Наташа Хабарова — художница из Санкт-Петербурга, которая, по ее собственным словам, сейчас переживает «период затянувшегося молчания». На своих картинах она изображает «заглушенного» человека. Его перегоревшее, тлеющее тело растекается по плоскости и расслабленно остывает, чтобы затем воспламениться вновь. Хабарова исследует «состояние после удовольствия» — постсексуальную легкость, которой в обязательном порядке предшествует выматывающее, почти уничтожающее человека усилие. Внутреннее напряжение работ Наташи заключено как раз в отсутствии видимого действия на холсте — его заменяет насыщенная энергия человеческого тела, которое Наташа всегда пишет с натуры.

Живая плоть и королева-мать

Женские тела в работах Хабаровой характерно пышные и сильные, своей барочной пластикой они напоминают смазанные формы рубенсовских женщин. Именно таким Наташа представляет архетип «королевы-матери», которому она интуитивно поклоняется с детства. Манера Хабаровой напоминает и картины Фрэнсиса Бэкона. На одной из работ 2022 года тело натурщицы Наташа превращает в большой ком сырого материала, где невозможно различить даже отдельные конечности. Расслабленные позы, которые принимают фигуры Хабаровой, также рифмуются с изображениями распластанных по дивану женщин у английского экспрессиониста.

Наташа пишет пульсирующую живую плоть, передает ощущения от тела, а не его анатомическое устройство. Фигуры у Хабаровой осязаемы, зритель не просто видит, а чувствует эти мощные формы. Как и Бэкон, Наташа отчуждает плоть от ее владельца, но не пытается перемолоть ее в месиво. Она намеренно сохраняет цельность и естественную красоту фигуры даже в тех случаях, когда не показывает тело целиком. Например, в работе под названием «Полчаса» у развернутой фигуры отсутствует голова. Особенно эффектно выглядят акварельные работы художницы, где размытые, но узнаваемые женские черты напоминают разрастающийся химический ожог. Так невроз, заключенный в картину, выходит на поверхность, как бы прожигая бумагу.

В работах Хабаровой отсутствуют сюжетность и атрибуты современности — у обнаженной фигуры в руках ни за что не окажется смартфон. Наташу интересует не быт, а существующее вне времени состояние телесного удовольствия, сопряженное с наползающей на уязвимого в своей наготе человека экзистенциальной тревогой. Наступающее волнение приводит к дереализации: обнаженная фигура сливается с окружающей пустотой и постепенно врастает в расплывающееся пространство.

Цвет и «особенные места»

На смену интенсивному и истеричному красному из более ранних работ пришли приглушенные тона, грязно-розовый, черный и бесчисленные оттенки серого. Такая трупная палитра очень точно передает центральный для сегодняшнего творчества Хабаровой мотив онемения, эмоционального выгорания и погашенной агрессии. Как чуткий патологоанатом, Наташа препарирует еще живые, но затухающие ТЕЛА, размазывает их по бумаге, чтобы вывести заключенные в них красоту и силу НАРУЖУ. Хабарова отдельно акцентирует внимание на «особенных местах тела» вроде округлых груди или бедер натурщицы, где концентрируется плотская мощь ее фигуры.

Довольно часто Наташа пишет тело в приближении, оставляя на холсте исключительно акцентные черты. Таким образом она передает ощущение взаимодействия с чужим телом, позволяет зрителю ощутить его реальным и интимным. Наташа переводит тактильное восприятие в зрительное, через разлитые на бумагу подвижные и мягкие формы позволяет нам приблизиться к плоти.

Иногда автор отходит от явной фигуративности и через цветную абстракцию передает глубокое интимное напряжение, напрямую не привязанное к телесности, но интуитивно относящееся к ней. Такие работы напоминают картины Марка Ротко — они одновременно обобщают впечатление от предмета и помещают зрителя максимально близко к воплощенной эмоции. Писатель Уильям Берроуз называл это «застывшим мгновением, когда каждый видит, что находится на конце каждой вилки».

Мальчики и работа с натурщиками

Мужские формы на картинах Наташи бывают двух типов. В первом случае это менее привлекательные для художницы андрогинные тела, которые она ломает и выворачивает. Хабарова создает полный антипод образу сильной и большой матери, рисует хрупкого мальчика, которого можно загнуть несвойственным мужчине образом. Это такие фигуры, над которыми сама художница имеет полную власть. 

