Стратфорд-на-Эйвоне
13.17
– Вам тоже кажется, что здесь ужасно пахнет?
– Что?
– Я говорю, вы тоже чувствуете?
– Что мы чувствуем?
– Что здесь ужасно пахнет?
– Да, что-то такое.
– Я сама ничего не чувствую.
– Да?!
– Мне просто сказали, что здесь пахнет.
– Ну да.
– Я чувствую только запах духов. Может, кстати, ваши?
– Может быть.
– Вы пользуетесь духами?
– Нет.
– А зачем тогда говорите?
– Мне показалось, вы ждали от меня такого ответа.
– Ничего я не ждала.
– Когда, наконец, придем?
– У нас есть вода?
– У меня крем для рук очень сильнопахнущий.
– Но здесь что-то еще.
– Да, я поняла.
– А вы тоже чувствуете?
– Нет.
– Точно?
– Ну, может быть, и чувствую. Но…
– Что «но»? Чувствуете или нет?
– Может, я чувствую оттого, что вы нам сказали, что мы должны чувствовать.
– Я ничего такого не говорила.
– Говорили.
– Нет, я просто спросила ваше мнение.
– Ну, если вы спрашиваете меня, то сейчас мне действительно кажется, что пахнет.
– Кажется или пахнет? Ну?
– Что?
– Пахнет?
– Да.
– И что за запах вы чувствуете?
– Мне неудобно сказать.
– Что?
– Нет, не могу.
– Что же это такое, я вот вообще ничего не чувствую.
– А вы вдохните глубже.
– Сейчас я чувствую запах лаванды. Очень сильный запах. А вот о чем вы говорите, я не понимаю. Лаванду чувствую, а вот то, что вы говорите…
– А это уже мой запах!
– Что значит «ваш»?
– Я только что намазала этим руки, чтобы не чувствовать тот, другой неприятный запах. Вот понюхайте!
– Да, это то, что я чувствую.
– Потому что я только что намазала этим руки, но до этого пахло другим.
– Мы сегодня приедем куда-нибудь или нет?
– Да, вот это очень приятный запах – как называется?
– «Лавандовая долина». Мы уже почти на месте. Я еще раз хочу вас предупредить, что ровно в четыре вы все должны вернуться в автобус. И, как мы договаривались, кто опоздает на одну минуту, будет петь, на две – танцевать, а на три – и петь, и танцевать, но мы этого не увидим, так как уже уедем.
– Между прочим, женщина, что опоздала на прошлой остановке, не пела. Хотя и опоздала.
– Она из Италии.
– Ну и что, что из Италии. Пусть поет «Санта-Лючию». Нам все равно.
– Нет, не буду. Лучше вы сами пойте.
– Не буду. Я не умею.
– За свою долгую жизнь я встречала тысячи людей, и все они пели, хотя и не умели.
– Пусть поет!
– Не буду.
– Это почему?
– Не буду, и всё.
– Что значит «всё»?
– Всё значит всё.
– Нет, вы объяснитесь.
– У меня в Милане умирает мать.
– Простите.
– Да.
– Действительно, извините, я же не знала.
– Я поняла.
– А почему вы не в Милане?
– Какой вы нетактичный, разве можно об этом спрашивать?
– Просто интересно, какое странное желание: у человека умирает мать, а он едет смотреть на место, где родился Шекспир. Странное, странное желание.
– Еще не известно, какие у вас в голове желания.
– А что, вы интересуетесь?
– Нет, я совсем не интересуюсь.
– Мне кажется, это даже символично.
– Прекратите, видите, она плачет. Что за бестактность, ей-богу!
– Не слушайте никого, это вы правильно сделали, что поехали.
– Внимание! Ровно в четыре все должны быть в автобусе, и никаких «не знал», «потерялся», «забыл»... Все слышали? Ровно в четыре.
– Почему вы говорите с нами, как с детьми?
– Я долгое время работала в музее.
– А у меня тетя всю жизнь проработала массажистом лошадей.
– И какая связь?
– Так.
– Получите каждый билеты на посещение дома и сада великого барда.
– Кого?
– Так называют Шекспира у него на родине. То есть здесь.
– Они похожи на купюры – на них печать и портрет сбоку.
– А у Шекспира такие глаза, будто у него тоже кто-то умирает в Милане.
– Прекратите, как можно так шутить!
– Она не слышит.
– Все равно.
– Странная женщина, ей бы с матерью сидеть, а она пожелала к Шекспиру.
– А может, это желание матери? Откуда вы знаете?
– Где Италия и где Шекспир!
– По-вашему, только вы такой умный?!
– Прекратите!
– Тут на билете еще изречение Бена Джонсона: «Он не на время, но навсегда».
– Извините, раз вы тут уже раздаете, могу я предложить всем еще кое-что?
– Кое-что – это что?
– Небольшие буклеты. Вы не будете возражать?
– Если это не реклама, то пожалуйста.
– Нет-нет, это не реклама.
– «Если вы никогда не задаете вопросов, вы никогда не получите ответов…» – Скотт, Дорсет. Кто такой этот Скотт Дорсет?
– Что это?
– Почитаете на досуге.
– «Есть ли что-нибудь в жизни более, чем это?» – какие все вязкие фразы.
