Соленое озеро и прыжки в Лену в Усть-Куте
Как живет старейший город БАМа
Как живет старейший город БАМа
Второй репортаж совместного проекта «Сноба» и РЖД «Путь на Восток» — из города, который появился за 300 лет до железной дороги
Город называется Усть-Кут. Железнодорожная станция — Лена. А речной порт — Осетрово.
В место с тремя названиями поезд прибывает на рассвете. Ярко блестит на солнце широкая река — конечно, Лена. Усть-Кут растянулся вдоль нее на 40 километров, а в ширину всего три улицы. «Как кишка», — говорит таксист.
Узнав, что мы едем в санаторий, он воодушевляется: «Санаторий у нас очень хороший. Я туда по программе "Мать и дитя" два раза с сыном ездил. Я вам так скажу: если ты одинокий мужик, поезжай в Белокуриху (самый популярный курорт в Сибири. — Прим. авт.). А если нужно подлечиться, то в Усть-Кут».
В место с тремя названиями поезд прибывает на рассвете. Ярко блестит на солнце широкая река — конечно, Лена. Усть-Кут растянулся вдоль нее на 40 километров, а в ширину всего три улицы. «Как кишка», — говорит таксист.
Узнав, что мы едем в санаторий, он воодушевляется: «Санаторий у нас очень хороший. Я туда по программе "Мать и дитя" два раза с сыном ездил. Я вам так скажу: если ты одинокий мужик, поезжай в Белокуриху (самый популярный курорт в Сибири. — Прим. авт.). А если нужно подлечиться, то в Усть-Кут».
Город называется Усть-Кут. Железнодорожная станция — Лена. А речной порт — Осетрово.
В место с тремя названиями поезд прибывает на рассвете. Ярко блестит на солнце широкая река — конечно, Лена. Усть-Кут растянулся вдоль нее на 40 километров, а в ширину всего три улицы. «Как кишка», — говорит таксист.
В место с тремя названиями поезд прибывает на рассвете. Ярко блестит на солнце широкая река — конечно, Лена. Усть-Кут растянулся вдоль нее на 40 километров, а в ширину всего три улицы. «Как кишка», — говорит таксист.
Про то, как солеваренный завод стал санаторием
Усть-Кутский санаторий построили на месте солеваренного завода, которому город обязан своим развитием: устькутяне любят вспоминать, что соль из их городка отправляли к столу императрицы Екатерины.
«Соль нашу добывали из соленого озера, которое в 1639 году обнаружил землепроходец Ерофей Хабаров. На заводе работали в основном каторжане. Это было очень тяжелое и опасное производство: соль выпаривали в больших чанах, и люди, которые дышали этими испарениями, долго не жили», — рассказывает краевед Светлана Пшенникова.
После революции на месте завода открыли санаторий: оказалось, что вода и грязи соленого озера имеют целебные свойства. Они помогают при заболеваниях опорно-двигательного аппарата и репродуктивной системы. Горожане шутят: «Грязи хорошие: даже женщины беременеют!»
В советское время курорт пользовался популярностью, поэтому в 1980-е построили новые просторные корпуса, лечебный и жилой, а к ним — столовую: пожалуй, единственное место в Усть-Куте, где можно закатить свадьбу человек на пятьсот. С восьмидесятых внутри настолько ничего не изменилось, что санаторий называют машиной времени.
«Соль нашу добывали из соленого озера, которое в 1639 году обнаружил землепроходец Ерофей Хабаров. На заводе работали в основном каторжане. Это было очень тяжелое и опасное производство: соль выпаривали в больших чанах, и люди, которые дышали этими испарениями, долго не жили», — рассказывает краевед Светлана Пшенникова.
После революции на месте завода открыли санаторий: оказалось, что вода и грязи соленого озера имеют целебные свойства. Они помогают при заболеваниях опорно-двигательного аппарата и репродуктивной системы. Горожане шутят: «Грязи хорошие: даже женщины беременеют!»
