человеческих костяков. Тысячи старателей били кайлами слежавшийся суглинок.

А ночью в низких щелястых балаганах при свете лучин шлепали по доскам нар засаленные карты, в бутылях толстого стекла бултыхался мутный самогон, заскорузлые ладони пересыпали драгоценный песок, ногу студил нож за голенищем. Это был Клондайк по-русски: каторжный, угрюмый, безнадежный.

На русском Клондайке работал русский Джек Лондон. Тогда, в 1900 году, его звали Сашка Гриневский. Как и Джек, он уже побывал моряком и бродягой. Джеку на Клондайке исполнился двадцать один год, а Сашке на Полуденке — двадцать лет.

Из таежной котловины прииска, над лубяными кровлями балаганов, над вшивыми головами старателей, вдали, за лесами, Сашка видел острые каменные зубцы этой горы — горы Колпаки. На закате они становились алыми — как те паруса, о которых писатель Александр Грин напишет через двадцать лет в Петрограде, таком же рваном и диком, как Крестовоздвиженский прииск.

В своей автобиографии Грин признается, что сочинять он начал на Урале. Сказка

нужна была как компенсация — слишком страшен оказался быт. На платиновых россыпях Полуденки в душе искателя фарта встретились Черное море и черное горе — и породили феерию будущих романов. Потому что такова судьба Урала: быть местом встречи и порождать что-то новое. Преображать.

Урал — место встречи Европы и Азии. Граница. И это не умозрительная линия вроде Гринвичского меридиана. На Среднем Урале ее можно проследить по самым высоким горам — таким, как гора Колпаки. Цепочка высоких гор стоит на великом водоразделе бассейнов Волги и Оби.

Но Урал не столько разделяет, сколько соединяет. Не разрезает, а сшивает. Сваривает, как электросварка. И то, что преображается или рождается на месте встречи, не является механической суммой своих составляющих. Оно оказывается новым и небывалым продуктом. Так олово и медь, соединяясь, рождают не медно-оловянный сплав, а новый металл — бронзу.

Урал — это плавильная печь, производящая новые образы и смыслы. В судьбе Александра Грина Урал породил новый смысл — литературное творчество. Быть может, и новый образ — алые паруса. А в своей собственной истории Урал, место встречи Европы и Азии, Руси и Сибири, породил атланта, который поднял над ним русское небо, — Ермака. Преобразил его из разбойника в героя.

Александр Грин
Фото: Wikipedia
Александр Грин

Копье Пересвета

Плоский и пустой остров в низовьях реки Чусовой — узкий и длинный, словно копье Пересвета. Это все, что осталось от городка, из которого вышла в путь Ермакова дружина. Городок назывался Чусовским. Год его рождения — 1568-й.

Тогда еще здесь был берег, мыс. Солепромышленники Строгановы поставили на мысу деревянную крепость с частоколами и башнями, с храмом, господским теремом и амбарами. Сквозь бойницы на Сибирь глядели пушки и пищали. Через четырнадцать лет стрельцы прокопали канал и превратили мыс в остров.

А в середине ХХ века тут гомонило большое село. Среди изб громоздились старинные каменные храмы и палаты Строгановых, заброшенные бревенчатые башни соляных варниц и печные трубы изразцовых промыслов. Но в 1953 году все постройки начисто снесли. На близкой Каме сооружали ГЭС, и скоро над островом былого Чусовского городка схлопнулись волны водохранилища. Ныне бывает, что водохранилище мелеет, и остров городка всплывает, как маленькая Атлантида.

Здесь был край Руси — и в пространстве, и во времени. В 1580 году Ермак уходил отсюда в Сибирь — и в будущее. В Россию. Ведь царство Ивана Грозного было Русью, а поляков в 1612 году изгоняли уже из России. Где же родилась Россия? У фонтана, где Лжедмитрий любезничал с Мариной Мнишек?

Россия рождалась на костромских болотах, по которым брел Иван Сусанин. Рождалась на берегах Волги, где в Нижний Новгород сзывали ополчение Козьма Минин, князь Пожарский и архимандрит Дионисий. И в Москве тоже — где в келье Чудова

монастыря умирал несломленный патриарх Гермоген. Но еще и на Урале, где атаман Ермак прорубил ворота в Азию — за 120 лет до окна в Европу.

С обретением Сибири Московское царство превратилось в евроазиатскую державу. Эпоха Смуты была эпохой перезагрузки: смена статуса потребовала смены программного обеспечения. А Урал, место встречи Руси и Сибири, в новой стране переформатировал сам себя, преобразился, сам для себя породил новый смысл. Из окраины, границы державы, он стал ее сердцевиной — хребтом.

