Чара — край трех цветов: желтого, зеленого и синего. Желтая пустыня, зеленая тайга, синие небо и хребет Кодар.

В национальном парке «Кодар», недавно созданном вокруг Чары, шестеро сотрудников и 13 памятников природы. Среди них и горячие источники, и ледники, и вулканы, и Чарские пески — самая маленькая пустыня России.

Сотрудники парка должны создавать инфраструктуру и прокладывать тропы, но в дни нашего приезда все они тушили лесные пожары. Болотоходы тоже уехали на пожары, поэтому мы добирались до песков единственным доступным вездеходом — ногами. От деревни Старая Чара идти в одну сторону километров десять через тайгу.

На выходе из деревни чаринцы просят «не обижаться на наших комариков». Комарики — это оводы или, как их называют местные, пауты. Каждый с хорошего шмеля размером.

«В тайге у нас в парандже ходят и мужчины, и женщины: в августе в походе без накомарника даже есть нельзя. Открываешь накомарник, ложку в рот кладёшь, закрываешь», — рассказывает наш проводник Сергей.

Он — учитель географии и инструктор по туризму. Его родители переехали на Дальний Восток из Тулы — строить БАМ. Потом они вернулись на родину, а Сергей остался: «Я и детям своим говорю: в городе сильно лучше не устроишься. Там специалистов много, а здесь — единицы. И без опыта с руками оторвут».

Он одет в синий камуфляж с заплатками из зеленого камуфляжа. За спиной рюкзак. На поясе охотничий нож, а на ногах резиновые сапоги до колена. У студеной и шумной речки Средний Сакукан — «каменный мешок» с эвенкийского — Сергей достает из рюкзака надувную байдарку и насос.

Средний Сакукан можно перейти вброд. «Но отморозите все, что можно и не можно», — предупреждает Сергей: в конце июня вдоль берегов все еще белеет наледь. Мы переправляемся на байдарке.

Пустыня граничит с болотом. Песок сюда в доисторические времена принесли ледники, марь и вечная мерзлота. По пути нам встречаются медвежьи отметки: зверь метит территорию, обдирая стволы деревьев и оставляя на смоле клоки шерсти.

Вдруг болото обрывается и начинается пустыня.

Сергей идет впереди, не замедляясь ни на секунду. Я стараюсь наступать в его следы — кажется, так идти легче. С каждым шагом из-под ног вылетают фонтанчики песка.

Примерно за полчаса ходьбы мы добираемся до оазиса — озера Алёнушка. Вода в нем теплая, а на полянке рядом можно укрыться от солнца в тени деревьев. Тут обычно устраивают привалы. Есть и скамейки со столом, и кострище.

Со словами «подальше спрячешь, поближе возьмешь» Сергей выносит откуда-то из леса банку тушёнки без этикетки. Ей может быть и 5, и 10 лет, но на вкусе это никак не сказывается.

Пустыня эта не совсем пустынна: местами из песка торчат деревья и кустарники, а низины поросли ломким мхом. На дне впадин бьют ключи, в которых можно набрать воду. Или промочить ноги — как сделала я.

Шишки, щепки и трава выгорают на жарком забайкальском солнце добела. За несколько часов песок отбелил подошвы моих старых кроссовок и натер до блеска резиновые сапоги нашего проводника, теперь они как новенькие. Но ненадолго: возвращаться обратно придется через болото.

Новая Чара появилась благодаря БАМу, а Старая Чара — намного раньше. В деревне все дома деревянные и все не выше двух этажей.

На таком фоне Новая Чара — небольшой в общем-то поселок — кажется почти что городом.

На каждую деревню найдётся другая, жители которой считают первую деревню слишком большой и городской: «Не люблю я в город ездить! Там эти высоченные пятиэтажки, машин много, людей. У нас намного лучше», — отзывается о бамовской Чаре одна из участниц казачьей вокальной группы «Надежда».

Ансамблем руководит станичный казачий атаман Борис Акайкин — поэт, композитор, певец и медтехник в больнице. В основном «Надежда» поет песни его сочинения, но в репертуаре есть и бамовские. Главная соратница Акайкина и создательница коллектива — Любовь Яковлевна, она же Любаня.

