Проклятый старый Дон
Тоби, носатый и усатый режиссер, который некогда подавал большие надежды, а теперь занимается рекламой, снимает в Испании очередной ролик — по мотивам «Дон Кихота». Все в этой экспедиции идет не так: ветер не дует, мельницы не крутятся, продюсер едва не застает жену в постели с режиссером, — поэтому Тоби однажды просто сбегает со съемочной площадки. Посетив городок, где он десять лет назад снимал свой студенческий фильм — тоже, разумеется, про Рыцаря Печального Образа, — герой Адама Драйвера надеется вспомнить, что такое настоящее кино и как его делают. Тогда он обошелся без профессиональных актеров, пригласив на главные роли обычных жителей города, и теперь был бы не прочь повидать старых знакомых. Но это оказывается непросто: Санчо спился и умер, дочь местного кабатчика, которой Тоби предрекал карьеру кинозвезды, уехала и стала проституткой, а сапожник Хавьер (Джонатан Прайс) настолько вошел в образ, что тронулся умом и стал считать себя настоящим Дон Кихотом. Теперь неприятная старуха с электрохлыстом держит его в цирковом вагончике, показывая за деньги любопытным туристам, но рыцарь — не без помощи режиссера, которого он принимает за Санчо Пансу, — оказывается на свободе и начинает таскать несчастного Тоби по красочным мирам своего безумия.
«Человек, который убил Дон Кихота» мог бы стать обычным фильмом Терри Гиллиама — про сумасшедших романтиков и размытые границы между реальностью и фантазией, — но жизнь внесла свои коррективы, и теперь саму картину практически невозможно отделить от истории ее создания. Гиллиам уже в начальных титрах сообщает, что фильм «делался и разделывался» больше двадцати пять лет, но, по-хорошему, чтобы оценить весь масштаб этого эпоса, стоило бы предварительно показывать зрителям документальную картину «Затерянные в Ла-Манче» — хронику многочисленных катастроф, сопровождавших фильм. Там были стихийные бедствия, натовские бомбардировщики, судебные процессы, травмы и смерти — в общем, все, что может случиться с невезучей съемочной группой. За это время несколько раз поменялись сценарий, бюджет и актерский состав (в первой версии играли Жан Рошфор и Джонни Депп), но, самое главное, фильм незаметно превратился в историю об убийственной силе искусства.
Искусство несет разрушения и смерть — именно это случилось со студенческим проектом главного героя, из-за съемок в котором жизнь актеров пошла под откос, именно это можно увидеть в финале, когда русский олигарх ставит свою версию приключений странствующего рыцаря, и именно это происходило с самой картиной Гиллиама: умерли Жан Рошфор и Джон Херт, которые в разное время должны были играть Дон Кихота, да и сам режиссер едва дожил до премьеры — его хватил удар, пока в суде решалась судьба уже готового для показа в Каннах фильма. Впрочем, ничего нового в этом нет: Терри Гиллиам в свое время остался без исполнителя главной роли на съемках «Воображариума доктора Парнаса», когда покончил с собой Хит Леджер, а у экранизаций Сервантеса вообще непростая судьба — достаточно вспомнить, как долго мучился с таким же проектом Орсон Уэллс, в отличие от Гиллиама так и не смонтировавший своего «Дон Кихота».
При этом сам фильм — по контрасту с этим мрачным посылом — кажется удивительно жизнерадостным и вызывающе простоватым. Временами, особенно в монологах Прайса-Дон Кихота, еще слышны монтипайтоновские интонации (его «ми-ми-ми» прекрасно рифмуется с «ни!» рыцарей из «Священного Грааля»), но остальной юмор — уровня деревенщины Санчо: с консервными банками, привязанными к мотоциклу, мужьями, внезапно возвращющимися из командировки, и стаккато звонких пощечин. С декорациями — по причинам не то материальным, не то концептуальным — ситуация обстоит похожим образом: все сделано изо льна и палок, а компьютерная графика появляется всего пару раз: кажется, будто она просто осталась от предыдущих инкарнаций картины.
Вообще количество инсценировок «Дон Кихота» в фильме поражает воображение: даже если отвлечься от истории создания самой картины, в кадре все только и делают, что ставят эту историю: взрослый Тоби, снимающий рекламу, молодой Тоби, бегающий вокруг своих героев с ручной камерой, старуха, в чьем вагончике Хавьер играет моноспектакль, друзья сапожника, устраивающие рыцарский поединок, и русский бизнесмен по фамилии то ли Мишкин, то ли Мышкин, отправляющий Дон Кихота на Луну. Каждый раз это заканчивается каким-нибудь бедствием, но странным образом никак не отражается на самом рыцаре: он остается собой, что с ним ни делай — выставляй на посмешище или выдавай за трагическую фигуру. У этого персонажа, впрочем, такая судьба с самого начала: Сервантес писал пародию, пока Дон Кихот, отчасти неожиданно, не превратился в архетип рыцаря и мечтателя. В общем, с одной стороны, искусство убивает, а с другой — как ты ни ставь такие сюжеты, ничего в них все равно не изменишь. И это, конечно, немного странные выводы из фильма, на который 77-летний режиссер потратил больше трети своей жизни.