Про это. Как на российском ТВ начинали рассказывать о сексе и почему из этого ничего не получилось

«Истории русского секса» — подкаст, в котором Екатерина Кронгауз разговаривает с людьми разных поколений, имеющими разный сексуальный опыт, о том, как они занимаются или занимались сексом. Авторы подкаста пытаются понять, как менялись наши представления о теле, об удовольствии и о себе, как мы говорим или молчим об этом, как общество и политика влияют на секс, а секс — на общество и политику.

Екатерина Кронгауз, креативный директор студии подкастов «Либо/Либо»:

Когда я начала записывать «Истории русского секса», я была уверена, что все знают о программе «Про это», что этот опыт у всех есть. Я помню, мне было 13–14 лет, когда ее показывали по НТВ. 

«Про это» можно было смотреть как-то бесконтрольно, или, может, родителей не было, или даже мы смотрели вместе — я не помню. А помню, что по телевизору говорили о геях, о сексуальности, о желаниях так, будто это абсолютно о’кей, все звучало совершенно нормально. И сексолог в ответ на истории героев, от которых у меня глаза вылезали на лоб, говорит: это нормально, все в порядке. И в кадре совершенно невозмутимая и красивая Ханга. 

И я пыталась, конечно, повторить ее путь. Когда она вела «Про это», ей было 35 — как мне сейчас. И я тоже старалась быть невозмутимой, говоря для подкаста с пожилыми людьми о мастурбации, с женщиной, которую в детстве насильно поместили в дурку, чтобы лечить от гомосексуализма, когда я пересказываю историю о сексе людей с ДЦП — я старалась говорить о том, о чем вообще-то уже говорили 20 лет назад, но почему-то снова забыли, что это можно.

В общем, я была уверена, что это такая легко считываемая параллель, пока не выяснилось, что 20 лет назад было очень давно. И большинство людей 20–25 лет никогда не слышали об этой программе. Пришлось рассказать эту невероятную историю от начала до конца. И там было многое, чего я не знала. Особенно о том, каково было Ханге вести эту программу.

Выдержки из подкаста, интервью с Еленой Хангой

Правильно я понимаю, что вести программу «Про это» вам предложил Леонид Парфенов?

Да. Сначала он звонил, но я не воспринимала это всерьез, потому что на тот момент долго жила в Нью-Йорке, училась в Нью-Йоркском университете, собиралась работать психотерапевтом и как-то распланировала свою жизнь, у меня все было гладко и понятно на ближайшие 30 лет. Но потом Леня приехал без предупреждения и сделал предложение, от которого я не смогла отказаться. Он сказал: «Вчера будет рано, завтра   будет поздно. Революционная ситуация, надо делать здесь и сейчас». И предложил попробовать.

Вы помните фразу «говорить о сексе и не краснеть»? 

Конечно, это Парфенов хулиганил. Он придумал, что я единственная ведущая, которая, говоря о сексе, никогда не краснеет.

Вам было легко вести эту программу?

Да ужас, какой там легко! Особенно во время первых записей хотелось сбежать прямо с эфира. Я помню, как стояла с микрофоном, а на сцене происходил какой-то кошмар, и я понимала, что этим управлять не могу. И я стала глазами искать выход из студии. Думаю: я сейчас тихонечко пойду, никто не заметит, а я тихо сбегу. Но видно, там на больших мониторах в студии это все видно, и я услышала голос: «Стоять!» Так  и осталась там стоять на несколько лет. 

Было очень страшно. Не было же никаких указаний сверху, что можно, а что нельзя. И было ощущение, что мы идем по белому снегу нехоженому, там никаких следов нет и непонятно, что под снегом и где ты провалишься. 

То есть вы все-таки краснели?

