Александр Шадрин: Никогда не думал, что у меня будет своя коллекция Сальвадора Дали
Как вы начали заниматься коллекционированием?
Для того чтобы заниматься коллекционированием, нужно иметь свободные финансы. Все финансирование культуры начинается тогда, когда появляются сверхденьги, которые направляются не на производство или обогащение, а на создание окружающего мира. Это интереснее, чем просто зарабатывать деньги. Вы можете заработать много-много денег, но вы не будете жить так интересно.
Первые деньги, заработанные еще в 1988 году, я направил сначала на покупку местных уральских художников, а уже потом начал собирать Дали и Пикассо. Может быть, повлияли мои детские воспоминания. В 14 лет в библиотеке, в закрытом хранилище, я смотрел каталоги. И это был другой мир! Босх был в открытом доступе, а Дали находился в спецхранилище. Запретный плод всегда сладок. В итоге, когда у меня появилась возможность выезжать за границу и посещать музеи там, выставки работ Дали были первыми, на которые я отправился. Но я никогда не думал, что у меня будет своя коллекция.
Первую выставку Дали в России проводил Миша Черепашенец в 1994 году. Тогда я уже хотел купить работы, но я хотел купить именно так, чтобы не было никаких вопросов, то есть у того, кто либо работал с Дали, либо владел авторскими правами. Поэтому стал искать, изучать, налаживать контакты. И основной массив работ я приобрел именно у тех, кто работал с Дали: Бенджамин Леви, Жан-Кристоф Аржеле, Пикассо — у галереи Мадура (мастерская Мадура во французском городе Валлорисе, где Пабло Пикассо создал тысячи работ с 1947 по 1971 год. — Прим. ред.). То есть работы куплены у тех, кто непосредственно общался с художником. Потому что, если невозможно купить у художника, надо приобретать у тех, кто был знаком с ним, чтобы не наткнуться на подделку.
В перестройку все началось с вашего знакомства с Михаилом Шемякиным…
Да, я работал с ним. Я первый в Советской России провел ему около сотни выставок — ему, его жене и дочери. Так что я для Миши очень много сделал. Ну и он для меня много сделал. Он ввел меня в этот мир. Нас познакомил Александр Глезер (писатель, поэт, журналист, издатель, коллекционер, один из организаторов «Бульдозерной выставки» в Москве. — Прим. ред.), за что я ему очень благодарен. Миша Шемякин много рассказывал о художниках, очень аккуратно рассказал правду про все, что происходило. Очень аккуратно, понимаете. Потому что мир художника, особенно нонконформистов, очень сложный. Если была бы возможность работать в России, они бы не уезжали никуда.
С конца 1980-х годов вы начали проводить постоянную выставочную деятельность. Стали успешным дилером. Как возникла такая идея, как вы взялись за нее?
Кстати, ни разу никто не задавал так вопрос (смеется). Во-первых, я не видел ничего в этом страшного, потому что это же организация бизнеса. Как и сейчас, хотя уже, правда, меньше занимаюсь, я отдалился, но сын занимается.
Я занимался этим как бизнесмен. Спросил Шемякина: а чего ты не выставляешься? И все — заключил контракты. С музеями вел переговоры, тогда еще все по телефону делалось. Это было довольно примитивно. Но на ура прошло. Я скажу, что выставки Шемякина пользовались еще более грандиозным успехом, чем выставки Дали. Народу было больше. В Москве, когда первый раз Шемякин выставлялся в 1990-х годах, был фурор. У него действительно тогда финансовое положение было довольно тяжелое. А я прилетал каждые две недели, привозил ему наличные. Но это большого труда не составляет. Самое сложное было организовать рекламу. На завоевание каждого нового города уходило две недели: изучить средства массовой информации, с кем рекламу вести, как вести. Каждый город имеет свою специфику. За две недели я все изучал и организовывал бизнес-проект по продвижению выставки. Это было интересно.
