Бабушкин завет

Мой посетитель был молод, имел вид типичного работяги, пришел один и выглядел растерянным. Я сразу насторожилась и дополнительно сконцентрировалась: чтобы такой человек в одиночку явился к психологу в детскую поликлинику, с ним самим или с его окружением должно было произойти что-то серьезное, возможно даже трагическое.

— Меня зовут Кирилл, — сказал он. Я кивнула.

— Я женился, чтобы угодить бабушке, — продолжил Кирилл и замолчал, явно ожидая моей реакции.

— Именно бабушке? Это весьма необычно, — осторожно признала я.

— Я сам-то не очень хотел. А теперь у меня двое детей.

— А кто вы по специальности? Кем работаете?

— Электромонтер я, — ответил Кирилл с явной симпатией к своему роду деятельности.

Я мысленно выдохнула и с трудом сдерживала желание широко улыбнуться.

— А с чем же вы ко мне?

— Я вашу книжку в детстве читал. Про беспризорников. Лет в 12, наверное. И представлял себя, как будто это я — ее герой. Живу себе такой в полосе отчуждения у вокзала. Одинокий и отверженный обществом. Грубый снаружи, но добрый и чуткий сердцем… Мы ее на литературе проходили, и я потом сочинение написал. От души. Учительница еще, помню, тогда прямо так, перед всем классом и удивилась: надо же, Казанцев, оказывается, у тебя душа есть и она, если надо, разговаривать умеет. А чего ж она все эти годы молчала-то? Я запомнил потому, что она мне тогда пятерку по литературе поставила, и потому, что это была хоть какая, но похвала. А меня редко хвалили. Я плохо учился потому что. Совсем плохо. 

— С трудом усваивали программу? Или по другой причине? — уточнила я. 

— Запустил с самого начала. И не понимал ничего. Попробую, бывает, учителя на уроке послушать и слышу: бу-бу-бу. Ничего не понятно. Потом вот с физикой, к примеру, уже в училище разобрался — оказалось, там просто все и как-то… ну, по-честному, что ли. Что соединишь, сколько току подашь, сколько сопротивления поставишь, ровно то самое и получишь, никаких тебе уверток, а если что не так, так это надо пробой где-то искать… Но это мне по специальности, а вам, конечно, все неинтересно… 

— Мне очень интересно! — честно сказала я (такие вот примеры ранней и глубокой педагогической запущенности, которые потом благополучно компенсировались, меня действительно всегда завораживали). — Дело в том, что я-то сама в школе училась преимущественно на пятерки, но с физикой так никогда и не разобралась — ни тогда, ни потом. Просто механически подставляла значения в формулы, совершенно не понимая, что все это означает в реальном мире.

— Да там на самом деле все просто, и законов этих не так-то уж и много! — очень оживился Кирилл. — Вот смотрите… — он явно искал взглядом карандаш и бумагу и уже присмотрел их на моем столе. Я быстро представила себе, как электромонтер Кирилл сейчас объясняет мне закон Ома и я наконец-то, ближе к концу жизни, его понимаю… Но ведь он на самом-то деле пришел ко мне с какой-то проблемой, и где-то там, в непосредственной близости от него, имеются два ребенка, судя по возрасту Кирилла, очень юных, и еще эта таинственная бабушка, своей волей заставившая внука жениться…

— Отставить физику! — решительно сказала я. — И ваши, и уж тем паче мои проблемы с ней остались в далеком прошлом. Расскажите о вашей нынешней ситуации. С какой проблемой вы пришли?

Рассказ Кирилла оказался и обыденным, и оригинальным, и драматическим одновременно.