Во втором случае Наташа изображает условного «отца», большого и тучного мужчину, который по своей телесной мощи скорее приближается к матери, но, в отличие от нее, не так изысканно пластичен. На фоне такого портрета мы с Наташей как раз и разговаривали в ее мастерской. «Особенные места», то есть акцентные точки, у мужских фигур тоже есть, но в силу естественных причин они отличаются от женских.На картине 2020 года «Мальчик 112» лежащая мужская фигура медленно выскальзывает из себя и растекается по условному пространству спальни. Ее лицо смазано, а верхняя половина туловища выглядит неотделимой от фона. Подробнее всего Хабарова прописывает гениталии как центр телесного напряжения — плывущая по телу героя и размывающая его пульсация исходит именно оттуда. Это возвращает нас к упомянутому в самом начале мотиву постсексуальной усталости.

От своих натурщиков Хабарова не требует участия — слишком активное существование другого человека в мастерской сбивает фокус художника и не позволяет ему превратить визуальное впечатление в высказывание. Чтобы картина получилась, автору требуется соблюдать дистанцию с позирующим человеком, ощущать его тело одновременно желанным и недостижимым, чтобы правильно интерпретировать чужую уязвимость и сексуальность. В противном случае подходящий художественный момент может быть упущен в силу неправильной атмосферы, избыточного эмоционирования, которое исходит от натурщика.

Глава 4. Клякса кота, масло и этюды

Функцию автопортрета у Хабаровой выполняют картины с котом, низведенным до монохромного черного пятна. Клякса кота, чаще отвернутая от зрителя, точнее всего передает авторскую отчужденность, состояние «наедине с собой», где художник предпочитает показывать не самого себя, а узнаваемый атрибут своего одиночества — черного кота, который петляет по спальне и разделяет с хозяином усталость.

Материал у Хабаровой целиком подчиняется ее художественному методу — мягкая бумага волнится, сжимается и надрывается, намокая. Холсты, которые использует Наташа, также часто оказываются травмированы. Важно понимать, что это не намеренно добавленные автором дефекты, а непреодолимые издержки творческого процесса. Хабарова воспринимает новый холст как только что купленную обувь, которую художнику необходимо сперва разносить, чтобы работать стало удобнее. Удобством продиктован и выбор масляных красок, которые дольше подсыхают и, в отличие от акрила, легко смазываются при необходимости. Из практических же соображений Наташа иногда использует акрил, гуашь и уже заявленную акварель.

В выпуске про Александра Жерноклюева мы рассказывали о том, как художник намеренно избегает этюдов, чтобы не «пересушить» финальную картину. В этом смысле Хабарова больше похожа на Бэкона. Почти все ее картины — это этюды, которые не нуждаются в продолжении и с самого начала существуют как полноценные работы. В отличие от Наташи, Фрэнсис все же финализировал свои художественные поиски, упаковывал их в какую-то грандиозную итоговую картину, в то время как Хабарова воплощает свой авторский замысел сразу, представляет разные варианты как равные.

Интересно, что работы Наташи оживают не по написании, а в момент, когда случается узнавание извне. Зрительское удивление позволяет Хабаровой преодолеть усталость от картины и самой себя. Авторская интерпретация плоти через ее биоморфный слепок на бумаге заканчивается не автором, а кем-то посторонним — отчужденная плоть уже не равняется телу натурщика, которого зритель не видел.

Я изнемог, я так устал

Центральное переживание, которое пронизывает почти все работы Наташи Хабаровой, — это мысль о том, как внешний мир постоянно требует от нас какого-то значительного усилия, но все, что мы можем предложить взамен, — это бесконечная рефлексия и унылое лежание голышом посреди туманного нигде. Вот только моменты нервной перегрузки, которые Хабарова изображает на своих картинах, — это и есть самая важная эмоциональная работа. Человек красив в своей уязвимости и честен в своей усталости. Чтобы все получилось, ему нужно не встать с кровати, а разрешить себе проваляться на ней хоть вечность перед следующим значительным рывком.

Автор Егор Спесивцев