После публикации предыдущего материала участница проекта «Сноб» Светлана Горченко прислала мне письмо, в котором подняла вопрос, показавшийся мне интересным и достойным отдельного обсуждения. Приведу цитату:

«Но как взращивать именно совесть? Из вашего материала получается, что оно само собой прорастет.

Важный момент — учить просить прощения. Этого достаточно?

Достаточно, чтобы человек, наученный просить прощения, понимал, что не надо совершать такие поступки?

“Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься…”

Ведь согрешить при таком раскладе можно так, что потом жить невмоготу будет.

А как, на ваш взгляд, связаны совестливость/бессовестность и завистливость?

Допустим, родители хотят воспитать независтливого ребенка и пришли к вам с этим вопросом…»

Да, действительно, про совесть — существенный вопрос. Откуда эта самая совесть берется у человека в процессе его индивидуального развития? Она врожденная? Или ей можно обучить, как, например, обучают человека текущей общественной морали и традициям?

Да и вообще, что она такое, если не стыд и не вина? Внутренний нравственный закон по Канту? Что-то еще?

Не могу утверждать наверняка, но владеющие другими иностранными языками люди говорили мне, что на некоторые европейские языки русское слово «совесть» напрямую не переводится, потому что такого слова в этих языках нет. И это все еще усложняет.

Скажу, как мне это видится, а потом перейдем к теме зависти.

На мой взгляд, совесть развитого индивидуума — это совокупное и сознательно или бессознательно интериоризированное (перешедшее вовнутрь личности) и потом переработанное уже самой этой растущей личностью мнение самых значимых в его развитии людей по самым значимым и базовым вопросам общественного (коллективного, семейного) бытия. Совесть формируется в раннем и среднем детстве, входит в структуру личности в качестве ее важной части и выглядит, точнее, слышится как один из наших «внутренних голосов».

Как это практически работает, я описала в одной из первых своих новелл на «Снобе», в рассказе «Кусок хлеба для блокадной бабушки».

Уважаемые читатели, если будете читать этот рассказ, обратите внимание на комментарии к нему. Он был написан и опубликован в 2009 году, но поднятая там тема передачи межпоколенческого опыта и высказанные там мнения стали сегодня для нашего общества неожиданно и трагически актуальны.

Совести можно практически не иметь (ну не случилось в ранней жизни человека этих «важных и значимых» или ничего существенного они ему не передали). В языке это выражается как «а совести-то у него нет и не было никогда».

Ее можно «потерять», то есть сознательно разучиться ее слышать и ею руководствоваться. Про это прямо так и говорят «и постепенно он совсем совесть потерял». 

Полезна ли структура «совесть»? Я считаю, что да. Она часто помогает адаптации и личности, и группы в целом. Но тут, как и везде, есть разные мнения.

Теперь перейдем к зависти и воспитанию «независтливого» ребенка, с запросом на которого ко мне пришли воображаемые Светланой родители. Следует сказать, что сразу после прочтения письма Светланы я честно пыталась вспомнить: приходил ли ко мне именно с таким запросом хоть кто-нибудь за все время моей тридцатилетней практики. Не вспомнилось. Запрос на конкретное «как сделать так, чтобы он не завидовал тому, что в новой гимназии у всех детей дорогие телефоны, а у него такого нет?» — это встречалось неоднократно и легко трансформировалось в «как сделать так, чтобы он не обвинял нас в том, что мы не можем (не хотим) ему такой телефон купить?» А вот так, чтобы именно про воспитание в принципе «независтливого»… Нет, такого и сейчас не припомню.

Почему же? Ведь вроде бы зависть в общественном сознании считается чувством однозначно нехорошим. И растущий ребенок неоднократно и по разным поводам слышит от взрослых (в том числе и от максимально значимых): «Не завидуй ему! Завидовать нехорошо!»

Почему же это не работает? То есть не совсем не работает, конечно. Взрослея, практически все мы, тем самым методом интериоризации, который описан выше, помещаем зависть в раздел «нехороших чувств» и, когда ее испытываем, внутренне грозим себе пальчиком: «Ну чего ты ему завидуешь? Не надо завидовать! Неправильно это!»

Но при этом — вот удивительно! — благополучно продолжаем завидовать. Когда-то я встречала вполне себе научное исследование, по результатам которого выходило, что в целом чем моложе человек, тем больше, чаще, разнообразней и интенсивней он завидует. С годами интенсивность зависти снижается, а пожилые люди, прожившие более или менее удачную жизнь (которой они сами довольны), часто и вообще уже никому и ничему не завидуют.

