«Там, где зеркало зеркалу снится, тишина тишину сторожит». Белый зал Фонтанного дома открывается после долгой реставрации

Белый зал раньше называли Галереей или Галерейным залом. Задуман он был графом Николаем Петровичем Шереметевым как свадебный подарок для возлюбленной его жены, бывшей крепостной актрисы Прасковьи Жемчуговой-Ковалевой. Ведь надо же было ей где-то петь в Петербурге! А еще он собирался давать там балы, устраивать музыкальные вечера, принимать высший петербургский свет. Проект зала граф заказал знатному итальянцу Джакомо Кваренги. Тот, как водится, затянул, да и с зеркалами во всю высоту стен тоже промахнулся. В общем к приезду из Москвы графа и графини Шереметевых с ремонтом не поспели. Дом встретил непросушенными стенами и неубранными лесами. Обычный российский долгострой.

Если верить легенде, Прасковье все-таки удалось там однажды спеть. Императору Павлу очень хотелось ее послушать. Однако во избежание сплетен и пересудов он предпочел притаиться за одним из зеркал, чтобы никто его не увидел. Даже российский император не мог себе позволить продемонстрировать одобрение брака своего друга детства с бывшей крепостной. Что же говорить о других. Так и простоял этот недостроенный Галерейный зал памятником несбывшихся надежд и тайных страданий.

Петербургский климат оказался вреден Прасковье. Скоротечная чахотка. Тяжелая беременность. Правда, ребенок чудом выжил, но сама она вскоре после родов умерла. На похороны почти никто из высокопоставленной родни и светских знакомых Шереметева не пришел. Безутешный вдовец тогда же распорядился, чтобы и на его похороны никого не звали. Пусть все будет как у графини. Николай Петрович пережил жену на шесть лет. Все сделали, как он сказал. Черный креп на зеркалах, вереница слуг. И никакой родни. Теперь они покоятся рядом под одной могильной плитой в Александро-Невской Лавре. 

Уже при их сыне графе Дмитрии Николаевиче Шереметеве часть зала была приспособлена под мастерскую прославленного художника Ореста Кипренского. Именно здесь он написал самый знаменитый портрет А. С. Пушкина («Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит») и многих других современников великого поэта.

Свой окончательный вид и название Белый зал обрел лишь в 1840-е годы. Перестройкой шедевра Кваренги занимался архитектор И. Д. Корсини. Здесь устраивали великосветские балы, театрализованные действа, симфонические собрания, пел хор графа Шереметева, выступал Великорусский хор Василия Андреева.

После революции Фонтанный дом опустел, замолк, стал Музеем дворянского быта. Но ненадолго. В дневнике Зинаиды Гиппиус находим убийственно точное описание тех лет:

«Я следила, как умирал старый дворец, на краткое время воскресший для новой жизни, — я видела, как умирал город (…) … Да, целый город. Петербург, созданный Петром и воспетый Пушкиным, милый, строгий и страшный город — он умирал».

Все это время Анна Ахматова ищет и не находит себе пристанище. «И веселое слово “дома” никому теперь не знакомо». Гумилев расстрелян. Почти все друзья разъехались. Сын остался в Бежецке на попечении свекрови. Она бездомная, безбытная, безмужняя. Судьба дважды приводит ее в Фонтанный дом. Вначале в один флигель, где она поселилась с В. Шилейко, потом в другой, куда ее позовет жить Н. Пунин. Там она на краешке «сломанной кушетки» примостится почти на тридцать лет. Там переживет и мрак отверженности, и ужас 1937–1938 годов, и позднюю несчастливую любовь, там встретит объявление войны, а после — визит «гостя из будущего», обернувшийся для нее неисчислимыми бедами и несчастьями… И все это будет происходить здесь, на одной площадке с Белым залом, который и стал главным местом действия ее «Поэмы без героя».

Там под кровлей Фонтанного дома,

Где вечерняя бродит истома

С фонарем и связкой ключей, —

Я аукалась с дальним эхом,

Неуместным смущая смехом

Непробудную сонь вещей.

Собственно, «Поэма» — это прощальный бал, который Ахматова дает в честь своих опальных друзей и бывших красавиц 1913 года накануне нового 1941 года. У нее в черновиках есть точное указание: «Белый зеркальный зал (работы Кваренги) в Фонтанном доме, через площадку от квартиры автора».

Правда, история умалчивает, каким образом ей удавалось в этот зал проникать. Здание дворца было опечатано, а с 1945 года это была подведомственная территория Института Арктики и Антарктики, куда «жильцов» — а именно таков был статус Ахматовой — не пускали. К концу 1940-х годов институтская администрация с особым рвением стала выдавливать Ахматову и семейство Пуниных, принуждая «освободить жилплощадь», что им и пришлось сделать в 1952 году. 

Особенных претензий не имею

Я к этому сиятельному дому,

Но так случилось, что почти всю жизнь

Я прожила под знаменитой кровлей

Фонтанного дворца… Я нищей

В него вошла и нищей выхожу… 

А дальше долгая череда лет, почти неотличимых друг от друга. В архиве музея сохранились черно-белые фотографии унылых советских собраний, проходивших в Белом зале Фонтанного дома. На них видно, что фрески замазаны масляной краской, а на стенах в глубине аванзала виднеется фанерная доска почета с фотографиями передовиков. Снять хотя бы первый слой и отмыть зеркала удалось только в конце 1990-х годов, когда Институт, наконец, съехал по другому адресу, а в Фонтанном доме открылся музей музыкальных инструментов. Но и тогда не удалось избавиться от фальшивого духа евроремонта и поспешного новодела.

Подлинная научная реставрация развернулась лишь в 2020 году и продолжалась три года. За это время был восстановлен наборный паркет, воссозданы росписи на пилястрах и стенах, опять засверкала позолота на рамах зеркал, где Ахматовой привиделись тени Серебряного века.

Сегодня, 7 октября, состоится торжественное открытие. С чем от души поздравляем директора Петербургского театрального музея Наталью Ивановну Метелицу и всю команду реставраторов, самоотверженно трудившихся над этим проектом. Как гласит девиз графов Шереметевых: Deus conservat omnia. Бог сохраняет все.