И краснела, и бледнела, и заикалась, и закатывала глаза. Но Парфенов меня  тренировал. Он, например, перед эфиром ставил меня перед камерой, выключенной камерой, и смотрел: «Вот смотри в камеру и теперь произноси, вот как ты, например, эту часть тела назовешь? Этот процесс назовешь?» Я хихикала. А он: «В твоем возрасте уже хихикать поздно. Уже надо называть вещи своими именами». Еще раз, еще раз, и вот так он меня дрессировал, чтобы я привыкала и уже спокойно к этому относилась. Я еще для себя выработала такую подпорку. У меня подруга была Света, у нее пятеро детей, и она мне говорила: «Лен, представь себе, что ты смотришь в эту камеру и разговариваешь со мной. Вот найди эту тональность, как бы ты со мной говорила об этом. И так и говори, не скатываясь ни в пошлость, ни в уличные разговоры, не переходя на поэтические цитаты, как в фильме "Летят журавли"». Мы искали эту тональность, и как только нашли, мне стало гораздо проще, и я перестала краснеть.

Еще (шеф-редактор программы «Про это») Андрей Лошак очень помогал, который сидел и говорил мне каждый раз, когда я путалась: «Лена, я вам давал почитать Камасутру вчера. Вы опять заснули на первых трех страницах. Я вас прошу готовиться к передаче».

Какие слова и обозначения частей тела и процессов давались вам труднее всего?

Когда говоришь о сексе, ты же не можешь все время говорить: «Секс, секс, секс, секс». И напрашивались разные слова. И когда я заикалась, зрители видели мое смущение и говорили: «Не волнуйтесь, сейчас мы поможем». «Обладать», «любить», еще какие-то синонимы появлялись, они мне в спину шептали, чтобы я не путалась, чтоб не говорила одно и то же. Потому что в голову-то лезли совсем другие слова. Когда речь шла о половых органах, тоже надо было разнообразить свою речь.

А были ли у вас предубеждения, когда вы пришли вести программу? Или вы были толерантны и открыты ко всем видам взаимодействий людей?

Ну вот садомазо. Как нормальный советский человек мог к этому относиться? Про геев у меня не было предубеждений, но мне казалось, что это вообще меня не волнует, знать не хочу, неинтересно, не мое. Тема СПИДа тоже — что нам говорили по телевизору, то я и ретранслировала. А потом все эти люди стали приходить и рассказывать о своей боли, о своих проблемах... 

Но вы же в Америке жили?

Да, я из Америки, но опять же, когда тебя лично эта тема не волнует... Хотя первое, что я сделала, когда приехала в Нью-Йорк, — я пошла и проверилась. И вот за эти три дня, которые я ждала, пока мне перезвонят, я многое передумала. Но, когда тебе сообщают хорошую новость, ты тут же об этом забываешь и тебя это совершенно не касается. А тут я по-новому стала относиться к этим людям. Конечно, передача «Про это» открыла мне глаза. Мы же первые, кто сделал тему о СПИДе и о безопасном сексе.

Говорить на эту тему приехали американские журналисты с 60 minutes — это одно из самых известных американских ток-шоу. И у нас на сцене сидит парень, у которого только что умер друг от СПИДа. И американец ему говорит: «Теперь-то ты знаешь, что надо заниматься безопасным сексом?» А тот ему отвечает: «Ну, это все равно что нюхать цветы в противогазе. Конечно, все равно буду заниматься опасным, потому что это русская рулетка, мы, русские, вот такие». Объяснить это американцу было невозможно. Он ушел ошарашенный, это была эмоционально очень страшная передача. 

А как люди реагировали на вашу программу?