Удивительная вещь, правда? Еще раз:

  • практически все считают, что завидовать — плохо;
  • все завидуют;
  • воспитать в принципе «независтливого» ребенка никто не хочет;
  • к старости многие люди завидовать перестают.

К сожалению, сейчас, пока комменты и блоги на «Снобе» не работают, не удастся устроить обсуждение. Но давайте хотя бы чуть-чуть подумаем над этим феноменом. 

Для начала мне хотелось бы немного реабилитировать зависть. Я сама считаю зависть нормальным и порой даже вполне себе конструктивным чувством. Часто очень полезным для адаптации и развития. Смотрите, как это работает.

Вот, допустим, я завидую тому, кто умеет что-либо делать. Особенно в детстве. Она умеет прыгать через скакалку двенадцатью разными способами, и все во дворе ее за это уважают. Завидую ей. Он умеет делать потрясающие ролики в «Тиктоке», и у него десять тысяч подписчиков. Завидую ему.

Что дальше? Я учусь прыгать через скакалку не хуже, а в идеале лучше, чем она. Я много тренируюсь, и через полгода у меня получается. И двор признает мои достижения. Я начинаю сам делать ролики. Сначала они сугубо подражательные, «как у него», а потом постепенно у меня появляется свой индивидуальный стиль, и вот — у меня уже 12 тысяч подписчиков. Ура!

Зависть, особенно в детстве или молодости, — это просто стимул. Стимул к тому, чтобы постараться и научиться тому, что умеют другие, или постараться и приобрести то, что другие имеют. Как правило, «другие» — это люди чем-то замечательные, лидеры мнений или лидеры группы. Что в этом плохого-то, если вдуматься. Просто стимул для развития, движения вперед. И очень легко из этого понять, почему почти не завидуют пожилые люди. Им это просто уже не надо, они по простенькому принципу «стимул — реакция» уже всему, чему смогли, научились и все, что смогли, приобрели, а остальному не научатся или не приобретут уже никогда. У них теперь совершенно другие жизненные проблемы и задачи, и зависть им ни для чего не нужна. Они и не завидуют.

Разумеется, бывает гипертрофированная зависть, когда человек завидует всему и всем подряд, много об этом думает, говорит или пишет, тратит на это много сил и энергии, и ничего, собственно, больше и не делает. Ничему не учится, ничего не приобретает. Или даже пытается что-то у другого отнять или что-то разрушить. Это уже, разумеется, совершенно неконструктивно, но ведь согласитесь, что ровно так же неконструктивно и дезадаптивно любое гипертрофированное чувство. Даже самое положительное в общественной коннотации. Например, забота и участие. Сугубый плюс в нашем сознании. Но одновременно все мы знаем, что длительная гипертрофированная забота о ком бы то ни было приносит тому, о ком заботятся, больше вреда, чем пользы.

Да, на мой взгляд, в вышеописанном случае это уже даже и не зависть вовсе, а скорее переход в злобу и разрушение. Я просто злюсь на свою собственную недостаточность и на тех, кто имеет больше ценного для меня и для окружающих. Не хочу себе такого же (это зависть), а хочу, чтобы у них этого не было.

А что же со всем этим делать родителям? Я думаю, тут правильно будет сначала обсудить с ребенком, как устроена зависть, какие у нее задачи и во что она может превратиться при неправильном направлении сил. А потом просто учить завидовать личным примером, по методу имитации:

— Вот, я в прошлом году позавидовала тете Свете, какая у нее красивая клумба перед домом на даче, а у нас какой-то заросший холмик. Я еще зимой все спланировала, сейчас купила рассаду, и вот увидишь — у нас летом тоже будет красиво.

— Когда я был маленьким, я был труслив, боялся воды и очень завидовал старшему двоюродному брату, когда он красиво прыгал в речку с мостков. Потом, ну вот просто чисто из зависти, пошел в бассейн, сначала, конечно, боялся, а потом постепенно научился прыгать аж с десятиметровой вышки. Завидовать, естественно, перестал. Но знаешь, мы с твоей мамой познакомились, когда я в походе, рисуясь перед девчонками чужой группы, прыгал со скалы, а она увидела и удивилась — как это я такой смелый!