История давняя: первый визит Вероники ко мне состоялся лет пятнадцать-семнадцать назад.

— Мне мама всегда, с детства говорила: не липни к ним, не дружи с ней, выбери другого кого-то. А я на маму обижалась, злилась.

Передо мной сидела взрослая женщина лет тридцати пяти. «Неужели опять про детские травмы?» — подумала я. Эта тема как раз входила в моду, в околопсихологических СМИ о ней подробно писали, и каждый первый у себя травмы, конечно, обнаруживал.

— Ваше детство прошло довольно давно, — я осторожно прощупала почву. 

— Да, это безусловно так, — кивнула Вероника. — Но проблемы остались. Мама говорила: будет много боли, и ничего не изменишь. Так и выходит.

— Ага, — я покорно наклонила голову. — Слушаю вас.

— «Хорошая семья», «девочка из хорошей семьи» — нужно вам сейчас этот термин объяснять или и так ясно?

— И так ясно, не надо.

Но мне уже было не совсем ясно. Допустим, подростком Веронику тянуло не к самым прилежным и послушным сверстникам, обычное дело, но предупреждение матери про «много боли» в сочетании с «девочкой из хорошей семьи» звучало нетривиально. 

«Может быть, речь о подростковой беременности?» — вдруг догадалась я. Вероника сделала аборт или, наоборот, родила в 16 лет, и вся жизнь «хорошей семьи» пошла наперекосяк. Но опять же — обозначить даже внезапно появившегося ребенка как «много боли», да еще и заранее, до его рождения…

— Девочка из хорошей семьи — это не я, — сообщила между тем Вероника, окончательно меня запутав.

— А вы из какой же? — на автомате спросила я.

— Я из обычной, — усмехнулась женщина, — из однополой: мама и бабушка. Отец слился почти сразу, уехал, алименты не платил. Бабушка тяжело болела, но все же за мной, пока я маленькая была, как-то присматривала. Умерла, когда я заканчивала девятый класс, прямо во время моего последнего экзамена, поэтому я и запомнила. А мама работала на двух работах, чтобы всех нас прокормить и бабушке на лекарства.

— А кто тогда из «хорошей семьи»?

— Моя подруга Аллочка.

— Та самая, с которой вам не велели дружить? И в чем все-таки была такая уж «хорошесть» этой семьи для вашей мамы? Наличие у Аллочки отца? Материальный достаток?

— Нет. Там было трое детей, Аллочка и ее братья, старший и младший, и не было особого богатства, хотя, конечно, семья была весьма обеспеченная: большая четырехкомнатная квартира, большая старая дача на заливе с соснами и застекленной верандой… Все это досталось от деда, он был завкафедрой в Политехе. Отец Аллочки работал в металлургии, был кандидатом наук, писал стихи и летал на легкомоторных самолетах. Мать — филолог, почти профессионально занималась фехтованием, вела группы для детей на общественных началах, и даже когда мы с Аллочкой были уже большими, она все еще успешно выступала на серьезных соревнованиях. Все они были туристами, каждый год расширенной семьей — присоединялись брат отца и сестра матери со своими семьями — уезжали в большие походы на катамаранах. Оба Аллочкиных брата и сейчас занимаются альпинизмом, сама Аллочка, когда подросла, предпочла виндсерфинг, ей, естественно, тут же купили серф… Но на меня, насколько я сейчас помню, какое-то особое, сладко-горькое впечатление произвело вот что: мы с Аллочкой, уже студентами, роемся в каталогах Библиотеки Академии наук, и вдруг она меня с очаровательной улыбкой зовет: «Ника, пойди сюда!» Я подошла, и она мне показывает четыре каталожных карточки на одну (Аллочкину) фамилию почти подряд: смотри, вот это мой прадедушка — он был агрономом, выводил подсолнухи — это его работа, вот это дедушкина по сложной математике какой-то, это папина — по металлургии, это мамина — про частотности в словацком языке. Склонила головку лукаво: так странно их всех здесь повстречать, правда? Придется теперь и мне что-нибудь такое написать, чтобы традицию поддержать. А давай и на твою фамилию посмотрим? Я отказалась, потому что из моих там просто никого не было.

— Как вы познакомились с Аллочкой и ее семьей?

— Недалеко от нашего дома была гимназия, туда набирали по конкурсу в пятый класс, и кто-то, уже не помню кто, мне сказал: а ты же хорошо учишься и хорошо соображаешь, попробуй поступить? Я попробовала и поступила. Там встретила Аллочку. С тех пор мы дружим.

— Дружите и сейчас?

— Конечно. Они меня сразу приняли хорошо, кормили-поили, звали в походы. Я не ходила, там все-таки нужно было много всякого снаряжения и билеты туда-сюда, мама не могла мне купить. Потом фотографии рассматривала, они всегда по итогам похода делали сначала стенгазету, а потом альбомы. И еще мне неизменно давали роль в их домашних спектаклях и обязательно значимую, чтобы я не обиделась. А потом, когда дети выросли и разъехались по своим квартирам, Аллочкины родители усыновили сложного мальчика девяти лет из детского дома и всей большой семьей лечили его и приводили в чувство. Сейчас Слава учится в кулинарном техникуме и печет потрясающие торты ко всем их праздникам.