В советское время курорт пользовался популярностью, поэтому в 1980-е построили новые просторные корпуса, лечебный и жилой, а к ним — столовую: пожалуй, единственное место в Усть-Куте, где можно закатить свадьбу человек на пятьсот. С восьмидесятых внутри настолько ничего не изменилось, что санаторий называют машиной времени.
Без государственной поддержки санаториям, созданным в докапиталистические времена, тяжело. «Мы входим в ассоциацию северных здравниц. Уже пять лет ассоциация предупреждает, что, если ситуация не изменится, санатории повалятся как карточные домики. Обращались мы и к губернатору с письмом, и к президенту. Я не раз была в правительстве Иркутской области, но воз и ныне там. Не знаю, что будет с санаторием завтра и послезавтра, но точно знаю, что я здесь до конца. Будем искать выход».
Родители Светланы приехали в Усть-Кут, как и все в то время, строить БАМ. «Санаторий — моя родина. Я пришла сюда со студенческой скамьи. Нам с мужем выделили деревенский домик поблизости, он развел хозяйство. Жили у нас и гуси. Однажды гусыню сбила машина, она сломала лапу. Гусак утащил ее на озеро к лечебным грязям, и они прожили там месяц. Домой гусыня вернулась на своих ногах. Все газеты тогда про это писали!»
Родители Светланы приехали в Усть-Кут, как и все в то время, строить БАМ. «Санаторий — моя родина. Я пришла сюда со студенческой скамьи. Нам с мужем выделили деревенский домик поблизости, он развел хозяйство. Жили у нас и гуси. Однажды гусыню сбила машина, она сломала лапу. Гусак утащил ее на озеро к лечебным грязям, и они прожили там месяц. Домой гусыня вернулась на своих ногах. Все газеты тогда про это писали!»
«Санаторий — моя родина. Я пришла сюда со студенческой скамьи. Нам с мужем выделили деревенский домик поблизости, он развел хозяйство. Жили у нас и гуси. Однажды гусыню сбила машина, она сломала лапу. Гусак утащил ее на озеро к лечебным грязям, и они прожили там месяц. Домой гусыня вернулась на своих ногах. Все газеты тогда про это писали!»
Без государственной поддержки санаториям, созданным в докапиталистические времена, тяжело. «Мы входим в ассоциацию северных здравниц. Уже пять лет ассоциация предупреждает, что, если ситуация не изменится, санатории повалятся, как карточные домики. Обращались мы и к губернатору с письмом, и к президенту. Я не раз была в правительстве Иркутской области, но воз и ныне там. Не знаю, что будет с санаторием завтра и послезавтра, но точно знаю, что я здесь до конца. Будем искать выход».
Родители Светланы приехали в Усть-Кут — как и все в то время — строить БАМ. «Санаторий — моя родина. Я пришла сюда со студенческой скамьи. Нам с мужем выделили деревенский домик поблизости, он развел хозяйство. Жили у нас и гуси. Однажды гусыню сбила машина, она сломала лапу. Гусак утащил ее на озеро к лечебным грязям, и они прожили там месяц. Домой гусыня вернулась на своих ногах. Все газеты тогда про это писали!»
Родители Светланы приехали в Усть-Кут — как и все в то время — строить БАМ. «Санаторий — моя родина. Я пришла сюда со студенческой скамьи. Нам с мужем выделили деревенский домик поблизости, он развел хозяйство. Жили у нас и гуси. Однажды гусыню сбила машина, она сломала лапу. Гусак утащил ее на озеро к лечебным грязям, и они прожили там месяц. Домой гусыня вернулась на своих ногах. Все газеты тогда про это писали!»
Про то, как детский тренер депутатом стал
Несмотря на то что из Усть-Кута до ближайшего турнира по боксу сутки езды на поезде, городскому боксерскому клубу «Боевые перчатки» в этом году исполняется 35 лет. Тренер клуба Федор Брызгалов проводит занятие на футбольном поле с видом на Лену. На тренировку пришли не меньше 40 мальчиков и девочек разных возрастов.
Брызгалов любит говорить о себе в третьем лице: «Родители хотят, чтобы Федор Викторович взял на себя бразды и был немножечко построже с ними. Дисциплины у детей мало, гаджетов много. А у меня здесь строго: Федор Викторович сказал так и никак иначе. Они еще и дома потом родителей постраивают».