На островке Чусовского городка Русь заканчивалась не только потому, что обретала новые территории и новое значение, но и потому, что Ермак разгромил сибирского хана Кучума — прямого потомка Чингисхана. Для Кучума, наследника Орды, Русь была утраченным улусом, а русские — беглыми рабами. Уходя на бой с последним чингизидом, Ермак шел разгонять последний морок татарского ига. История потребовала поставить точку. И Ермак ее поставил.

Миссия Руси завершилась. Орда была добита. Но вместе с Ордой растаяла и сама Русь, как вместе с Челубеем погиб и Пересвет. А Ермака, последнего богатыря Руси, на подвиг снарядили первые граждане новой России — Строгановы.

Точно так же на том же месте

Строгановы считались «гостями» — купцами первого разряда. Но уже в 1610 году они придумали себе особое звание: «именитые люди». «Именитые» — потому что с родительским именем. То есть чтобы к ним обращались по имени-отчеству. За отчество они заплатили правителю Василию Шуйскому двести тысяч рублей —столько тогда стоили Смоленск или Суздаль.

Эти расходы — не спесь и не блажь. Отчество конвертировалось в отечество. Такова была гражданственность в понимании той эпохи. Строгановы всегда держали царя под локоток. Их карман всегда был открыт для державной десницы. Потом, когда европейская культура отшлифует манеры, Строгановы пояснят все это своим дворянским девизом: «Отечеству — богатство, себе — имя».

Строгановы не скупились для государства, а государство не скупилось для Строгановых. Основателю рода — Анике — благоволил сам Иван Грозный. С регулярностью принтера царская канцелярия выписывала сыновьям и внукам Аники жалованные грамоты, наделяя все новыми землями. Владения Строгановых по площади равнялись европейским королевствам. Причина такой милости государя проста: дешевле подарить эти земли, чем осваивать их за казенный счет.

Прародиной Строгановых был Новгород, а родиной — город Сольвычегодск. Аника с тремя сыновьями пришел на Каму в 1558 году. Но в предгорьях Урала Строгановы собирались жить всегда, а не «вахтовым методом». Поэтому строили они не только соляные варницы, но и крепости. Сибирское ханство не пожелало терпеть конкурента, и отряды сибирцев через уральские перевалы потекли в набеги. В стены строгановских городков долбились татарские штурмы.

А Грозный для защиты восточных земель своего царства тратил не золото, а чернила. Строгановы получили право вести самостоятельную политику и ставить таможни, изготовлять порох и владеть войском. Так родилась строгановская держава в державе: частное государство с частной армией.

Высоко на реке Чусовой, на пути в Сибирь, в 1574 году Строгановы поставили маленькую сторожевую крепость — острожек Каменку. Через 410 лет Свердловская киностудия будет присматривать площадку, чтобы соорудить исторические декорации, и наткнется на деревню Каменку. Для крепости сложно отыскать место более красивое и правильное, чем у Каменки на Чусовой. И бревенчатый острожек опять увенчает вершину горы, как во времена Строгановых.

Это странное свойство Урала, похоже, вмонтировано в ландшафт. Теряя в памяти, Урал восстанавливает свои образы и смыслы, исходя из свойств ландшафта. Ландшафт — генокод Урала, который на Урале что угодно все равно отформатирует так, как здесь и должно быть.

Аника Строганов
Фото: Wikipedia
Аника Строганов

Несбывшийся подвиг

Держава Строгановых была крепка не только пушками дружин и кошелями хозяев, но еще и молитвой. Строгановы быстро поняли, что без Божьей помощи им на Урале не выстоять. Рядом со своей столицей Аника Строганов возвел монастырь — в нем он потом и укрылся от дел, приняв монашеский постриг. Вместе с монастырем Строгановы обрели право крестить местных инородцев.

Явился и миссионер. Он пришел как бродяга-знахарь, совсем молодой парень. На руках могущественного Аники тогда умирал от лихорадки любимый внук Максим. Травами и молитвой бродяга излечил мальчишку — и получил от Аники протекцию в монастырь. Здесь его постригли в монахи под именем Трифон.

И началась неистовая карьера Трифона. Ему было мало обычных послушаний — он еще и сам, голый, молился на болоте, отдавая себя на съедение гнусу. На диком камском берегу Трифон срубил «идоложертвенное дерево» язычников. В этих местах потом вырастет город Пермь, и пермские археологи сто лет подряд на поприщах Трифона будут раскапывать языческие святилища с тысячами даров. А Трифона за его подвиги изгнали из монастыря. Причина — зависть братии.