– Выходите, наконец, иначе нам не вернуться к четырем.
– Конечно, вы некстати со своими буклетами.
– Наверняка какой-нибудь фонд благотворительный или секта.
– Можете не давать моему сыну, он не читает по-английски.
– Тогда вы почитаете ему вслух.
– Не люблю людей, действующих с напором.
– Как-то вы не по-русски выразились.
– А мы и не в России.
– И, слава Богу, не в Милане!
– Уймитесь в конце концов.
16.07
– Температура в салоне устраивает всех? Что?
– У них там, в середине, холод буквально на ряд, а потом опять тепло.
– Что это такое?
– Не знаю.
– Может, ghost?
– После посещения музея вы уже не можете по-русски?
– Вы верите в привидения?
– Нет.
– А говорите – «гост».
– Могу я предположить?
– Конечно.
– А где ваша брошюра?
– Я ее выбросил.
– Не знала, что отец Шекспира был мэром города.
– А кто вам это сказал?
– В путеводителе.
– Вам понравилось?
– Там так все чистенько, аккуратненько. А мылись в те времена раз в год в июне. Представляю, какая там на самом деле была грязища и вонь! Козлиную кожу выделывали и шерсть там всякую… прямо в доме. Я представляю, какой там стоял смрад и антисанитария.
– Такое ощущение, что вы сюда по просьбе эпидемстанции.
– Как у нас в автобусе?
– Что, опять пахнет?
– Да прекратите вы принюхиваться!
– Лучше бы у Шекспира так пахло!
– А Шекспира-то за что?
– Нет, ну если уж восстанавливать атмосферу дома, так со всей правдой жизни.
– Я тоже за правду.
– Да, вся правда о Милане!
– Не смешно уже.
– А где ваш буклет?
– Ну что вы пристали со своим буклетом, сначала насильно вручили, а потом еще проверяют, где да почему, давят на мозги, не могут оставить в покое.
– Я не давлю.
– Да?
– Да, у нас добровольная организация.
– Ага, значит, все же организация.
– Как я устала. Таскаемся целый день, как бобики.
– Нечего было ехать.
– Не вам судить. Вы вообще вернулись с каталогом «Аргоса». Когда все по музеям, вы, как последняя шмоточница, по лавкам, и уж не вам меня судить.
– А итальянка тоже, между прочим, в музее не была.
– А вы откуда знаете?
– Я наблюдал.
– Наблюдательный вы наш. Вы бы лучше за своей женой наблюдали.
– А вы видели в спальне на втором этаже низкую кровать на колесиках, которая выкатывается из-под другой кровати?
– И что?
– Что? Это тысяча пятьсот шестьдесят четвертый год на минуточку!
– И что?
– А то! Что все уже было давным-давно изобретено, а мы сейчас покупаем и думаем, как прогресс далеко зашел. А на самом деле все то же самое, только в других обертках.
– Я тоже обратила внимание – как в «Икее».
– И что в этом такого? У меня у детей такие кровати, и когда к ним друзья приходят…
– Кому интересно про ваших детей слушать?
– Я не про детей, я про дизайн.
– А мне обои понравились в детской.
– Не было тогда детских. Это сейчас детей затащили на постаменты и молятся. Не доведет это до добра!
– Это не обои, а ткани, которые на стенах висят как альтернатива дорогим гобеленам.
– Не придирайтесь, я говорю, что мне рисунок понравился, а что это – ткани, бумага или еще чего – мне все равно! Маленький Шекспир лежал, наверное, смотрел на эти черно-белые обои.
– А рисунок этот называется «итальянский гротеск».
– Все такие умные.
– Кстати, итальянка опять опаздывает!
– Ну так вот, смотрел он на них, и все его будущие шедевры в голову лезли. Трагедии.
– Ну, во-первых, рисунок мог быть у Шекспира какой угодно: там же написано, что ткани – копии подлинных настенных тканей шестнадцатого века, и совсем не факт, что именно в этом доме они были именно такими или вообще были!
– А вот пол, видимо, на первом этаже все-таки подлинный.
– Как я посмотрю, у нас здесь специалисты собрались.
– Я думаю, если бы Шекспира по его дому сейчас провели, он бы его не узнал. Точно не узнал.
– Зачем же вы тогда смотреть поехали? Если все фальшивое?
– Самое интересное не то, почему я поехал, а почему поехала та, чья мать умирает.
– Вы опять про итальянку?
– А теперь она нас еще и задерживает.
– Странная она, и желания у нее странные!
– Вы лучше про себя говорите. Сами-то зачем здесь?
– Да, действительно, зачем? Затем, наверное, чтобы побывать там, где бывали все, и Шекспир, конечно, и Томас Харди, и Диккенс!
– При чем тут Диккенс?
– Опять пахнýло!
– Да что это такое?!
– Прекратите, сколько можно!
– Обычно кто громче кричит, тот и…
– Так чем же это пахнет?
– Я ничего не чувствую!
– Она опять всех задерживает!
– А мне кажется, итальянка не придет.
– Это почему же?
– Что вы имеете в виду?
– Не придет.
– Как не придет?
– Так, не придет.
– Здесь очень душно…Ɔ.