Начал он естественно с бабушки. Любимый муж — пролетарий с золотыми руками и добрым сердцем — умер от раннего инфаркта. Молодая вдова, без особого образования, много и тяжело работала на самых разных работах, чтобы поднять дочку. Вокруг — стремительно нарождающееся общество тотального, еще голодного потребления. Дочке, по всей видимости, все равно не хватало всего, в том числе и в первую очередь — любви и внимания. Еще совсем девочкой она говорила матери: я замуж за богатого выйду! Он будет меня любить и баловать, и ты тогда тоже отдохнешь. Мать только молча усмехалась таким мечтам, но вслух никакого психоанализа им не проводила: не было у нее на это ни сил, ни образования, да и желания, если честно говорить, тоже. Придумывает себе девчонка и ладно.

Однако, пользуясь вечным отсутствием матери, девочка к конкретным поискам любви приступила очень рано, уже лет в четырнадцать-пятнадцать. Причем каждый раз с пеной у губ утверждала, что это настоящая любовь и они с очередным избранником будут вместе всегда и она его спасет, а он — ее, и все у них будет ну просто зашибись как хорошо. Тут мать уже пыталась дочери что-то объяснять, запрещать, но никаких реальных возможностей влияния у нее, увы, уже не было. Девочка просто убегала из дома и днями, а потом и неделями жила непонятно где. Милиция честно, но вяло ее искала, несколько раз возвращала домой, но посыл в сторону матери от всех государственных органов всегда был один и тот же: лучше воспитывать надо было дочь, а еще лучше — думать, когда и от кого ее рожала. Мать от такого только тихо плакала в подушку по ночам, ибо отца девочки она всегда считала самым лучшим на свете человеком, и после его смерти все остальные мужчины, которые появлялись в ее жизни, казались вторым сортом.

Через своих меняющихся возлюбленных, в поисках настоящей любви девочка бросила школу, потом пристрастилась к алкоголю, а потом, спустя несколько лет, и к наркотикам. Как ни странно, в своей несчастливой судьбе она почему-то все время обвиняла мать. «Все травмы из детства!» — бабушка Кирилла хорошо запомнила эту фразу, брошенную ей однажды пьяной в хлам дочерью, которую она пыталась раздеть и уложить в кровать. Фраза была ей не особенно понятна, но сильно задевала: она ведь так старалась все эти годы!

От одного из сожителей дочь забеременела и пропустила время аборта. Узнав о беременности, старалась не пить и, если ей можно было верить, совсем не употребляла психоактивные вещества. Потом все-таки сорвалась. Пьяной, с диким давлением молодую женщину привезли в больницу, потом в роддом, и там медики, посовещавшись, стимулировали роды. Кирилл родился в середине восьмого месяца беременности, к удивлению медиков, совершенно здоровым. Его все-таки положили в кювез и спросили у матери: забирать-то будете? Или оформляем отказ? Женщина попросила пару дней на подумать. А через пять дней после родов просто сбежала из роддома с подъехавшими на машине друзьями. У медиков остался контактный телефон матери, которая в роддом к дочери, естественно, каждый день являлась как часы.

— Так и так, — сказали медики. — Дочь ваша скрылась в неизвестном направлении. Даже записки не оставила. Отец неизвестен. Ребенка пока  оформляем в дом малютки? 

— Никакого дома малютки! — ответила бабушка. — Я еду его забирать.

Существовали конечно какие-то документальные препоны, но тут уж все госорганы сработали заодно и помогли бабушке Кирилла их благополучно преодолеть. И из роддома Кирилла сразу забрали домой.

Мать иногда проявлялась. Трезвая — почти никогда. Бабушка охраняла от нее ребенка, но под своим контролем все же давала им поиграть. Пусть запомнит. Удивительно, но Кирилл и вправду запомнил. У него есть в памяти образ матери, склонившейся над ним, улыбающейся и протягивающей ему игрушку. Помнит ее свисающие по обеим сторонам лица каштановые, слегка вьющиеся на концах волосы. Он протягивает к ним руку, чтобы схватить, притянуть к себе. Хороший образ, светлый.

Ради ребенка мать два раза лежала в больницах, видимо, пыталась выкарабкаться. Не получилось. Сразу после второй госпитализации сорвалась и умерла от отказа практически всех органов. Через две недели после ее смерти Кириллу исполнилось три года.