Отвечая на вопросы, он успевает отдавать команды зычным тенором: «Встали все! Поменялись ролями! Бокс!»
Брызгалов любит говорить о себе в третьем лице: «Родители хотят, чтобы Федор Викторович взял на себя бразды и был немножечко построже с ними. Дисциплины у детей мало, гаджетов много. А у меня здесь строго: Федор Викторович сказал так и никак иначе. Они еще и дома потом родителей постраивают».
Отвечая на вопросы, он успевает отдавать команды зычным тенором: «Встали все! Поменялись ролями! Бокс!»
Федор Викторович тренирует детей 27 лет — большую часть своей жизни. «Я вижу, кто пойдет дальше, кто сможет стать мастером спорта, — говорит Брызгалов. — Результатов добьются единицы. От большинства из них толку в спорте не будет, но не это главное. Главное сейчас массовость, чтобы детей вытащить с улицы. 90 процентов моих воспитанников потом поступают в высшие учебные заведения, некоторые из них тоже стали тренерами и работают вместе со мной в "Боевых перчатках"».
После тренировки дети выстраиваются в шеренгу по росту. Старшие увещевают подравшихся малышей: «Как Федор Викторович пальцем грозит?» Малыши показывают — грозят пальцами. Драка прекращается.
После тренировки дети выстраиваются в шеренгу по росту. Старшие увещевают подравшихся малышей: «Как Федор Викторович пальцем грозит?» Малыши показывают — грозят пальцами. Драка прекращается.
«Для меня это не работа, а хобби. А я еще за это получаю деньги, представляете? Дети растут, жена есть, кошку вот недавно завели. Больше ничего и не надо».
Под конец Брызгалов невзначай упоминает, что он — депутат городской думы. «Хотели поставить у нас целлюлозный завод. Надо было согласовать это дело с депутатами. Стали обсуждать. Я поднял руку: "Вы когда-нибудь ловили трехкилограммового ленка?" Они переглянулись. А я, говорю, ловил. И больше ловил. На удочку вытягивал».
Целлюлозный завод на Лене не поставили.
Под конец Брызгалов невзначай упоминает, что он — депутат городской думы. «Хотели поставить у нас целлюлозный завод. Надо было согласовать это дело с депутатами. Стали обсуждать. Я поднял руку: "Вы когда-нибудь ловили трехкилограммового ленка?" Они переглянулись. А я, говорю, ловил. И больше ловил. На удочку вытягивал».
Целлюлозный завод на Лене не поставили.
Про то, как в реку прыгали
Подростки ныряют кто в одежде, кто в трусах. Высота — метров восемь.
Усть-кутские подростки по вечерам собираются на ступенях портовой диспетчерской: напротив удобное место, чтобы прыгать в Лену. Ныряют кто в одежде, кто в трусах. Высота — метров восемь.
Те, кто смелее, зажмурившись и стараясь не размахивать руками, прыгают солдатиком. Те, кто благоразумнее, разводят для прыгунов костер: к середине июня вода еще не прогрелась и у мокрых смельчаков от холода стучат зубы.
Ноги ободраны и у прыгунов, и у благоразумных.
Те, кто смелее, зажмурившись и стараясь не размахивать руками, прыгают солдатиком. Те, кто благоразумнее, разводят для прыгунов костер: к середине июня вода еще не прогрелась и у мокрых смельчаков от холода стучат зубы.
Ноги ободраны и у прыгунов, и у благоразумных.
Про то, как дорога и река город кормили
Синева Лены, зелень лесов и вспышки одуванчиков на склонах. Все цвета такие яркие, словно кто-то выкрутил настройки картинки до максимума. Зелено-синий пейзаж разбавляют вязанки кругляка: лес погрузят в вагоны и повезут на продажу. Тайга обступает Усть-Кут со всех сторон — из любой точки города до чащи можно дойти за 15 минут.