Мы сделали передачу, за которую меня потом хлестали по щекам во всех газетах: секс и инвалиды. Мы до сих пор считаем, что инвалиды не должны заниматься сексом. А я под влиянием Опры Уинфри решила сделать такую передачу. Наши ребята нашли пару дэцэпэшников, которые были друг в друга влюблены. Он жил под Москвой, а она в Москве, познакомились в санатории. И вот эта девушка рассказывает, что такое для нее секс. В студии сидит человек 50 или 60, или даже 100. Муха пролетит — и слышно. А эта девочка с таким трудом говорит. И она мне говорит: «Елена, вот вы считаете, вы разбираетесь в сексе, потому что можете ногу так поднять, так согнуть, сяк согнуть. А секс-то в голове. Вот нянечки могут нас вместе в коляску посадить или даже положить в одну ванную. И вот мы лежим в этой ванной, без воды, и он меня берет за руку, и у меня такой мороз по коже, это так вообще, такое счастье, которое вы в жизни своей не испытывали». И все эти молодые ребята, которые сидели на передаче, — они уходили со слезами на глазах, настолько они прониклись мыслью, что мы отказываем людям с ограниченными возможностями в желании быть такими же счастливыми, как и мы.

Вам трудно было потом, к вам лезли люди со своими историями как к эксперту по сексу?

Ой, ну конечно, это кошмар был. Поздно ночью возвращаюсь домой, таксист останавливается посреди дороги и говорит: «Вы знаете, у меня вот такая проблема». И начинает рассказывать о своих сексуальных проблемах. Я говорю: «Не-не-не, вы мне, пожалуйста, не рассказывайте, я же не специалист. Давайте вы пойдете к врачу, ему все это расскажете». А он говорит: «Да, как на передаче, так вы всяких извращенцев слушаете, а как вот меня нормального послушать, так вы отказываетесь». И запирал просто такси, и я слушала эту пургу. 

Так много людей ко мне обращались со своими личными историями, что я стала просить делать копии передач и передавать им. Потому что к нам на передачи всегда приходил [Сергей] Агарков, потрясающий сексолог, и давал совет, что делать. И потом мы эту практику прекратили, потому что у нас просто не хватало денег на все эти видео, надо же было записывать на кассеты. 

Еще странный феномен: стали подходить взрослые люди, друзья моей мамы, которые для меня были дяди и тети, и рассказывать о своих проблемах. Но это все равно что слушать исповедь мамы — это было ужасно! И я им говорила: «У-у, там, дядя Сережа, ну я что-то не хочу это все слушать». А они прям с упоением, считали, что мне все это безумно интересно. 

Как-то я стояла около подъезда, ждала такси, ко мне подошла старушка и что-то сказала. Я нагнулась к ней, а она плюнула мне в лицо и стала кричать: «Вот тебе за твою передачу». Замечу, что с тех пор прошло уже лет десять, я вела «Принцип домино» уже давно. Но она очень была рассержена. Письма писали, требуя закрыть передачу: «Как вы можете показывать такую гадость, тем более так поздно ночью?» Или писали: «Омерзительная передача, особенно первая, двадцать четвертая и, там, сто четырнадцатая». В общем, были разные отзывы. Но были и очень хорошие отзывы людей, которые благодарили, особенно молодые ребята, которые говорили, что были одни, теперь мы знаем, можно пойти к психотерапевту. В общем, положительного было значительно больше, чем отрицательного, иначе я бы бросила.

А почему программа закрылась?

Что-то такое уже на НТВ началось, я, честно говоря, точно не помню, потому что в Нью-Йорке жила. Я прилетала на три дня, записывала шесть передач и улетала, поэтому я не знаю всего. Но, кроме этого, если говорить о нашей передаче, думаю, мы пошли по ложному пути. Мы вначале говорили, что это передача о любви и сексе. А потом мы ушли слишком в секс. Я помню, поехали снимать в Голландии международный слет садомазохистов. Это был такой кошмар! Там был огромный ангар величиной с футбольное поле. Там они занимались сексом. Я туда вошла и выскочила тут же. И Андрей Лошак говорит: «Лена,   мы тут снимем, вы только подводки потом сделаете». После того, как это показали, думаю, вся Россия больше не была прежней. И дальше надо было идти по нарастающей. Просто душевные истории, милые истории уже не проходили, люди уже хотели жести. И мы пошли в жесть. Это была гонка за рейтингом, разумеется. А после этого уже непонятно, что делать. Мы уже взяли планку, выше которой прыгать было невозможно.

Автор: Анастасия Чуковская