К этому моменту я уже понимала мать подростка Вероники, которой годами приходилось слушать подобные рассказы. Мне и самой захотелось жить в этой замечательной семье, а собственное, вполне благополучное детство начало казаться тусклым и эмоционально бедноватым.

— С чем же вы пришли ко мне? — спросила я. — Вся эта история в прошлом, а  жизнь происходит здесь и сейчас.

— Увы, похоже, что не в прошлом, — вздохнула Вероника. 

— У вас есть семья, дети?

— У меня есть сын, ему сейчас восемь. Он милый, ласковый, не очень умный мальчик. Его отец бросил нас, когда Олегу было девять месяцев. Сказал: как-то не так я себе все это представлял — и ушел. Хотя, в отличие от моего отца, он исправно платит небольшие алименты и дарит сыну подарки на все праздники.

Я молчала.

— Вы сейчас хотите спросить, есть ли семья у Аллочки, но думаете, что это с точки зрения психологии будет неправильно? — догадалась Вероника.

— Ага, — кивнула я.

— У Аллочки симпатичный, очень креативный муж на десять лет ее старше и шестилетние двойняшки, мальчик и девочка. Муж с юности и посейчас играет джаз в музыкальной группе, которую сам же и создал, и работает продюсером на телевидении. Аллочка научилась играть на укулеле, и теперь они устраивают домашние ансамбли — двойняшки очень музыкальны.

— Черт, — невольно вырвалось у меня.

— Именно, — подтвердила Вероника. — Я получила хорошее образование и как специалист довольно успешна. Моя мама говорит: как бы ты ни выеживалась, все равно у тебя в детстве не было велосипеда. И сейчас я понимаю, что это правда. Я покупаю сыну и велосипеды, и всевозможные игрушки, но это ничего не меняет, кроме того, что Олег не ценит это и не хочет идти ни в какие кружки или музеи. Что мне делать? Перестать общаться с Аллочкой? Но не поздно ли? К тому же я очень люблю и ее, и ее семью, а они все очень расположены ко мне. Как я объясню? Может быть, можно сделать что-то еще?

— Мне надо подумать, — сказала я, настойчиво борясь с видениями всяческих велосипедов, категорически отсутствовавших в моем детстве.

— Да, конечно, я подожду, — согласилась Вероника и поудобнее устроилась в кресле.

— Я придумала, — сказала я через некоторое время.

— Мне записывать? — оживилась Вероника и полезла в сумку.

— Так запомните. У нас есть два наличных важных ресурса: вы уже видели, что вам надо, и вы очень здорово это описываете. У меня есть молодые ребята, из хрущевских кварталов, из Авиагородка, из сел, которые к нашей поликлинике приписаны, они живьем такого не видали и не особо верят, что такое вообще бывает. А вы совершенно в курсе и хороший рассказчик. В общем-то, все это архетип, такое много кому нужно. Но строить надо как минимум вдвоем. Поэтому опишите подробно и поместите объявление: ищу сподвижника, такого, кто хочет того же и не боится трудностей.

— Вот так просто?

— Ага, вот так просто, без всяких терзаний и метафизики. Этого у вас было уже изрядно. Вам не 18 лет, людей вы читать умеете. Выберете того, кто реально хочет и потянет. У вас самой тоже, кажется, накопилось достаточно созидательных сил. Не получилось стать пятой карточкой в библиотеке, как, возможно, получится у Аллочки, но если все сложится, вы будете первой. Тоже вполне достойно.

— Неожиданно, — сказала Вероника. — Но, обещаю, я буду думать.

— Ну вот и прекрасно, — сказала я.

***

— Вы меня не помните.

— Не помню, — соглашаюсь.

— Четыре карточки в библиотеке под одной фамилией.

— Ого! — я сразу вспомнила. — Как вы?

— Моего мужа тоже зовут Олег, как сына. У него сын от прошлого брака, он уже пять лет живет с нами, говорит, с нами интереснее. И еще у нас двое общих детей, сын и дочь. Девочку все, конечно, залюбили, и она к началу подростковости начала выкидывать сомнительные фортели. Я по поводу нее и пришла. Ну и сказать спасибо за то, давнее.

— А как вообще проект «хорошей семьи»? И как поживает ваша подруга?

— Мы купили заросшее поле за Приозерском, на берегу реки. Построили там дом и разбили сад. Еще разводим фазанов и декоративных кроликов — у нас там специальный человек живет, чтобы за ними ухаживать, когда нас нет, хотя мы с мужем сейчас преимущественно работаем удаленно. Наши дети любят животных, в квартире у нас вечно бардак: у старшего сына террариум, у младшего аквариумы, у дочери котики, а Олег-старший как английская королева — держит пару здоровенных наглых корги и занимается их разведением.

— Вы написали книгу?

— Я веду блог о нашей семье, но в основном — о наших животных. У нас много подписчиков.

— А ваша подруга?

— Аллочка развелась с мужем, сейчас в свободных отношениях, ее двойняшки уже родили ей двух внуков, все они часто у нас бывают, почти весь ковид мы жили вместе на берегу нашей реки и чувствовали себя такими подружками-подружками, прямо как в детстве… Даже один раз сплавали вдвоем на старом катамаране, перевернулись, правда, но все обошлось…

— Все получилось? Ощущение «не было велосипеда и не будет» ушло?

— Почти сразу.

— Что же, тогда давайте займемся «фортелями» вашей младшенькой.