Недавно от одного из потенциальных доверителей на первой же встрече я и другие адвокаты коллегии Pen & Paper  услышали монолог из пестрого букета статей, комментариев, а также подробного перечня действий, которые нам — адвокатам и юристам — в его интересах необходимо совершить. На вопрос, где же он почерпнул такое количество разрозненной и противоречивой информации, доверитель гордо ответил: «В Гугле. Там все есть». 

Цель обращения к нам в этом случае состояла лишь в использовании статуса адвоката, позволяющего представлять интересы в уголовном деле. Да и то (такой вывод мы сделали из разговора) на всякий случай. Гугл говорил, что в данном случае нет риска «уголовки».

Выяснилось, что наш Google-lawyer (а именно так среди коллег мы называем людей, использующих интернет для квалификации сложных юридических вопросов), изучил в сети Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, сделав, однако, в своем кейсе основной упор на кодекс Гражданский. Убедить клиента, что результатом первоначального google-плана может стать как минимум несколько лет тюремного заключения, было непросто. Стадия «принятия», как говорят психологи, все же наступила — после нескольких встреч и бесед.

Другой «свежий» Google-lawyer, убежденный сведениями из сети, семь раз за встречу задал один и тот же вопрос. Его интересовали основания для подачи заявления о банкротстве, и семь раз получив одинаковый ответ: «После вступления в силу решения суда о взыскании суммы долга», — разочарованно сообщил: «В интернете по-другому написано».

Последние годы мы достаточно часто слышим о роботизации юридической профессии. Крупнейший российский банк неоднократно заявлял о планах заменить штатных юристов роботами. Возможно, этот тренд увеличивает присутствие Google-lawyers на юридическом поле и дает им дополнительную мотивацию. Ведь если робот, пользуясь юридическими базами и шаблонами документов, спокойно может заменить юриста компании, чем Google-lawyer хуже? Не может же Герман Греф ошибаться.

Действительно, простая юридическая работа под силу роботу, и этому уже есть достаточно примеров. Пара вводных в микрофон гаджета, и договор поставки у вас на экране. Базу судебных производств при помощи kad.arbitr.ru может освоить и ребенок. Также и Google-lawyer, вероятно, вполне себе может разобраться с несложной юридической задачей и, например, сам представить себя в потребительском споре. Возможно, даже успешно.

Но использование сети для квалификации сложных и запутанных правовых вопросов, в которых, например, переплетаются нормы гражданского, налогового и уголовного права, можно приравнять к юридическому самоубийству. Да и простая самоквалификация какой-то конкретной, но безобидной по мнению Google-lawyer, статьи зачастую является выстрелом в ногу.

Шутки и новые термины в сторону: тренд на усиление уголовного преследования бизнеса очевиден. Практически каждое бизнес-действие при желании и должном подходе может быть квалифицированно правоохранителями как преступление. В результате из обычной хозяйственной деятельности, как это квалифицировал бы приходивший к нам в коллегию Google-lawyer, уголовное дело может быть возбуждено со следующей мотивировкой: «…являясь должностным лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой организации, действуя из корыстных побуждений, с целью приобретения выгод для себя и иных лиц, имея умысел на причинение имущественного ущерба в особо крупном размере и существенного вреда организациям и физическим лицам…» Букет статей под такую «мотивировку» обширен: статья 159 УК (мошенничество), статья 165 УК (причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием), статья 201 УК (злоупотребление полномочиями) и даже новая 210-я статья УК, вокруг которой уже идет много споров и обсуждений (занятие высшего положения в преступной иерархии), которая, к сведению Google-lawyers, принята не только для борьбы с ворами в законе.

Переместимся из online в offline: не так давно при обыске у одного из бизнесменов под кроватью был найден закон «О банкротстве». Он любил его почитывать перед сном. Впоследствии, по версии следствия, это стало одним из доказательств его причастности к «преднамеренному банкротству».