Лев, колдунья и многоуважаемый шкаф. На экраны выходит «Правда» Хирокадзу Корээды

«Моей актерской карьере конец? — спрашивает Катрин Денев. — Нет, молчи, а то еще скажешь правду. Это так страшно». Но бояться ей нечего: все равно в этом фильме не отличить страшной правды от безобидной выдумки, от ненадежных воспоминаний, от лжи во спасение. Здесь все перепуталось, и то, что секунду назад казалось незыблемой истиной, вдруг растворяется без следа, тая в лучах нежного осеннего солнца. Денев уже исполнилось семьдесят шесть, но думать о конце карьеры ей, похоже, рано: урожденная Катрин Фабьен Дорлеак безупречно играет стареющую актрису Фабьен Данжвиль — самовлюбленную, эгоистичную, испуганную, завистливую, щедрую, любящую, гениальную и невыносимую. Понять, где она просто играет саму себя, где начинается беспощадная пародия на великую диву Катрин Денев, а где перед зрителем предстает персонаж, придуманный режиссером Хирокадзу Корээдой, почти невозможно.

Все начинается с того, что в гости к Фабьен приезжают дочь Люмир (Жюльет Бинош), уже много лет работающая сценаристкой в Нью-Йорке, зять Хэнк (Итан Хоук), второразрядный американский актер, и внучка Шарлотта, бойко тараторящая по-английски и по-французски. Люмир и так обижена на свою гениальную мать, никогда не обращавшую на нее внимания, а тут Фабьен еще и издала свои мемуары, где на каждой странице фантазии, недомолвки или откровенная ложь, даром что книга называется «Правда». Зритель ждет уж рифмы с «Ван Гогами» или — поскольку речь идет о матери и дочери — с бергмановской «Осенней сонатой», однако для Корээды это было бы, пожалуй, слишком просто и неинтересно. 

После того, как режиссер получил за «Магазинных воришек» Золотую пальмовую ветвь в Каннах, никто бы не удивился, если бы он уехал в Америку, снял по чужому сценарию романтическую комедию и разругался с продюсерами, после чего мы снова могли бы рассуждать о том, как голливудские студии портят самобытных иностранных режиссеров. Но Корээда вместо этого отправился в Париж, чтобы рассказать вроде бы легкую, остроумную, но при этом очень многослойную историю про очередную странную семью — чем он, собственно, и занимался на протяжении всей своей карьеры. Здесь есть боль, есть слезы, есть драма, но каждый раз оказывается, что дело было совсем не так, что мы опять все не так поняли, что мир устроен гораздо сложнее и лучше, чем казалось. В какой-то момент создается впечатление, что главный элемент этой головоломки — случившаяся много лет назад трагическая гибель Сары, подруги и соперницы Фабьен. Кажется, будто мы вот-вот узнаем страшную тайну, что вскроется старый нарыв, но и эта история вдруг оборачивается другой стороной, печальной и нежной.

Люмир сразу обращает внимание мужа и дочери на тюремную стену, которая возвышается прямо за домом, и у этой метафоры — как практически у всего в этом фильме — есть как минимум два толкования. Может быть, особняк актрисы и есть тюрьма, где все опутаны паутиной лжи и откуда слуги бегут наперегонки, отчего кажется, что в этом поместье все пойдет прахом, застучат топоры, Хэнк, обращаясь к многоуважаемому шкафу, произнесет выученный на актерских курсах монолог, и Фабьен останется одна, словно всеми забытый Фирс. А возможно, только здесь и остался островок настоящей свободы, где все возможно, где никто не скован рамками скучной и всегда неполной правды, где могут произойти любые чудеса. Это Изумрудный город, чьи жители не снимают зеленых очков, искажающих и дополняющих реальность, и не случайно собачку Фабьен зовут Тото, а герои весь фильм вспоминают, как Люмир в детстве играла Трусливого Льва в «Волшебнике из страны Оз».

Впрочем, в этом городе Фабьен не Гудвин, а волшебница — не сразу поймешь, добрая или злая. В саду у нее, например, живет большая черепаха по имени Пьер, и Фабьен говорит Шарлотте, что это ее заколдованный дедушка, которого актриса наказала за плохое поведение. Пьер, первый муж героини Катрин Денев, вскоре появляется на пороге дома, причем все то время, пока он гостит у бывшей жены и играет с внучкой, черепаху никто не может найти: она возвращается только после его исчезновения. Для взрослых у Фабьен есть, конечно, вполне рациональное объяснение происходящего, но кто же теперь поверит колдунье?

В этой семье вообще не склонны говорить правду. Хэнк рассказывает дочери, будто ездит на съемки, хотя на самом деле лечится в это время от алкоголизма. Шарлотта врет высокомерной девочке-актрисе, будто тоже снимается в кино — только не во Франции, а в Голливуде. А Люмир, будучи сценаристкой, и вовсе пишет тексты для своих родственников, чтобы те, выучив нужные слова наизусть, изящнее обманывали друг друга. Может, они и неправы, но кому хуже от того, что дочь считает Хэнка, который становится идеальным отцом, когда не пьет, лучшим папой в мире? Разве не стоило поставить не место малолетнюю зазнавшуюся звезду? И можно ли придумать более искреннее проявление любви к матери, чем те реплики, которые Люмир придумала для разговора Шарлотты с бабушкой?

Корээда, кажется, всю жизнь ведет заочный спор с Толстым о том, действительно ли счастливые семьи похожи друг на друга. Все семьи в его фильмах странны по-своему, и все они заслуживают счастья — даже если не очень представляют себе, что такое правда и зачем она нужна. В правде, конечно, сила, но в семье Фабьен есть любовь — кем бы эти люди ни притворялись, как бы они ни обманывались, что бы они ни скрывали друг от друга.