Железная дорога и река — две кормилицы Усть-Кута. Пересекаются они только в одном месте: на единственном железнодорожном мосту через Лену. Впрочем, с 2016 года рядом с ним строят еще один — для второй нитки БАМа. Строят всей страной: промышленные альпинисты приехали из Волгограда, электромонтеры из Белгорода, а прораб — из Воронежа. Новый мост готов, его красят альпинисты.
Железная дорога и река — две кормилицы Усть-Кута. Пересекаются они только в одном месте: на единственном железнодорожном мосту через Лену. Впрочем, с 2016 года рядом с ним строят еще один — для второй нитки БАМа. Строят всей страной: промышленные альпинисты приехали из Волгограда, электромонтеры из Белгорода, а прораб — из Воронежа. Новый мост готов, его красят альпинисты.
Анатолий Сазонов, один из строителей первой ветки БАМа, тоже приехал в Усть-Кут из Волгоградской области, но на 45 лет раньше. До переезда он успел отслужить в погранвойсках, поработать чабаном и закончить железнодорожный техникум.
«Беру в руки "Волгоградскую правду", читаю — там целая страница институтов, училищ. Куда поступать, не знаю, — вспоминает Сазонов. — Глаза закрыл, пальцем повел — тык в железнодорожное училище. Поехал туда и поступил на бригадира пути. За два года выучился и сразу на БАМ, по путевке и по желанию. Тогда БАМ гремел. В деревнях, по радио, везде: "БАМ, БАМ, БАМ! Все на БАМ!" Вот и мне захотелось Сибирь посмотреть. Слышал некоторые рассказы. По радио передавали, да и книги я читал кое-какие. Приехал, посмотрел и навсегда здесь остался».
На БАМе комсомолец Анатолий Сазонов высадился с четырьмя рублями в кармане. За год до его приезда Усть-Кут стал местом начала всесоюзной ударной комсомольской стройки: до станции Лена дорога была, а дальше — нет.
«Каждый год приезжали студенты из Африки. Я у них такие музыки записывал! В городе такой музыки не было, а у меня была, — рассказывает Сазонов. — Со мной в комнате жил геодезист, бурят Валера с Ленского затона. Я с ним как-то приехал туда и очумел: природа, красота! Стали ездить на затон рыбачить. Там и с женой познакомился. Она в десятом классе училась. Волосы у нее были вот такие вот, ниже пояса даже! Как фея. Увидел ее — все, что-то тыркнуло. По сей день вместе живем».
На БАМе комсомолец Анатолий Сазонов высадился с четырьмя рублями в кармане. За год до его приезда Усть-Кут стал местом начала всесоюзной ударной комсомольской стройки: до станции Лена дорога была, а дальше — нет.
«Каждый год приезжали студенты из Африки. Я у них такие музыки записывал! В городе такой музыки не было, а у меня была, — рассказывает Сазонов. — Со мной в комнате жил геодезист, бурят Валера с Ленского затона. Я с ним как-то приехал туда и очумел: природа, красота! Стали ездить на затон рыбачить. Там и с женой познакомился. Она в десятом классе училась. Волосы у нее были вот такие вот, ниже пояса даже! Как фея. Увидел ее — все, что-то тыркнуло. По сей день вместе живем».
У Татьяны Георгиевны и Анатолия Ивановича сын и дочь. Оба железнодорожники. Летом Сазоновы перебираются на дачу в кооперативе «Строитель БАМа» на берегу Лены. Украшенный расписными деревянными наличниками домик похож на пряник — Анатолий Иванович декорировал сам.
«Сибирь меня удивила, — вспоминает он. — Природа — вообще вещь. Верить природе — все равно что богу верить. Только природе верить лучше. Вообще за свою жизнь я не обижаюсь. Мне кажется, хоть я нигде и не был, что весь мир видел».
«Сибирь меня удивила, — вспоминает он. — Природа — вообще вещь. Верить природе — все равно что богу верить. Только природе верить лучше. Вообще за свою жизнь я не обижаюсь. Мне кажется, хоть я нигде и не был, что весь мир видел».