Дальше Кирилла растила бабушка. Она с ним много играла и читала ему вслух много книжек. Потом купила компьютер и осваивала его вместе с внуком. Свое детство Кирилл помнит как абсолютно счастливое. В школе он, несмотря на то что плохо учился, всегда мог постоять за себя. Если надо, дрался, если мог — договаривался. У него в школе всегда было много друзей. Они везде лазили, в основном по заброшкам. Потом Кирилл несколько лет занимался паркуром. Бабушка очень рано объяснила Кириллу все про мать и про алкоголь, и про наркотики. Он всего этого всегда сторонился — понимал и принимал, что его риски выше, чем у обычного человека. Во всех компаниях прямо так и говорил: «Извиняйте, ребята, я сирота, вы ж знаете, у меня и отец и мать были и алкаши и наркоши. Нельзя мне этого совсем — вы ж понимаете?» Те, кто не понимал, в друзьях не задерживались. Те, кто остался, все понимали и принимали как есть. Даже, бывало, в пример Кирилла друг другу ставили. 

Потом Кирилл закончил училище, стал много и хорошо, в охотку работать, купил машину и в свободное время начал с друзьями ездить по бездорожью. Увлечение такое. Проваливаешься в ямы, в болота, потом вытягиваешь машину домкратом или другой машиной, опять проваливаешься — а чего, очень интересно. У нас в Ленобласти каждый год десятка полтора соревнований по этому виду деятельности. Потом на машине наклейки — вот, дескать там и там в таком-то году я проваливался, а потом все-таки вылез. Жизнь! 

Женщины Кирилла, в отличие от вытаскивания машин из болот, не интересовали. Да они там, где он обычно бывал, если честно сказать, не часто и встречались. Но тут бабушка сказала: Кирюша, мне уже помирать скоро. И есть одна к тебе просьба. Кирилл дико испугался. Он все понимал, в том числе и про бабушкин возраст. Но она же была всегда! Как же он без нее?

— Что мне сделать, бабуля? — спросил Кирилл, сдерживая слезы.

— Хотелось бы правнуков увидеть.

— Да где ж я тебе их возьму?! — удивился мужчина.

— Жениться тебе для этого придется, Кирюша, — вздохнула старушка. — Но это ничего. Я-то потом помру, а ты — присмотренный останешься.

Кирилл надолго и тяжело задумался. В конце концов решил: в сложившихся обстоятельствах отказать единственному родному человеку в его просьбе он просто не имеет права.

— Но ты мне тогда сама жену найдешь, — поставил он условие. — Потому что я этого, насчет ухаживать и всякое такое, не хочу и не умею совсем. Видел еще со школы, и потом у друзей, как их девицы по-всякому выкобениваются, меня, прости, но — тошнит от этого.

— Хорошо, Кирюша, так и сделаем, — тут же согласилась бабушка. — Ты у меня парень видный, не злой, непьющий, и руки из того места растут. А чтобы у мужика ума была палата — это не всякой и надо. Найду тебе жену самую лучшую — не волнуйся ни о чем.

За месяц сговорили одинокую внучку бабушкиной старинной подруги, с которой они еще в перестройку на рынке в соседних ларьках торговали. Женщина была на четыре года старше Кирилла, с образованием, хорошей должностью в райсобесе и квартирой. Правда, некрасивая и неразговорчивая, но Кириллу это в ней скорее понравилось — меньше проблем.

Еще через два месяца сыграли скромную свадьбу. Друзья Кирилла сначала дико удивлялись, но он всем объяснил истинное положение дел, и они тут же согласились: да, братан, понимаем, старушка тебя на ноги подняла, никак ты не мог ее последнюю просьбу не уважить. Это, братан, ты, конечно, все правильно сделал, по-мужски.

