Раз и навсегда. Как изменилась жизнь подростков за последние 50 лет

Почти у каждого человека есть несколько ипостасей или, как называют это психологи, субличностей. Одна из них обычно главенствует в данный момент, остальные на подхвате. У меня — как у всех. И вот чаще всего я, конечно, встречаюсь с подростками поодиночке и нахожусь при этом в ипостаси «психолог».

Но иногда (не часто, но регулярно) в рамках каких-нибудь литературно ориентированных мероприятий я встречаюсь с группами подростков в ипостаси «писатель», так как я автор нескольких подростковых книг. Понятно, что в этом случае мои разговоры с юношами и девушками выглядят существенно иначе, чем разговоры с ними же у меня в кабинете. И вопросы они задают другие, и сами рассказывают о другом.

Очередная такая встреча прошла недавно, и на ней подростки задали мне достаточно интересный вопрос, который вызвал большую и даже в чем-то важную дискуссию. Сегодня я хочу пригласить уважаемых читателей «Сноба» поразмышлять над этой темой и при желании высказать свое мнение.

Ребята сформулировали вопрос примерно так:

— Вы были ребенком и таким же подростком, как мы, уже почти полвека назад. Что, на ваш взгляд, с тех пор поменялось? Не в материальном смысле, хотя нам, конечно, сложно представить, как можно прожить без интернета и мобильной связи хотя бы неделю, как без этого общаться и узнавать обо всем важном. Нас больше волнует другое: что с тех пор изменилось с точки зрения психологии? В чем вы и ваши сверстники были похожи на нас и в чем отличались? По интересам, целям, отношению к каким-то явлениям. Вы видели и помните тех подростков, теперь общаетесь с нами — можете сравнить, да наверняка и сравнивали уже. Расскажите нам.

Я немного подумала и начала как раз с материального:

— У нас не было не только компьютеров и мобильников, телефоны в квартирах и телевизоры тоже появились на моей памяти. Информация передавалась непосредственно от человека к человеку. Плюс книги и радио, которое было практически в каждой квартире.

Из всего моего класса только две семьи жили в отдельных квартирах (по пять человек в двух комнатах), остальные — в коммуналках. У каждой девочки было по два платья: одно выходное и одно повседневное. Почти все мы умели кроить, шить и вязать — за счет этого в старших классах наш гардероб был уже побольше. Я умела еще и вышивать, так как занималась в кружке по рекомендации психиатра. К 11 годам я была совсем «девочка-мальчик», то есть прыгала по крышам, стреляла из лука и ходила в штанах с нашитой на них бахромой, тайком срезанной с занавески. Знакомый психиатр посоветовал моей семье для коррекции моей «мальчиковости» отдать меня в какой-нибудь «девичий» кружок. Бабушка выбрала вышивание. За два года там я научилась вышивать гладью и делать мережки, потом мне это очень пригодилось. После в зоопарке я научилась прясть на веретене — мы выдергивали и вычесывали шерсть из верблюдов, собак и яка и вязали варежки, шапки и жилетки.

Психология? Такого слова мы не знали. Да и само слово «подросток» тогда не особенно употреблялось. Есть дети. Они, конечно, ценность и «все лучшее — детям», но они абсолютно бесправны и вечно находятся в подчиненном положении. Никаких ценных мыслей и уж тем более чувств у детей не предполагалось. Бывали детские капризы, с ними нужно было бороться. И были взрослые, они могли более-менее распоряжаться собой и покупать себе мороженое и игрушки хоть каждый день (но почему-то этого не делали). Приблизительно так нам виделся окружающий мир. Обычный разговор касался только каких-то действий: «Так, ребята, чего сегодня делать будем?» Высшая форма интимности — вопрос о мыслях: скажи, а о чем ты сейчас думаешь? Спросить у кого-нибудь или самому рассказать о своих чувствах никому просто не приходило в голову. Увидев сегодняшние соцсети с их бесконечным индивидуальным и публичным «размазыванием соплей» по поводу испытываемых вчера-сегодня-завтра чувств, я тогдашняя (и большинство моих сверстников) наверняка пришла бы в ужас: как это они вообще решаются на такое?! О чувствах в наше время можно было писать в личном дневнике (но большинство все равно писало только о событиях) и читать в книгах писателей, как правило, давно умерших.

Когда я сама стала как бы писателем и моя повесть была опубликована в журнале «Костер», в редакцию пришло письмо от двух девочек-подруг (мне его передал главный редактор):

«Уважаемая редакция, мы прочитали повесть Е. Мурашовой ”Полоса отчуждения”. Повесть нам понравилась, но дальнейшая судьба героев осталась непонятной. Уважаемая редакция, если Е. Мурашова вдруг еще жива, передайте ей, пожалуйста, пусть напишет продолжение».

Видимо, не мне одной, а всем детям и подросткам тогда казалось, что писатели, книги которых напечатаны, скорее всего, уже умерли.

Главное о психологии «тогда» и «сейчас», как мне это видится: одноразовое и многоразовое поменялись местами.

Большинство вещей в нашей тогдашней жизни служили очень долго. Мы все сдавали бутылки, стирали и сушили на веревках пластиковые пакеты, носили бабушкины кружевные воротники и шубы, мамины блузки, штопали носки и колготки, многие пользовались посудой и ложками XIX века, а кому повезло — и библиотекой из тех же времен (в моей семье хранился лечебник с «ятями», по которому моя бабушка определяла все болезни и назначала лечение домочадцам). На даче у моего знакомого до сих пор работает холодильник ЗИЛ, произведенный в 1956 году. Идея «одноразовости» и избыточного количества вещей была нам абсолютно чужда. Если у меня уже есть осенние туфли, то зачем мне вторые?

При этом мы абсолютно верили (и многие, в том числе и я, эту веру впоследствии воплотили в своей биографии) в «дружбу на всю жизнь», в «одну, настоящую любовь до гроба», думали о призвании, то есть об одной профессии на всю жизнь, полагали вполне естественным прожить всю жизнь там, где родился (в том же доме, квартире, городе, стране) или переехать один раз и уже навсегда «обосноваться на новом месте». Разумеется, мы знали, что в жизни бывает по-разному, но именно все вышеописанное виделось нам желательным, идеальным, тем, к чему надо стремиться. Сейчас все это рассматривается обществом как «многоразовое», то есть нынешний подросток воспринимает как норму то, что в его жизни будет сколько-то переездов, отношений, профессий и т. д., и его это вовсе не расстраивает, а в чем-то, наверное, даже и воодушевляет.

***

После моего ответа еще какое-то время шла дискуссия (некоторые ребята сказали, что им душевно ближе ретроконцепция одноразовых и многоразовых вещей), а сейчас я хочу обратиться с вопросом к уважаемым читателям.

Как вам кажется, насколько изменились психологические аспекты жизни детей и подростков за последние полвека? За тридцать, за десять лет? За последние семь месяцев?

Ответы присылайте по адресу [email protected], а я опубликую их в своем блоге в рубрике «Люди пишут письма». Соберем такой дайджест — мне кажется, может получиться интересно.

Спасибо!