Вегетарианство и веганство стремительно набирают популярность по всему миру. Альтернативные источники протеина, включая выращенное в лаборатории мясо, становятся все более доступными. Тренд, когда люди отказываются от мяса со звероферм, кажется, будет набирать обороты. Но как далеко он может зайти? И будет ли хорошо, если коровы вообще исчезнут с лица земли, потому что мы перестанем их разводить?

Люди ценят видовое разнообразие. Очень многие интуитивно понимают, что вымирание видов — это плохо. Мы даже иногда больше ценим существование вида, чем жизнь конкретного его представителя. Возьмем, для примера, насекомых: жизнь одной мухи не так важна как существование вида (независимо от того, какую ценность он может представлять для человека). А ценим ли мы коров как вид — и должны ли? Должны ли мы беспокоиться, если они окажутся на грани исчезновения? Должны ли мы предпринимать какие-то действия для их спасения, как делаем это для панд и волков?

Есть, конечно, огромная разница между коровой и пандами с волками. Крупный рогатый скот обязан своим существованием человеку и селекционному размножению, эти животные кардинально отличаются от диких быков, от которых они произошли. Возможно, эта разница должна влиять на наши представления о ценности вида. Может быть, если следовать этой логике, мы обязаны сохранять мир природы и делать для этого все, что в наших силах. Волки и панды — часть естественной природы, они появились благодаря механизму эволюции. Так что на нас лежит ответственность за сохранение этих животных (конечно, речь идет не о долге, а о тех многочисленных обязанностях, которые у нас есть по отношению к нашим детям и окружающим — и порой некоторые из них противоречат друг другу).

Фото: Wikipedia Commons
Фото: Wikipedia Commons

Но коровы — не часть естественной природы, их появление связано с селекцией, а не эволюцией. Поэтому мы можем решить, что свободны от обязательства сохранить этот вид: то, что мы сами создали, мы вправе и уничтожить.

Думаю, мы интуитивно чувствуем разницу между неуправляемым отбором и селекционным разведением. Поэтому многие из нас думают, что вымирание целого вида коров не так плохо, как даже, например, вымирание некоторых видов мух. Во всяком случае, я тоже так думаю. Но я сомневаюсь, что мы должны руководствоваться такого рода «интуитивными» рассуждениями.

Определить различие между естественным и искусственным — задача весьма сложная, а может, и невыполнимая. Мы объясняем себе разницу между коровами, которых мы «создали» сами, и другими видами животных тем, что не считаем себя, то есть создателей, частью природы, естественным образом повлиявшей на ход событий. Это правда, что коровы появились в результате одомашнивания — то есть целенаправленного вмешательства человека. Но правда и в том, что одни виды вмешиваются в развитие и эволюцию других видов постоянно. У животных, на которых охотятся хищники, есть механизмы адаптации — особенности строения ног и другие свойства, с помощью которых у них есть шанс удрать от опасности; буйволовые скворцы или волоклюи буквально живут на спине других животных и питаются насекомыми, выискивая их в шерсти. Примеров множество. Вмешательство одного вида в жизнь и процесс развития другого — нормальная часть эволюционной биологии. Тот факт, что человек влияет на развитие коров как вида, не делает нас — или их — какими-то особенными.

Фото: Thomas Mukoya/Reuters
Фото: Thomas Mukoya/Reuters

Разумеется, есть отличия между тем, как мы вмешиваемся в эволюцию вида, разводя коров, и тем, как из-за необходимости убегать от хищников у некоторых животных формируется особенная анатомия. Мы намеренно отбирали животных при разведении, а хищники влияли на адаптацию других животных случайно: львы вовсе не планировали, что антилопы буду бегать быстрее — напротив, они предпочли бы, чтобы было наоборот. Человек же сознательно добивался тех или иных видовых особенностей, которые есть у коров. И то, что человечество способно планировать условия своей жизни и адаптировать их под себя — это интереснейший факт о нас как о животных, а не причина, по которой мы себя можем животными не считать. Мы вмешиваемся в отбор одним способом — соответствующим особенностям нашего вида, — а другие животные вмешиваются в видовой отбор другими способами — соответствующими их особенностям.

Если допустить (и я с этим согласен), что культура — это тоже адаптация, т. е. естественная особенность человека как вида, то и наши способы взаимодействия с природой, и продукты нашей культуры нельзя считать неестественными.

И если ценность вида не определяется тем, как он появился, есть ли у нас другие основания полагать, что коровы — не такой ценный вид, как панды, волки или какие-нибудь жуки? Не думаю, что это так. Возможно, некоторые животные требуют большей защиты, чем другие, потому что они испытывают боль или способны выражать свои желания. Но эти особенности не должны каким-то образом влиять на ценность вида как такового. А вид может стать вымирающим не только из-за того, что убивают много его представителей, но и из-за того, что его перестают разводить. Так что даже если жизнь конкретной коровы не так важна, как жизнь конкретной панды, это не делает панд более ценным видом.

Ценность вида не должна определяться тем, как он появился и в каких отношениях находится с другими видами. И поскольку у нас есть вполне обоснованные причины сохранять видовое разнообразие и предотвращать вымирание видов, мы должны сохранить и коров. Вероятно, мир, в котором небольшие стада коров все-таки буду гулять по планете (может, для небольшой индустрии убежденных любителей мяса или, например, чтобы наши потомки имели более полное представления о нашей жизни) — будет намного лучше, чем тот, в котором не останется ни одной коровы.

Оригинал статьи — на сайте проекта Aeon. Перевод: Анна Карпова.