Пока идет концерт, по холлу дома культуры, вооружившись водяными пистолетами, бегают внуки исполнителей. К концу выступления они начинают заглядывать на сцену.

Красавеллы и казаки расходятся: нужно поливать огороды. У дома культуры припаркованы семь велосипедов — на них ездят участники ансамбля. Борис водит черные «жигули», которым стукнуло 35 лет. Певуньи называют «жигули» «мерседесом». Борис — «старушкой».

Таксимо — последняя электрифицированная станция БАМа. От него и до самого океана пока ходят только тепловозы, но РЖД планирует постепенно электрифицировать несколько участков: в первую очередь от Комсомольска-на-Амуре до порта Ванино, последней станции магистрали.

Каждый день между Таксимо и Тындой отправляется в путь до 14 грузовых поездов в каждую сторону — это почти 18 миллионов тонн грузов в год. Развитие БАМа и строительство второго пути позволит запустить по этой линии до 39 пар ежедневно и перевозить до 47,5 миллиона тонн грузов ежегодно.

Железная дорога — один из основных работодателей в Новой Чаре и единственный, предоставляющий полный социальный пакет с бонусами. Юрий Танков, машинист-инструктор тепловозного депо, раз в неделю берет черный чемоданчик для бумаг, убирает в него кружку и пакет с печеньем и отправляется инспектировать работу своих подчиненных: машинистов и их помощников. Для этого Юрий едет вместе с одной из локомотивных бригад в кабине тепловоза.

Тепловозы и электровозы похожи только с виду. Юрий может объяснить, зачем нужна каждая из деталей тепловоза, но его рассказ звучит так, словно он говорит на неизвестном мне языке. Я понимаю только основное: внутри дизельного отделения нужно ходить с особой осторожностью.

В кабине тепловоза самодельные железные шторки, старенький чайник и растворимый кофе. Юрий степенно достает из своего чемоданчика кружку и печенье.

Евгений поджарый, но уже не такой худой. Может, оттого, что реже ходит в дизельное? Машинист четвертого класса, он работает на железной дороге больше 10 лет. Скоро поедет учиться в Иркутск, чтобы повысить класс до третьего.

У Юрия второй класс. Он мог бы водить пассажирские поезда, но не захотел. «Слишком быстро пассажирский ходит. Раз-раз и готово. Да и денег на грузовом можно больше заработать — всегда найдется возможность поработать сверхурочно».

В 60 вагонах 5573 тонны груза. Чувствуется, что поезду тяжело разгоняться: после Новой Чары дорога сразу же идет на подъем. Товарняк мог бы обогнать и велосипед — тяжелый состав не может набрать скорость больше 30 километров в час.

А подъем большой — восемнадцатитысячник. Значит, на каждые тысячу метров дороги приходится 18 метров подъема. И так пока не перевалим за горный хребет в Якутию. Визуально подъем почти незаметен, но на самом трудном его участке к поезду сзади присоединяется толкач — тепловоз, помогающий забраться на гору.

В каждой секции тепловоза 3 тысячи лошадиных сил. У грузовых тепловозов бывает до трех секций, у пассажирских — до двух.

Хребет, в который упирается дорога, выглядит неприступным. Кажется невероятным, что товарняк сможет вскарабкаться на него, но через три часа от неприступного хребта остается только небольшая сопка. Наверху еще местами лежат сугробы, а некоторые озера так и стоят во льду. Евгений подает три коротких гудка, и толкач, выполнив свою задачу, отцепляется. На спуске товарняк разгоняется до 80 километров в час.

Согласно железнодорожному этикету, нужно помахать всем коллегам, которых встречаешь по пути. Поэтому бригада, как британская королева, приветствует со своей высоты путейцев и других локомотивщиков. Они машут в ответ.

Есть у машинистов и другое развлечение: ручная лиса. Заслышав приближение поезда, она выходит к путям в одном и том же месте. «Садится на задние лапы и выпрашивает еду, — рассказывает Евгений. — Печеньку кинешь — она еще и косо посмотрит. А когда сало или колбаску — бежит довольная! И только ее и видели: усверкает к толкачу, чтобы и у его бригады что-нибудь выпросить. Ей и охотиться не надо, и так толстая. А зимой еще и пушистая».