Через год родилась дочка. Младенец Кириллу сначала не понравился — странный какой-то и кричит много, но потом он привык и даже с удовольствием уже делал дочке козу и подкидывал ее к потолку. Зато бабушка как радовалась! Кирилл часто после работы заезжал за ней и привозил в гости. Приятно было положить дочку на худые старческие колени и смотреть издалека, как они друг на друга ласково таращатся: бессмысленные голубые младенческие глазенки и выцветшие, точно такого же цвета — бабушкины. Глаза в глаза. В такие минуты Кирилл понимал, что все сделал правильно.

А в остальное время часто — удивлялся. Какой странный дом. Какая странная женщина. Интересно даже иногда, о чем и как она думает? Спросить в голову не приходило. Зачем? И что делать потом с ее ответом? Они вели совместное хозяйство, и у них очень неплохо получалось. Жена хорошо готовила и еще вязала, Кирилл мог все мужское по дому обустроить. Отдыхали — врозь. Кирилл с друзьями на машине в болотах, жена с ребенком в пансионате «Балтийский берег».

Через два года жена сказала: я хочу еще ребенка, ты не против? Кирилл сначала удивился: зачем это? Есть же уже ребенок. Потом поискал разумных возражений в своих мозгах и, к своему удивлению, их не нашел. Отказывать же женщине просто так, без всяких аргументов, показалось неприличным. 

— Ну ладно, давай, — сказал он.

Бабушка, уже совсем слабенькая, очень обрадовалась: может, сын будет! Воспитаешь его настоящим мужиком, как твой дедушка был! Кирилл посмотрел на портрет деда, который висел на стене на самом видном месте, и даже немного вдохновился происходящим. Но родилась опять девочка.

А спустя девять месяцев после ее рождения бабушка упала на пол в коридоре и сразу умерла. Когда Кирилл поднял ее, уже умершую, на руки, ему показалось, что она совсем ничего не весит.

— Теперь дочкам три годика и шесть лет, — сказал мне Кирилл. — Они любят все розовое и постоянно ссорятся и визжат. Жена их почти не разнимает, кажется, ей все равно. А мне часто самому завизжать хочется. И убежать. Навсегда. Или заорать и стукнуть.

Но я понимаю, что все это неправильно и недостойно как-то. Нельзя орать на детей и уж тем более бить их, правда? Бабушка вот меня никогда не била и не орала никогда. А уйти — тоже нехорошо. Это же мои дети и моя, как ни крути, жена. И ничего плохого она мне не сделала, вот свитер, видите, как у Хемингуэя на портрете, это она специально связала, и еще есть, я в них на зимние трофи всегда езжу и не холодно… Не могу же я с ней без всяких причин, как последний подлец… Но и жить там после того, как бабушка умерла, мне тоже не хочется совершенно… там у них все такое… женское, что ли, пусявистое какое-то, розовое, тряпочки везде всякие, и у девочек в комнате, и у нас с женой в спальне… Мне все это прям вот физически не нравится. И общаться я с ними толком не могу, не хочу, просто не понимаю как. И зачем оно все тогда?

Запутался я в общем. Опять, как в детстве, воображаю себя на ровном месте и попусту невесть кем и сам от этого типа страдаю. Но теперь-то я не один! 

Помогите мне решить, если сможете, чего мне дальше-то со всем этим делать.

***

Уважаемые читатели, давайте в очередной раз соберем ваши мнения. И поможем Кириллу сориентироваться на реально сложном перекрестке его жизни. Благополучная на любой сторонний взгляд семья, выстроенная исключительно на сговоре давних подруг-старушек. Мужчину в ней все раздражает. А что все эти годы чувствует женщина, мы вообще можем только догадываться. Но ведь наверняка она что-то чувствует! И есть еще девочки, старшая — не такая уж маленькая, и у них прямо сейчас формируются представления о семье…

Что делать Кириллу? И, может быть, его жене, которую он даже ни разу не назвал в нашем разговоре по имени?

Размышляйте, предлагайте, пишите, в рубрике «Люди пишут письма» все опубликую. Адрес для писем: [email protected]