Мерс Каннингем: жизнь в 3D
В этом фильме для меня самым большим открытием стал закадровый голос Мерса Каннингема. В балете мало кто так владеет словом. У Мерса голос врача-психолога или университетского профессора старой школы. Очень учтивый, спокойный, вдумчивый — воплощенное благородство. Представьте, как если бы академик Дмитрий Сергеевич Лихачев вдруг стал размышлять о современном танце по-английски. Вот приблизительно так звучит Мерс Каннингем.
На самом деле он и есть академик, мэтр, абсолютный классик в пантеоне современного искусства ХХ века. Великий хореограф, создавший не просто знаменитую балетную труппу, но воплотивший в танце целое художественное направление, напрямую связанное со всеми новейшими течениями в живописи, музыке, современных технологиях.
Он был первым на территории, на которую до него не ступала нога ни одного танцовщика. Главная и любимая его идея — идея отказа. Отказа от всего, что не есть танец. От литературы — никакого либретто, никаких сюжетов, которые можно было бы пересказать простыми словами. Отказ от привычных декораций и театральных костюмов: балеты Каннингема — торжество чистого минимализма. Наконец, отказ от музыки! Известно, что некоторые балеты Каннингема начинались в замогильной тишине и ею же заканчивались. «Скорбное бесчувствие» — самая точная формула для описания большинства его опусов. Все подчеркнуто бесстрастно, безэмоционально. Балет как некая математическая формула, которую вычислять привычными способами бесполезно. Движения рождаются спонтанно, мгновенно, как вспышка молнии или электричества.
При этом нельзя сказать, что Каннингем довольствовался исключительно своими идеями. Нет, это не так! И в фильме это показано очень наглядно и подробно. Рядом с ним был его друг, соратник, выдающийся композитор Джон Кейдж, чья музыка стала некой доминантой балетов Каннингема. Как, впрочем, и цветовые решения Роберта Раушенберга, одной из ключевых фигур американского модернизма. Потом к ним присоединится Энди Уорхол, Джаспер Джонс, Рой Лихтенштейн и многие другие. Сегодня список тех, кто входил в ближайший круг Каннингема, читается как энциклопедия современного искусства. Кого тут только нет!
Но важно помнить и то, что здесь никто никого «не обслуживал». Все они существовали на равных, каждый открывал для себя новую, неизведанную территорию, где тело, звук, ритм, свет, цвет рождали новую реальность. Даже трудно определить: что это такое? То ли сон, то ли состояние транса, то ли наркотический дурман. Иногда это происходило, иногда нет. Много было разных обломов, провалов, даже требований вернуть обратно деньги за билеты. Тем не менее судьба Каннингема — это история борьбы на протяжении почти сорока пяти лет. Меньше всего он был склонен к соблазнам саморазрушения, через которые прошли многие его современники. Балетная дисциплина и жесткая школа мисс Марты Грэм позволили ему сохранить потрясающую физическую форму до самых преклонных лет, а заодно пережить все кризисы, неизбежные уходы и расставания. Но работоспособность и постоянная жажда творчества в конце концов побеждали все.
Если судить по фильму, то кажется, что он только и делал, что безостановочно репетировал, танцевал, ставил, а если хотел чуть расслабиться, то садился вязать. Каннингем со спицами и клубком шерсти — миг долгожданного релакса. Вещи, связанные им собственноручно, — это тоже законченные произведения искусства. Некоторые из них потом стали театральными костюмами для его спектаклей.
Понятно, что Каннингему было небезразлично будущее его компании. Но он и тут остался последователен до конца: никаких преемников назначать не стал, а в завещании четко распорядился, чтобы после его смерти труппа просуществовала не больше двух сезонов. Жизнь прожита, точка поставлена, ни одна петля не пропущена. Пора распустить пряжу, как это делала Пенелопа в ожидании Одиссея, желая избавиться от постылых женихов. Осталась память, легенда. Звук имени и документальные черно-белые фильмы, где поджарый человек, похожий на постаревшего фавна со смешным мятым лицом и умным взглядом из-под мохнатых бровей, ритмично вскидывает руки и ноги, как будто пропуская через себя все муки и диссонансы ХХ века.
Все это есть в фильме, который сегодня выходит на экраны. Его автором стала наша бывшая соотечественница, кинодокументалист Алла Ковган, посвятившая Каннингему семь лет жизни. Фактически она вернула из небытия то, что сам Каннингем распорядился похоронить, не надеясь, что его балеты станут когда-нибудь доступны кинокамере. Как запечатлеть все эти круговые вращения в разные стороны? Как передать его сложные отношения с пространством? Как воссоздать балеты, где все построено на спонтанности, на мгновенных переходах из одного состояния в другое? Оказалось, что в технологии 3D это возможно, только стоит очень дорого.
Большая часть времени, как водится, ушла на поиски денег. Почти полтора года Алла провела в архивах. О Каннингеме снято 18 документальных фильмов, существует огромная видеотека. Во всем этом надо было долго разбираться. Большая проблема, с которой столкнулись авторы фильма, — это выбор самих балетов. Из 80 спектаклей, созданных в период с 1942 по 1972 год, вначале отобрали 30, потом 26. Потом пришлось сократить эту цифру до 14.
Известно, что до определенного возраста Каннингем хотел танцевать сам. И танцевал много и безудержно. Все держалось на нем одном и прекрасных танцовщицах, которых он собрал. Более или менее гармоничные ансамбли сложились позднее, только к концу 60-х годов. Алла признается, что ей хотелось показать эволюцию его творческого метода, объяснить ключевые принципы его художественной системы. Причем сделать это максимально наглядно, подключив все возможные средства выразительности.
Отсюда и эпические съемки Нью-Йорка с высоты птичьего полета, и балетные эпизоды, снятые в лесу, и пластические композиции на площади. Кажется, что Каннингем впервые вырвался за границы душной коробки сцены, став частью городской среды или природного ландшафта.
Как ни странно, относительно просто было собрать артистов. Притом что труппа Каннингема официально распущена в 2011 году, многие из тех, кто успел пройти его школу, освоить его технологию, с невероятной готовностью откликнулись на предложение Аллы, поддержав идею запечатлеть балеты мэтра разных лет. И в этом видится не только искреннее уважение к наследию Каннингема, но и тот дух чистого творчества, который всегда царил в его труппе.
— Сейчас это невозможно представить, — размышляет Алла, — насколько Мерс и его соратники были далеки от коммерческих расчетов и соображений. Они были очень щедры друг к другу. Они никогда не начинали свои проекты с вопроса «сколько мне за это заплатят», а творили «чистое искусство», нисколько не заботясь о кассе, о сборах, о собственной выгоде. Сегодня это немыслимо ни в Америке, ни в Европе. Они были по-настоящему свободны. И при этом весь тот период, о котором мы рассказываем в нашем фильме, воспринимается как сплошная агония. Мерс страшно переживал, что у него нет публики, нет денег на содержание труппы, что его время как танцовщика безнадежно уходит. И тем не менее не сдавался. В нем жил вечный двигатель, заставлявший его каждый день все начинать сначала. И еще эта его невероятная убежденность в правильности избранного пути, оказавшаяся сильнее любых обстоятельств. И даже в нашей мучительной ситуации с фильмом это его качество, как ни странно, стало для меня невероятным подспорьем. Ведь в какой-то момент казалось, что мы никогда его не снимем, так много усилий и средств он потребовал. Но я себе говорила: да кто я такая, что смею жаловаться, вон гениальный человек ждал тридцать лет своего признания, а я не могу подождать еще месяц-два-три, чтобы закончить свой фильм о нем!