Усть-Кутские легенды
Светлана Пшенникова
краевед и историк
В 50 километрах от нас, вниз по реке, деревня Таюра. При Екатерине II там нашли медь — наши места чем только не богаты! — и построили медеплавильный завод. Но, видимо, в таких невыносимых условиях рабочие трудились, что бежали один за другим. До Иркутска добегали, жаловались генерал-губернатору. Завод этот быстро развалился — до Екатерины далеко, не могла она через всю империю дотянуться. Осталась о заводе легенда. Я ее услышала от одного дедушки, участника Первой мировой войны. Он был неграмотный, в кино ни разу не был, а сказывал так:
«Ну че, девка, слушай. Недалеко от деревни Таюра заводишка знать-то стоял. Медь плавили. Так вот и рассказывали, что потом чудилось тама-ко. Один мужик, Матвеем его звали, со своей дочкой поплыл до деревни Таюры. Деваха-то уже большая была, Дарьюшка ее звали. Осень была, снежок шел и хлеб уже убрали — поэтому-то на полях никого не было. Глухоманишша кругом! Плывут они, вечереет, снежок валит помаленьку. До Таюры еще не доплыли и вдруг видят: на берегу костры горят, людей много, девки смеются. От костра кто-то рукой машет: плывите, мол, к нам. И дочка-то говорит Матвею: "Ну че, тятя, давай пристанем? А то уж темно скоро будет". Ну ладно. Подплывают они к этому месту — мать чесна, нету никого! Ни костров, ни людей, глухоманишша! И снежок по-прежнему валит помаленьку. Тогда и понял Матвей: это же причудилося. Во, говорит, Дарьюшка, греби скорей! А сам упал на дно лодки и давай молиться. Эдак до самой Таюры и молился».
«Ну че, девка, слушай. Недалеко от деревни Таюра заводишка знать-то стоял. Медь плавили. Так вот и рассказывали, что потом чудилось тама-ко. Один мужик, Матвеем его звали, со своей дочкой поплыл до деревни Таюры. Деваха-то уже большая была, Дарьюшка ее звали. Осень была, снежок шел и хлеб уже убрали — поэтому-то на полях никого не было. Глухоманишша кругом! Плывут они, вечереет, снежок валит помаленьку. До Таюры еще не доплыли и вдруг видят: на берегу костры горят, людей много, девки смеются. От костра кто-то рукой машет: плывите, мол, к нам. И дочка-то говорит Матвею: "Ну че, тятя, давай пристанем? А то уж темно скоро будет". Ну ладно. Подплывают они к этому месту — мать чесна, нету никого! Ни костров, ни людей, глухоманишша! И снежок по-прежнему валит помаленьку. Тогда и понял Матвей: это же причудилося. Во, говорит, Дарьюшка, греби скорей! А сам упал на дно лодки и давай молиться. Эдак до самой Таюры и молился».
Рекомендации
Посмотреть
Мини-сериал «Лучшая дорога нашей жизни» о комсомольской стройке БАМа: атмосферно, романтично и красиво снято. «Граждане пассажиры, скорый поезд до Байкала отправляется через пять лет!» — в шутку объявляет один из героев фильма, стоя посреди болота по колено в грязи в начале сериала. А в конце по магистрали действительно едет первый поезд: правда, не через пять, а через 10 лет.
Добротный динамичный советский сериал с хорошей музыкой: серия 1, серия 2, серия 3.
Добротный динамичный советский сериал с хорошей музыкой: серия 1, серия 2, серия 3.
Как добраться
Удобнее всего ночным поездом из Тайшета. Билет в купе стоит около двух тысяч рублей.
Зачем ехать
Отдохнуть в тишине, попробовать рыбу из Лены и оценить лечебные грязи усть-кутского соленого озера.
Текст: Евгения Соколовская
Выпускающий редактор: Татьяна Почуева, Юлия Любимова
Корректор: Наталья Сафонова
Фотографии: Кирилл Пономарев
Продюсер: Кристина Логвина
© All Right Reserved.
Snob
[email protected]
Выпускающий редактор: Татьяна Почуева, Юлия Любимова
Корректор: Наталья Сафонова
Фотографии: Кирилл Пономарев
Продюсер: Кристина Логвина
© All Right Reserved.
Snob
[email protected]