Изгнанный Трифон возвел собственную обитель возле Чусовского городка. Молитва инока творила чудеса: в соляные колодцы вернулся рассол, а татарский воевода Маметкул, посланный ханом Кучумом на сокрушение городка, отступил прочь. Но дьявол не дремал: неугомонный Трифон по недосмотру спалил дрова для варниц. Разъяренные дровосеки сбросили монаха с берега в Чусовую. Трифон выплыл и кинулся за защитой к Максиму Строганову, которого когда-то спас, но Максим приказал монаху убираться вон. И Трифон ушел на Вятку.

Там он построил новый монастырь. Но черт дернул Трифона постричь в монахи Григория Отрепьева. Трифон поверил, что Гришка — спасенный царевич Дмитрий, а потому и укрывал самозванца. После Смуты за эти прегрешения Трифона в третий раз изгнали из обители. Сюда он вернулся уже только умирать.

На Вятке Трифон и упокоится навеки. Мечта мятежного монаха исполнится в 1690 году: его причислят к лику святых как Трифона Вятского. Ныне его мощи — в соборе Вятского Успенского монастыря. А для Урала Трифон остался героем эпохи титанов. Он и сам осознавал свое значение: в его келье братия нашла икону, на которой Трифон изобразил самого себя, и тетрадку, где он записал свое житие.

Трифону всегда не везло. И промашка с Лжедмитрием — не самая главная. Трифон рвался к подвигу крестителя: крестителя Урала, или Вятки, где до него не было монастырей, а лучше всего — Сибири. Но Трифона вышвырнули с великих поприщ именно тогда, когда струги Ермака уже бороздили камские волны. И вдохновителем Ермакова похода стал не Трифон, а Максим Строганов.

Ермак
Фото: Wikipedia
Ермак

Ушедшие от орла

На Каме стояла строгановская столица — Орел-городок. Мощная деревянная крепость, о которую ломали зубы «буйственные и храбрые и сильные мурзы и уланы Сибирской земли» — так писал строгановский летописец. Строгановы сами дрались на стенах, когда подступали «злокозненные дьяволы», «яростию многою наполненные и зверострашием объятые». Эти слова до сих пор дрожат от ужаса, вложенного в них пером безымянного уральского монаха.

Собственное войско Строгановым не помогло: стрелецкую тысячу забрал себе Грозный. Надежды на Москву не оставалось: совсем недавно изнемогающий Соликамск попросил у Грозного подмоги — и получил икону. И тогда весной 1579 года трое Строгановых — Семен, Никита и Максим — собрались в Орле-городке на совет и решили призвать на помощь волжских казаков. Больше было некого.

Казаки считались особым сословием Руси. Беглые холопы, они сбивались в ватаги и лиходейничали по границам — на Волге и на Дону, в Диком Поле. Казаки грабили татар, тем и кормились. Когда Грозного прижимала нужда, он нанимал казачьи сотни и отправлял на врага вместе со своими полками. Когда татарские ханы за бесчинства казаков угрожали Руси карательными походами, стрельцы отлавливали ватажников и сдавали татарам на расправу.

В 1579 году волжским казакам пришлось особенно туго. На Волге бушевал черемисский бунт. Его раздували степные ханы. Орленые струги стрелецких полков бороздили волжские плесы, а ханам Грозный пообещал перевешать казаков, чтобы ханы не помогали бунтовщикам. Для царских воевод все сделались одной масти: и ватажники, и черемисы. И тут пяти атаманам доставили письмо от Строгановых. Несложно было выбрать между двуглавым орлом и Орлом-городком.

Пять атаманов вместе с ватагами сошли с парусных стругов на строгановский берег. Среди этих пяти был и атаман Ермак. Строгановы изложили атаманам свой план: они, Строгановы, дают пушки, порох и припасы, а казаки идут на Иртыш и громят столицу Кучума. Вся добыча — казакам, лишь бы уняли сибирцев.

И атаманы согласились. Под их рукой было всего-то семь-восемь сотен головорезов, но казаки плевали на тысячи верст пути и десятки тысяч татарского войска. Осенью 1579 года казачьи отряды на стругах вышли в путь вниз по Каме.

На волнах не остается следов. В XVIII веке Кама подмоет Орел-городок, и его башни ссыплются в воду. Нынешнее село Орел вырастет уже на другом берегу. И с этого берега не услышать ответа на вопрос, как звали Ермака Тимофеевича в крещении и откуда он был родом. Но Урал верит, что Ермака звали Василием Алениным, а родом он был из Чусовского городка. Потому он и отыскал дорогу в Сибирь по уральским рекам. Хотя получилось это непросто и не сразу.